В квартире пахло обидой. Ну, если честно, пахло корвалолом или валокордином – Мартин не обладал настолько тонким чутьем, чтобы улавливать разницу в ароматах этих капель. Будь он котом, тогда – да, тогда, вероятнее всего, мог бы. По процентному содержанию валерьянки.
Хотя, если задуматься, котом Мартин все же был. Вернее, котярой, для которого кошки – существенная, но не главная составляющая его жизни.
Но задумываться было некогда, следовало посмотреть, как там его Пафнутьевна.
А неважнецки.
Зинаиду он нашел в кухне, женщина, ссутулившись, сидела на табуретке и безучастно смотрела в окно. Услышав шаги, она обернулась и дрожащим голосом произнесла:
– Мартин Игоревич, это правда?
– Во-первых, почему вдруг Игоревич, а во-вторых, что – это?
– То, что говорила эта девушка?
– Гм, девушка, – усмехнулся Мартин, устало опускаясь на высокий барный стул. – Девушкой эта особь женского пола перестала быть еще в шестом классе, если не в пятом. Что же касается ее болтовни – я, если честно, вообще ничего не понял. Похоже, Альбина перебрала с наркотиками на очередной тусовке, и у нее окончательно поехала крыша.
– То есть, – робко улыбнулась Зинаида, – вы на ней не женитесь?
– Господи, нет, конечно! – Мартина аж передернуло от отвращения. – Да на ней пол-Москвы перележало, от чего только Альбинушка не лечилась за свою не такую уж и короткую жизнь – и от сифилиса, и от гонореи, и от… В общем, от всех ЗППП. Не удивлюсь, если у нее обнаружится СПИД или гепатит В. И чтобы я выбрал матерью своих детей эту всероссийскую давалку?!
– Тогда почему она…
– Ну я же говорю – крыша поехала от передоза! Вы бы слышали, что эта помойка несла там, внизу!
– А кто она вообще такая? Откуда вы ее знаете?
– Да я и не знаю толком, так, виделись пару раз, мельком. Это Альбина Кругликова, дочка Степана Петровича. Вы его видели, он заходил ко мне на партию на бильярде.
– Помню, как же! – оживилась женщина. – Вежливый такой, приятный мужчина. И эта сумасшедшая – его дочь?!
– Увы.
– Вот беда-то! – покачала головой Зинаида.
– Да, в данном конкретном случае природа очень сильно отдохнула на потомстве. Совсем расслабилась. – Мартин сжал ладонями виски и поморщился: – Вот дрянь, а! Ведь совсем уже полегчало, а теперь голова просто раскалывается!
– А вы и не кушали ничего! – подхватилась домоправительница. – И солянка давно остыла, придется разогревать.
– Ох, не думаю, что смогу осилить хотя бы ложку, – простонал Пименов. – Тошнит очень.
– Так надо врача позвать, Якова Борисыча! Давайте-ка ложитесь, а я позвоню.
– Вот еще, ерунда какая! Зачем врач, это просто похмелье.
– Если даже и так, все равно помощь нужна. Сами ведь не справились, вон, бледный, под глазами круги черные. Краше в гроб кладут.
– Это точно, сейчас гримеры хорошо с покойниками работают, я в гробу просто Джорджем Клуни буду. Или Джонни Деппом. Как думаете, Зинаида, кого мне заказать гримеру при составлении плана организации моих похорон?
– Типун вам на язык! Нашли с чем шутить! Так, поднимайтесь, вот так, потихоньку. Да обопритесь мне на плечо, а то упадете сейчас!
– Тоже мне, надежная опора! Да я вас в два раза выше и тяжелее!
– Ну, насчет тяжелее не соглашусь, я вовсе не легконогая лань. Мартин, не пыжьтесь, вам надо прилечь поскорее.
Это точно. Голова все сильнее пульсировала дикой болью, тошнота нетерпеливо топталась в горле, подергивая желудок, малейшее движение провоцировало очередной приступ.
Ничего подобного с тщательно следившим за своим здоровьем Мартином Пименовым еще не происходило, и он, если честно, испугался. Он не привык болеть, он сильный, он здоровый, он ходит в тренажерный зал, у него есть личный врач, Яков Борисович Верник, ворчливый такой дядька, но отменный специалист. Раз в год Мартин проходил под надзором Якова Борисовича полную диспансеризацию, заканчивавшуюся всегда одним и тем же вердиктом – «практически здоров».
И вдруг – такая ерунда!
Поэтому Мартин, не сопротивляясь, позволил Зинаиде отвести себя в спальню и уложить на кровать. Потом он слышал, как Пафнутьевна звонила Вернику на мобильный, но что говорила – разобрать не удалось.
Он почти терял сознание от боли, когда в комнату вбежал запыхавшийся Яков Борисович. Взглянув на своего подопечного, доктор торопливо вытащил из потрепанного, явно старинного саквояжа ультрасовременный тонометр, измерил пациенту давление, шепотом матернулся и захрустел упаковкой одноразового шприца.
Потом в вену вогнали содержимое нескольких ампул, и постепенно тошнота и боль, угрюмо огрызаясь, отступили. Но совсем не исчезли, их уродливые морды маячили неподалеку.
– Что это было, Яков Борисыч? – запекшимися губами прошептал Мартин, как только смог говорить.
– Это, голубчик, называется гипертонический криз, – проворчал доктор, устанавливая портативный кардиограф. – Сейчас сердечко проверим, но в любом случае я бы настоятельно рекомендовал вам стационар. С этим не шутят.
– С чем – с этим?
– С инсультом, батенька, с инсультом. Или с инфарктом.
– Да какой, к черту, инсульт?! Я здоров как бык! Это так, перебрал вчера немного, вот и поплохело. Я обычно не пью в бане, но в этот раз…
– Ага, как бык, – продолжал бухтеть Верник. – Где вы видели быков с давлением двести на сто двадцать?
– А разве у быков…
– Мартин Игоревич, помолчите, пожалуйста, я вам кардиограмму делаю, а не клизму. Так, дышите ровнее. Ага, вот так, – приговаривал он, вглядываясь в выплевываемые кардиографом бумажные полоски, – очень хорошо. Просто замечательно, так, а здесь что? И здесь тоже цимес. Ну, слава богу! С сердцем и на самом деле все в порядке. В целом, конечно, все-таки криз есть криз. Так, давайте-ка давление перемеряем. Ну вот, совсем же другое дело! Не пионерское, конечно, но терпимо. А в больничку на пару дней я все же порекомендовал бы лечь, да. Прокапать витаминчики, обследоваться более углубленно да отдохнуть, в конце концов! Эдак вы себя совсем загоните!
– Но вы же сами сказали – с сердцем все в порядке! – улыбнулся Мартин, с радостью наблюдая за тающими харями тошноты и боли. – А давление прыгнуло – так это я понервничал слегка, да еще вчерашняя баня…
– Девочки… – в том же тоне продолжил врач.
– Нет, девочек не было, но одна девчушка сегодня визитом шандарахнула, вот я и поплыл.
– Поплыл он! Между прочим, Мартин Игоревич, вы… Вам сколько лет, я забыл?
– Сорок в этом году исполнилось.
– Ну вот, самый критический для мужского здоровья возраст начинается…
– В смысле потенции?
– Кто о чем, а вшивый о бане! – всплеснул руками Яков Борисович. – Кстати, с девами тоже надо бы поубавить пыл. Смертность от инсультов и инфарктов после сорока лет у мужчин резко возрастает, и поэтому за здоровьем следует следить особо тщательно. В санаторий не мешало бы съездить вместо Куршавеля.
– Ага, с дедуськами и бабуськами заниматься физкультурой на свежем воздухе. И водичку минеральную из специальных кружечек цедить, – хмыкнул Мартин. – Какой санаторий, Яков Борисыч! Я лучше на горных лыжах прокачусь, в океане поныряю! А давление прыгнуло – ну что же, куплю себе тонометр и буду следить. Вы мне лучше таблеточки какие выпишете, чтобы я сам мог принимать в случае чего.
– В случае чего! – проворчал эскулап, вытаскивая бланк рецепта. – Он вам нужен, этот случай чего?
– Нет, конечно.
– Тогда так. Зинаида Пафнутьевна! – позвал он домоправительницу.
– Бегу! – Дверь распахнулась. – Да, слушаю.
– Слушайте и запоминайте. Ближайшую неделю вам следует готовить только диетические блюда с минимальным содержанием соли. Ничего спиртного, даже пива. Хотелось бы порекомендовать полный покой, но это, как я понимаю, нереально? – Верник вопросительно посмотрел на пациента. Тот развел руками и кивнул. – Ну конечно, бизнес и все такое. Но сегодня! – Доктор повысил голос и поднял указательный палец. – Сегодня чтобы никаких звонков, встреч, переговоров, разборок и прочей чепухи. Постельный режим, диетические блюда, здоровый сон. Ничего острого и соленого, никаких триллеров по телевизору, лучше книжку почитайте, классику. И, разумеется, никакого секса! Зинаида Пафнутьевна, на сегодня вы – главная, а господин Пименов должен вас во всем слушаться. Заберите его телефоны, будут звонить – не зовите. А еще лучше – отключить, причем все. Если кто-то явится в гости, пусть даже нынешняя пассия – не пускать. Вам все ясно?
– Мне – да, – улыбнулась Зинаида. – Главное, чтобы Мартин слушался.
– А не будет слушаться – снова вызовите меня, и мы его к кровати привяжем. Правда, тогда придется в утку писать…
– Вот еще, птицу мучить, – буркнул Мартин. – Не надо утку, я все понял.
– Точно? Бузить не будете?
– Нет.
– Вот и замечательно. И запомните – никаких женщин!
– Тут, кстати, Линда звонила, – улыбнулась Пафнутьевна.
– Только ее не хватало! – простонал Мартин, откидываясь на подушку.
– Я так и поняла. Хотя девушка очень рассердилась и тоже пообещала меня уволить.
– Да пошла она!
– Правильное решение, – одобрительно кивнул Верник, закрывая саквояж. – Если что – звоните.
Мартин с удовольствием отдал своей домоправительнице все телефоны и погрузился в роль узника, словно в наполненную ароматной пеной ванну. Пусть всего на полдня, но – никаких проблем, забот, разговоров и разборок! В том, что Пафнутьевна безупречно сыграет роль цербера, он не сомневался ни секунды. Зинаида за несколько лет службы у Пименова стала, по сути, его семьей. Ближе у молодого олигарха никого не было – сестры и брат не в счет. В их отношении к старшему тепла не было никогда, родство ценилось только с точки зрения выгоды. А эта точка зрения никогда не была чистой и светлой. Как, впрочем, и устойчивой. Скользкая она и грязно-серая, как подмерзшая осенняя лужа.
Казалось бы – и домработница услужлива и внимательна только благодаря весьма вкусной зарплате, боится такое выгодное местечко потерять. Но Мартин чувствовал совершенно искреннюю привязанность Пафнутьевны, относившейся теперь к своему подопечному, словно к младшему, немного бестолковому, капризному, но все равно любимому брату.
И знал – ради его здоровья и покоя Зинаида выдержит любой натиск.
Переданные на попечение домоправительницы телефоны поначалу капризно голосили, желая вернуться к папе в ручки. Но вскоре трезвон прекратился, скорее всего, Пафнутьевна просто-напросто отключила скандалистов.
Мартин с удовольствием нежился в пене постельного режима. Вот так, без нервотрепки и бесконечных проблем, с детективом в обнимку, он не кайфовал уже… уже… М-да, если честно, он вообще никогда еще не позволял себе проваляться целый день в постели, забив на все и всех.
Единственным минусом была пропаренная, несоленая, абсолютно безвкусная еда, которую Зинаида приготовила по рекомендации врача.
– А как же обещанная соляночка? – жалобно занудил он, когда домоправительница вкатила в его комнату тележку с диетической, тошнотворно полезной пищей.
– В холодильнике, – невозмутимо произнесла Пафнутьевна, выставляя на специальный кроватный столик тарелки с подозрительным зеленым пюре и чем-то невнятно-серым. – Вам ведь нельзя пока ни жирного, ни соленого, кушайте вот это.
– А это что? – Мартин с сомнением принюхался к серо-зеленой пище. – Фрикассе из сои? Тушеная в молоке плесень с сыра?
– Считайте, что я поаплодировала вашему остроумию, – усмехнулась Зинаида. – Это – суфле из телятины, приготовленное на пару, и пюре из брокколи.
– Терпеть не могу брокколи, – проворчал Мартин, расковыривая вилкой суфле. – Фу, гадость какая! Телятина, говорите? Да это отварной картон!
– Можно подумать, что вы пробовали когда-либо отварной картон.
– Ну, колбасу, сделанную из чего-то подобного, в детстве я ел. И в студенческие годы тоже. Зинаидочка! – старательно захныкал Мартин. – Ну хоть маленькую баночку пива принесите! Иначе не справлюсь, не глотается!
– Никакого пива, только зеленый чай, как раз заварился.
– Ох, нет!
– Ох, да. Мартин, не капризничайте, доктор велел меня слушаться!
– Но без фанатизма!
Ответить домоправительница не успела: в дверь требовательно, можно сказать – нагло, позвонили.
– Это еще кто? – нахмурилась Зинаида. – Я же предупредила консьержа – никого не пускать, даже президента. Может, из соседей кто?
– С каких это пор соседи так трезвонят? Если только мы их не залили, конечно. Зинаида, мы никого не залили? Черт, что же они так кнопку звонка давят? – страдальчески поморщился Мартин.
– Ну, я сейчас кому-то мозги вправлю! – разозлилась домоправительница. – Никак человека в покое оставить не могут!
Она выбежала из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Через мгновение гвалт звонка прекратился, родив гвалт голосов в холле. Разобрать, что там происходит, не получалось, звукоизоляция в квартире была отличной, Мартин лично проследил за этим – зависеть от ритма жизни соседей он не желал.
Ладно, Пафнутьевна справится с любой напастью, а ему бы справиться с этой, с серо-зеленой.
В который раз он пожалел, что так и не завел собаку, все времени не было. А сейчас скормил бы лохматому другу эту гадость, и все путем.
С трудом проглотив очередную порцию здоровой и невкусной пищи, Мартин с грустью констатировал – в данном случае и собака не помогла бы. Нет на свете такого существа, которое по доброй воле и без принуждения в состоянии употребить сей кулинарный изыск в пищу.
Вот в качестве отделочного материала – вполне. Отличная шпаклевка получится из брокколиного пюре. Или броккольего?
Из дебрей лингвистики его выдернула вернувшаяся домоправительница. Судя по раскрасневшемуся лицу и сверкающим глазам, битва была нелегкой. В том, что она, битва, выиграна именно Пафнутьевной, сомнений не было – в квартире снова стало тихо, в спальню никто не ломился.
– Вот молодец! – просияла Зинаида, увидев почти пустые тарелки. – Все и съели под шумок. Сейчас чаю принесу.
– Ничего себе шумок! – хмыкнул Мартин. – У меня тут стены подрагивали, как во время извержения вулкана. Кто там скандалил?
– А опять эта приходила, невеста ваша.
– Что?!! – рассвирепел Пименов. – Да как она… А консьерж куда смотрел?! Все, добьюсь его увольнения!
– Да погодите огнем пыхать, – успокаивающе улыбнулась женщина. – Парень тут ни при чем, я, когда их выпроводила, первым делом вниз позвонила, отчитать хотела. Так оказалось, что через парадный вход они не проходили. Скорее всего, через подземный паркинг пробрались.
– Вот крыса! Так, минуточку, – сообразил наконец Мартин, – а почему вы все время повторяете – они? Альбина что, не одна явилась?
– Не одна, – кивнула домоправительница, – с папенькой своим.
– Степан Петрович? Извиняться за дочь явился?
– Какое там! Нет, он, конечно, своей дочурке рот периодически затыкал, уж больно она материлась, но был очень сердит, очень. Тоже, кстати, сказал, чтобы я подыскивала себе новое место работы. Возмутился, что я их в квартиру не пустила, к вам. И ведь говорю: Мартин Игоревич болен, врач рекомендовал ему полный покой, никаких волнений – как об стенку горох! Все какой-то бумагой тряс, грозился!
– Ничего не понимаю. – Чувство опасности, до сих пор дрыхнувшее после вчерашнего, вдруг открыло глаза и глухо зарычало. – Если и сам Кругликов притащился, да еще, говорите, бумагой тряс, значит… Неужели я вчера по пьяни что-то напортачил? И ведь не помню ничего, вот что самое отвратное! И как вам только удалось удержать папашу с дочкой? – покачал головой Мартин. – Они ведь запросто могли вас с ног сбить! Хотя нет, на Степана Петровича это не похоже, он никогда не прибегает к грубой физической силе. Вот Альбина, та – да, та ломит напролом, словно дикий кабан сквозь заросли.
О проекте
О подписке