Цитаты из книги «Я уеду жить в Свитер»

уюта, я не знаю. Евгений Олегович все время копит. Папа говорит, он хочет эмигрировать в Ав

у нее одно это платье только и было

я об стенку вчера локтем ударилась

У него график на два года вперед расписан,

потрясая благородной шевелюрой

– Ну и зря. Музыка, живопись, скульптура, литература – это ведь одно и то же, по сути. Самовыражение. Творчество. Как, впрочем, и кулинария, например. Или глотание шпаг. Да зачем далеко ходить – мытье посуды может быть творчеством, если вкладывать в него душу. Знаешь буддийскую поговорку: моешь чашку – думай о чашке? Вот ты думаешь?

Глава 1 Как кентавр Я сразу поняла, кто у нас в гостях: по запаху и по сабо на огромной деревянной платформе. Такие носит только он. Они стояли в прихожей рядом с моими домашними тапочками. Удивительно, что он их вообще снял, я раньше думала, что эти сабо – неотъемлемая часть его сущности. Как копыта у кентавра. – Кажется, Юлькин пришла! – слышится из кухни радостный мамин голос. – Юлькин, иди сюда! Смотри, кто к нам прилетел! Будто я не знаю кто. Вообще-то так говорят про птиц, когда они садятся на подоконник: «Смотри, кто прилетел!» Или, например, про ангелов. Но у мамы вообще такая странная манера выражаться. Да и сдается мне, что он для мамы с папой и есть что-то наподобие ангела. Ну, как минимум, небожитель. Я иду на кухню, и запах по пути становится устрашающим. Такими духами, густыми и вязкими, как мед, обычно пахнет от старых бабушек интеллигентного вида. Ну и еще от него. Кажется, меня уже тошнит – я всегда была очень чувствительной к запахам. – Евгений Олегович, смотрите, как она вытянулась! – волнуясь, кричит папа. Мне становится за него неловко. Папа вечно из всего делает драму, даже из моего роста. – Здравствуйте, Евгеолегыч, – вежливо здороваюсь я, но он не удостаивает меня ответом. Такие заурядные вещи, как я и мой рост, ему совершенно неинтересны. – Ваши котлеты, Людочка, это симфония ля-бемоль Рахманинова! – не говорит, а поет Евгений Олегович, грациозно взмахивая длинной, как у павиана, рукой. Другой он не менее грациозно отправляет в рот большой кусок котлеты на вилочке. – Особенно в композиции с этим вот острым соусом! Белиссимо! – Да?! – как ребенок, радуется мама. – Это потому, что я в фарш кабачки и сахар добавляю! Юль, ты что замерла? Бери стул, садись за стол! Но на моем стуле уже сидит Евгений Олегович, поэтому я говорю: – Спасибо, я не голодна. Можно, я пойду к себе? – Не глупи, – говорит папа. Он хватает меня в охапку, целует в макушку и усаживает к себе на колени, как будто мне десять лет. Евгений Олегович морщится и двигает вверх-вниз усами. Они у него, как щетка для чистки обуви, выцветшие и жесткие. – Вы не представляете себе, друзья мои, какое у меня давление! – как в театре, говорит он, потрясая благородной шевелюрой. – На протяжении вот уже полугода! – Какое?! – ужасается мама. – Сто пятьдесят на девяносто! И это после непременного дневного сна!

Лев, ты меня слушаешь вообще? – спрашиваю я у этой равнодушной квадратной спины с капюшоном.

Анна Никольская Я уеду жить в «Свитер» Посвящается моим маме, папе и А. Б.

Ксюша говорит, что женятся в основном на покладистых и надежных. То есть на таких, как я, а не она. Таким, как Ксюша, дарят огромные букеты по триста роз – ей однажды такой подарили. Мы с ним всем классом фотографировались по очереди, я девочек имею в виду. Даже наша практикантка по физике щелкнулась и тут же выложила фото в «Инстаграм». Еще таких, как Ксюша, везде водят и катают на классных машинах всю жизнь. Ну не всю, конечно…