Есть ли выбор у наследника Тьмы?

Вот, я в беззаконии зачат,

И во грехе родила меня мать моя.

Библия, Псалом 50:7

Часть Первая. Принц

Глава 1. Я всегда буду рядом

– Мы будем приходить сюда, Кар? Потом, когда я стану императором?

Карий, молочный брат принца, повернул голову.

Взошла луна. Ее прозрачный свет оживил дворцовые крыши, мягким сиянием окружил волосы наследника престола. Золотые нити парадной туники неярко блестели при движении. Пурпурную накидку-плащ Эриан без всякого почтения расстелил на бурой от времени, густо заляпанной голубиным пометом черепице. Ветер задувал сюда пыль и сор с городских улиц, сухие прошлогодние листья и даже мелкий речной песок. Не то чтобы принцев сильно заботила сохранность одежды, но лежать на мусоре было неудобно.

Обычно братья приносили с собой покрывало. Но сегодня, в послепраздничной суете, среди беготни озабоченных слуг и жадных до сплетен придворных, наследнику было не до покрывала.

Ускользнув из-за стола, как только позволили приличия, он задними, полутемными коридорами пробрался в покои Кара. Оттуда – знакомым путем, через галерею в главное здание дворца, по ступенькам, спиралью восходящим самый верх, к узкой лестнице, ведущей на крышу. Лестница считалась неиспользуемой, ее заслоняла прочная деревянная дверь, но замок казался запертым только снаружи. Мальчишка – помощник слесаря за мелкую монету подпилил его, и весьма умело: за семь лет никто так и не заподозрил, что дверь открыта. Еще двумя монетами Эриан обеспечил молчание мальчика.

Старые, но прочные каменные ступени привели братьев к квадратному люку. Створки распахнулись бесшумно – Кар лично смазывал петли. Здесь, на плоском, как блюдо, участке крыши, принцы вздохнули наконец с облегчением. Улеглись рядом на расстеленной накидке, как лежали сотни раз, молча ли, за разговором – неважно.

Шесть декоративных башенок украшали крышу главного здания. Узорчатые перекладины соединяли их так, что дворец казался увенчанным короной. На шесть сторон, как лучи звезды или снежинки, расходились соединенные галереями жилые башни дворца. Остроконечные пики венчали их, террасы и балюстрады одевали белоснежным каменным кружевом. По весне дворец купался в аромате цветущих деревьев; все лето благоухали, под чутким присмотром садовников, нежные цветы. Теперь же, по осени, в воздухе разлился спелый плодовый дух, лишь чуть-чуть приправленный запахом конюшен.

Воздушный, словно морская пена, незыблемый и древний, как мир, дворец намного пережил своих создателей. Много столетий простоял он неизменным, и простоит еще столько же. Таково наследие колдунов, искусство давно сгинувшего зла. Императоры истинных людей владеют им по праву победителей.

Высокая каменная стена, не защита от врагов – откуда взяться врагам посреди великой Империи, в самом ее сердце, под оком священного храма? – отделяла дворец от городской жизни. За этой преградой, для кого неодолимой, а для кого и очень даже посильной, шумела, медленно затихая, древняя столица. По брусчатке улиц гремели колеса повозок, раздавался бодрый перестук копыт. То и дело перекликались голоса. В вечернем воздухе звуки разносились далеко. Городской шум был привычен, как дыхание, как стук огромного сердца Империи. Братья слышали его, не замечая.

Напряжение придворной жизни отпускало их, сменяясь расслабленностью, какая бывает наедине с другом. Сброшены маски, не надо следить за выражением лица, придавать ровное звучание голосу. И слова, если вдруг захочешь их произнести, могут быть любыми – только бы не достойная светская беседа.

Но сегодня что-то беспокоило наследника престола. Не дождавшись ответа, он повторил настойчиво:

– Что ты молчишь? Ты не знаешь?

Кар усмехнулся.

– Как пожелаешь, мой принц.

Насмешливый тон не давал принять заявление всерьез, но Эриан вскинулся.

– Не говори так!

– Как будет угодно ва…

Удар в плечо прервал вежливую речь Кара.

Принц уклонился от встречного тумака. Вскочив, прыгнул на поднимавшегося Кара, но ловкая подножка свалила будущего императора обратно. Кар оказался сверху. Уперся в плечи Эриана, изо всех сил прижимая к смятой накидке. Извернувшись, принц освободился, но прежде, чем его высочество успел подготовить новое нападение, Кар метнулся в сторону.

Обменялись веселыми взглядами.

– Мир? – спросил Кар.

– Мир, – кивнул Эриан.

Принц расправил накидку. Кар снова упал с ним рядом. Помолчали.

– Что тебя тревожит? – спросил Кар.

– Не знаю.

Эриан перевернулся на спину. В черно-синем без единого облачка небе высыпали звезды. Принц задумчиво смотрел на них, но Кар знал, что перед глазами его совсем другие картины. И ждал, приподнявшись на локте, когда брат заговорит.

Белокожий, с мягкими золотыми волосами и мелодичным голосом, Эриан был так непохож на смуглого резкого Кара! Многие удивлялись их дружбе. Многие – и таких было куда больше – тайно или в открытую возмущались. Иные, кто не отличался благочестием и любовью к жрецам, а потому готов был поддержать любое новшество, лишь бы насолить Храму, дружески называли братьев «день и ночь».

Раз прозвучав, прозвище приклеилось к ним намертво. Очень уж метким оказалось – еще и потому, что, как день невозможен без ночи, так Эриан не мыслил жизни без молочного брата. И ничуть не заботило его высочество, что тем поруганы священные законы Храма, гласящие, что проклятое черноволосое отродье не должно жить. Обличительные проповеди Верховного жреца, чье слово в государстве почти равнялось императорскому, пропадали даром. Император, верный памяти жены, всегда принимал сторону мальчиков.

Поговаривали, что неспроста. Что в полутемных коридорах, ведущих от императорской башни к женским покоям, частенько появлялась закутанная в плащ высокая фигура – и скрывалась за дверью спальни дамы Истрии. Глубокой ночью, когда все, кроме стражи у дверей императорских покоев, спят. Но, вероятно, не так уж крепко, раз кто-то разглядел в таинственной фигуре императора Атуана. А что стража ничего не видела – на то и придуманы потайные двери.

Но Кара, как и Эриана, мало беспокоили слухи. Если правда – что с того? Кар не знал иного отца, кроме императора, Эриан не знал матери, кроме дамы Истрии, с тех пор как добрая императрица Далия скончалась на втором году жизни мальчиков. Оба предпочли бы видеть Истрию супругой императора. Но законный брак с матерью Кара невозможен, и не только из-за жрецов. Император делил ложе со многими красавицами и не собирался менять печальные одежды вдовца на узы нового брака.

А вздумай кто упрекнуть даму Истрию за уступчивость да припомнить ее прошлое – Кар не успеет убить оскорбителя. Его убьет император, и смерть будет мучительной.

Так и получалось, что Кар, живой вызов святым устоям, все еще занимал место возле принца. Место, от века предназначенное другому. Точнее, другой.

– Почему ты не пришел на церемонию? – спросил Эриан.

– Я был на церемонии. Стоял во вторых рядах. И все видел… Видел даже, как ты зевал.

Принц мимолетно улыбнулся, но тут же нахмурился снова.

– На пиру не был.

– Нет.

– Мне тебя не хватало.

– Знаю. Прости.

– Почему ты их боишься?

– Я не боюсь. Но сидеть там под их взглядами… Как будто все смотрят на меня и думают: «Что же с тобой делать?» Надоело.

– А я был один, – горько сказал принц. – Все эти преданные вассалы… Смотрели на меня, как на кусок мяса. Так, словно болезнь отца – не легкое недомогание, а почитай что смерть. И знай представляли мне своих дочерей. А глаза голодные…

– У вассалов? Или у дочерей?

– У всех! О боже, Кар, ты единственный, кто ничего не хочет от меня!

– Ничего, – откликнулся Кар. Тихо добавил: – Прости, что оставил тебя одного. Прости, Эри.

– Ладно, – вздохнул принц. – Тебе тоже несладко. Его святость изволил осведомиться о твоем здоровье. Он, похоже, не знал, как принимать твое отсутствие.

– Ну, он никак не соберется меня изгнать, заменив подходящей девицей…

– Пусть попробует! – сверкнул глазами принц. – Пусть попробует!

– Вот я и говорю. Но ты же не только из-за этого злишься?

– Нет.

– Так в чем же дело?

– Я думал… – Эриан замолчал, глядя в небо. Кар ждал. Наконец принц повернул голову. – Понимаешь, я сегодня смотрел на них. Герцоги, графы, бароны… Стая волков. Жрецы снуют между ними, ловят каждое слово… Все их боятся, и не любят, и делают вид, что почитают. Отец – он всегда посередине, всегда между. Знает, как угодить и тем и другим. А себе – себе он ничего не оставляет. У него нет жизни, Кар! Он никому не доверяет, всех использует… Его тоже все используют и никто не любит…

– Мать любит, – Кар сказал это так тихо, что сам едва расслышал.

– Я знаю… Но он и ей до конца не верит. Кар, если бы у тебя была сестра, я бы на ней женился.

– Что?!

Кар сел и потряс головой. Пытаясь обратить все в шутку, произнес:

– Ну, если б она удалась в мать…

– Нет. Такая, как ты.

Кар снова усмехнулся, и усмешка вышла горькая.

– Из племени колдунов?

– Да! И пусть они все подавятся! Кар, ты не бросишь меня? Если отец и правда умрет… Кар, ты единственный, кому я верю! Я не смогу, как отец…

Принц замолчал, будто его схватили за горло. Казалось, он сейчас заплачет – невероятно, если помнить, что будущий император не плакал с полутора лет, со дня смерти матери.

Отчетливо, вкладывая сердце в каждое слово, Кар произнес:

– Ты – мой принц. Мой брат. Я всегда буду рядом. Клянусь.

Эриан кивнул. Молча – слова были не нужны.

– Жаль, что ты не колдун, – сказал он чуть погодя.

Воистину ночь откровений. Кар хрипло спросил:

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Будь ты колдуном, ты бы вылечил отца.

«Будь я колдуном, я бы не вылечил его. Я погубил бы… И его, и тебя, и навлек бы проклятие на всю страну…»

– Сохрани меня бог. Я не колдун.

– Да знаю я, – по-простецки откликнулся Эриан. – Просто подумалось. Завтра к вечеру гости разъедутся. Давай сбежим к тому озеру? Поохотимся на лебедей, заночуем в замке…

– Тебя не отпустят, пока император болен.

– Говорю же – сбежим. Или они решатся силой задержать повелителя?

В последней фразе послышалось высокомерие, знакомое по императору Атуану. Прежде Эриан не говорил так. Кар с интересом оглядел молочного брата.

Принц лежал на спине. В глазах отражались по-осеннему яркие звезды. Лицо в обрамлении растрепавшихся золотых волос казалось двойником лунного лика. Император столь же выше простых смертных, сколь выше земли ночное светило…

Тряхнув головой, Кар сбросил наваждение.

– Только не бери с собой полк охраны, как в прошлый раз!

– Сохрани меня бог, – со смехом откликнулся принц. – В тот раз это была воля отца.

Так они лежали, болтая обо всем понемногу, а вдали затихал утомленный праздником город. Погрузились в сон дома, только трактиры еще светили огнями, возмущая ночь женским визгом и взрывами пьяного смеха. Сегодня им хватало постояльцев – на праздник Благодарения в столицу съехались не только вассалы. Простой люд стекался со всех концов Империи. Опытные торговцы везли товары – в праздники всем хватит места на рынках. Бездельники, а порой и добрые крестьяне приезжали налегке, кто-то в расчете наняться слугой или солдатом, благо правители всех областей присутствуют на празднике. Другие – в ожидании легкой добычи, и, надо сказать, ворам и шулерам в эти дни хватало работы. Хватало ее и бродячим артистам, шутам всех мастей, попрошайкам и менестрелям, крикливым жрецам-проповедникам… решительно всем полезен великий осенний праздник Благодарения.

Но теперь праздничные дни подошли к концу. Завтра поутру распахнутся городские ворота, телеги, экипажи и конные отряды потянутся обратно. Кто-то уедет, довольно потрясая полным кошельком. Другие не увезут ничего, кроме тяжкого похмелья, а ведь приехали с полными телегами накопленных за год богатств.

Луна сдвинулась, теперь ее заслоняла западная башня. На лица упала тень. Повеяло холодом. Принцы переглянулись, вдруг вспомнив о времени.

– Тебя не хватятся? – спросил Кар.

Эриан махнул рукой.

– Гремон сделает вид, что я мирно сплю в своей постели. День был утомительный… Признаюсь, брат, я в последнее время частенько сбегаю по ночам.

Его высочество улыбнулся самодовольно, как человек, понимающий: успехами в любви он обязан не только своему положению. Высокий рост, играющие под туникой мышцы, пронзительный взгляд голубых глаз под короной золотых кудрей – будь Эриан не принцем, а последним кухонным мальчишкой, и тогда нашлись бы дамы, готовые разделить с ним ложе.