После завершения работы судьбы шедевра и натурщицы всегда начинают расходиться. В 340 году до нашей эры Афродита Книдская влекла к себе целые корабли паломников, а Фрина готовилась предстать перед афинским судом присяжных – гелиэей. В народе давно шептались о том, что придавать богине образ смертной женщины, да к тому же ещё и обнажённой! – кощунство и преступление. Общее настроение выразил афинский оратор Эвфий, любовные притязания которого Фрина отвергла без всяких колебаний (не силён был этот ритор в красноречии!). Мстительный Эвфий обвинил красавицу в безбожии – и обратился в суд, которому и предстояло теперь решить судьбу гетеры.
Голоса присяжных подсчитывались просто: каких камушков в урне больше, чёрных или белых, таков и вердикт. Но Фрина была столь прекрасна, что никто не спешил бросать камни – или, быть может, у защитника, оратора Гиперида, кончились слова? Так или иначе, но Гиперид, не выдержав напряжения, сорвал с красавицы одежды (или, как сказано в «Пире мудрецов» Афинея, разорвал хитон, обнажив её грудь). В тот же миг двести присяжных превратились в камни – или статуи? – так ослепительна была красота нагой Фрины. Прятать такое совершенство – вот это грех! Древние греки считали, что прекрасное тело не может скрывать порочную душу, поэтому Фрина была оправдана, а Эвфий оштрафован и посрамлён. Этот сюжет подсказал французскому художнику Жану-Леону Жерому идею полотна «Фрина перед Ареопагом» (1861, Гамбургский кунстхалле). Ареопаг в Афинах во времена Фрины уже не заседал, но само слово звучало лучше, чем гелиэя, и художник выбрал его для названия своей картины.
Спустя годы Фрина позировала ещё одному знаменитому древнегреческому мастеру – живописцу Апеллесу, личному другу Александра Македонского. Гетера была уже не так молода, как во время исторического суда в Афинах, но красота её по-прежнему ослепляла. Апеллесу Фрина понадобилась для знаменитой картины «Афродита Анадиомена» (Афродита, рождённая из моря), которой впоследствии вдохновлялись целые поколения художников, включая знаменитого Боттичелли. Поэты вдохновлялись тоже, вот как Овидий писал в «Науке любви»:
Если б Венеру свою Апеллес не выставил людям,
Всё бы скрывалась она в пенной морской глубине.
Увы, знаменитая картина «Афродита Анадиомена», за которую, по слухам, уплатили немалые деньги, не сохранилась и была заменена копией. Так в точности повторилась история Афродиты Книдской. Может, это и было проклятие богини любви? Красота земной женщины не может соперничать с красотой Афродиты: и в веках от статуи Праксителя уцелел лишь пьедестал, а от картины Апеллеса – и вовсе ничего, кроме помпейской фрески, будто бы повторяющей оригинал…
До нас не дошла ни одна работа Апеллеса, сохранились лишь красочные описания Плиния Старшего: в своей «Естественной истории» он называет Апеллеса «превзошедшим всех живописцев» и упоминает такие его работы, как «Диана с хором приносящих жертвы детей», «Александр Великий в образе громовержца» и так далее. Про Апеллеса говорили, что искусство его было столь велико, что даже бессловесные твари обманывались – живые лошади принимались ржать, увидев изображённых Апеллесом лошадей. Апеллесу единственному было дозволено писать портреты Александра Македонского.
Однажды царь велел Апеллесу написать портрет его любимой наложницы – прекрасной Кампаспы. В давние времена было много споров о том, кто же позировал Апеллесу для знаменитой «Афродиты» – Фрина или Кампаспа? Александр Македонский гордился красотой своей наложницы, но, когда она стала натурщицей Апеллеса, художник страстно влюбился в свою модель. Царь, узнав об этом, не рассердился, а, напротив, проявил широту души – подарил своему любимому художнику свою любимую женщину. С тех пор и пошли разговоры о том, что на неведомой нам картине изображена не Фрина, а Кампаспа. Этот сюжет особенно полюбили художники XVIII–XIX веков, изображая то Апеллеса с Кампаспой, то Александра с Кампаспой, а то и всю троицу вместе. (Тьеполо: Александр и Кампаспа в мастерской Апеллеса. На фасадной статуе Лувра: Кампаспа раздевается перед Апеллесом по приказу Александра.)
Сейчас уже не проверишь, кто именно позировал Апеллесу, но кое-что можно сказать наверняка. Обе натурщицы были прекрасны, обе сводили с ума выдающихся – как и всех прочих – мужчин своего времени, но Кампаспа осталась бесправной рабыней, тогда как Фрина стала одним из первых в истории примеров сильной женщины. А кто из них был красивее, известно только богам-олимпийцам.
В отличие от бессмертной Афродиты Фрина была всё-таки смертной…
Первая известная истории натурщица прожила долгую жизнь и сохранила свою красоту до преклонных лет – вроде бы у неё был таинственный крем от морщин, рецепт которого она же сама и составила. Когда Фрина умерла, Пракситель сделал в память о ней золотую статую и установил её в Дельфах (по мнению одного из философов-киников, это был памятник распущенности эллинов). Упоминания, свидетельства, анекдоты о Фрине встречаются не только у Плиния Старшего, Афинея и Диогена Лаэртского, но и у Тимокла, Амфиса, Посейдиппа, других античных авторов. Спустя столетия Фрина всё так же вдохновляла художников, скульпторов, поэтов и прочих деятелей искусств – например, в 1893 году она стала музой Камиля Сен-Санса, сочинившего комическую оперу «Фрина». Ну а картины, посвящённые Фрине, попросту невозможно сосчитать! Кстати, отдельной главой книги о натурщицах могла бы стать история тех, кто воплощал в себе Фрину для сотен художников, – кем они были, те натурщицы, изображавшие первую в истории натурщицу?.. Сколько их было, имелось ли между ними хоть какое-то сходство?
Даже юмористы не устояли перед Фриной. 4 июня 1884 года в американском сатирическом журнале «Риск» была напечатана карикатура Бергнарта Гильяма «Фрина перед чикагским трибуналом», вдохновлённая известной картиной Жерома. В образе Фрины здесь представлен Джеймс Блейн, кандидат на пост президента США от республиканской партии, а одежды с него срывает редактор Вайтлоу Рейд, обращающийся к судьям:
– А теперь, господа, не ошибитесь в своём выборе! Чистота и магнетизм для вас – их нельзя не победить!
Выборы Блейн проиграл.
Между прочим, история Фрины с точностью до наоборот отразилась в предании об Агнессе (Инессе) Римской. Эту христианскую святую насильно привели в публичный дом и сорвали с неё одежды, но в тот же миг у Агнессы выросли длинные волосы – и укрыли её наготу от любопытчиков. Потом и ангел подоспел, с покрывалом…
Это всё потому, что Агнесса была святой, а Фрина – натурщицей.
Она присутствует почти на всех картинах и фресках Сандро Боттичелли: смотрит на зрителя, а чаще – куда-то в сторону или вглубь себя. Весна, Венера, Афина, бессчётные Мадонны, три грации разом и даже «Христос, несущий крест» из собрания канадской Галереи Бивербрук – все они имеют явное сходство с Симонеттой Веспуччи, несравненной красавицей эпохи Медичи. Её портреты писали и другие художники: Пьеро ди Козимо, Доменико Гирландайо, Андреа Верроккьо, – её красотой восхищались властители, её ранний уход из жизни оплакивала вся Флоренция. Боттичелли был в буквальном смысле одержим Симонеттой, в ней он нашёл идеальный, а может, и универсальный образ, соответствовавший его мятущейся натуре и причудливому таланту. Такое лицо не могло наскучить, от него нельзя было устать, и даже спустя многие годы после смерти красавицы она появлялась на полотнах великого кватрочентиста. Боттичелли не мог смириться с тем, что Симонетта умерла, – и подарил ей вечную жизнь.
Парадоксально, но факт: любимая модель Боттичелли никогда не позировала ему для портретов, а следовательно, в отличие от других наших героинь, не была натурщицей в полном смысле слова. Все изображения Симонетты Веспуччи были сделаны Боттичелли не с натуры, а по памяти – так глубоко тронула его душу поэтическая красота девушки. До появления юной генуэзки, очаровавшей каждого мужчину и каждую женщину при дворе Лоренцо Великолепного, на холстах и фресках Боттичелли появлялось совсем другое женское лицо – милое, неправильное, выразительное. Оно запечатлено в одной из ранних работ флорентийского мастера, ставшей к тому же его первым официальным заказом. «Аллегория силы», написанная около 1470 года (галерея Уффици, Флоренция; далее – Уффици) по просьбе членов Торгового суда Флоренции, выглядит юной, хрупкой и по-боттичеллиевски отстранённой. Она сильна, но при этом как будто бы подавлена собственной силой, устала от неё. Треугольное лицо, чуть вздёрнутый нос, наклон шеи, который хочется назвать надломом…
Сандро Боттичелли в пору создания этой картины был всего лишь многообещающим учеником братьев Антонио и Пьетро Поллайоло, уже поработавшим, впрочем, в мастерской Фра Филиппо Липпи и Андреа Верроккьо. Он нащупывал собственную манеру, отыскивал её как единственную верную дорогу и поначалу вольно или невольно подражал своим учителям. Кем была та девушка, вдохновившая Боттичелли и, возможно, позировавшая ему, мы не знаем, но она появляется и в других его работах той поры: это «Мадонна с младенцем и двумя ангелами» (1468–1469, музей Каподимонте, Неаполь), «Возвращение Юдифи в Ветилую» (1470–1472, Уффици), «Поклонение волхвов» (1470–1475, Национальная галерея, Лондон; далее – Лондон). Верность однажды выбранному образу кажется безграничной: в «Юдифи» обе героини, сама Юдифь и её служанка, похожи как сёстры, но в лондонском «Поклонении волхвов» Мадонна уже напоминает сразу и неизвестную нам натурщицу, и Симонетту Веспуччи, прибывшую к тому времени в цветущую Флоренцию.
Симонетта появилась на свет не из пены морской, но в приморском портовом городе Генуе в 1453 году. Отец её, Гаспаре Каттанео, был прокуратором банка Сан-Джорджо. Ходили слухи, будто бы семейство Каттанео на некоторое время было выслано из Генуи по причине участия в междоусобной распре, каковых в ту пору хватало в каждом крупном городе. Так или иначе, но к апрелю 1469 года, когда играли свадьбу шестнадцатилетней Симонетты и её ровесника Марко Веспуччи, всё будто бы успокоилось и притихло – к тому же Марко был потомственным богатым флорентийцем, его отец Пьеро Веспуччи всячески приветствовал брак своего сына с наследницей Каттанео: красота красотой, деньги и связи – к деньгам и связям. Любопытная деталь: двоюродным братом Марко был Америго Веспуччи, прославивший впоследствии не их общую фамилию, а собственное имя. В честь этого знаменитого путешественника и исследователя Амазонки были названы два континента – Северная и Южная Америка.
Вскоре после свадьбы Марко Веспуччи привёз Симонетту на её новую родину – во Флоренцию, где в это самое время взошла звезда Лоренцо Медичи, прозванного Великолепным. Лоренцо только-только стал правителем
Флорентийской республики, сменив на посту своего умершего отца Пьеро, прозванного Подагриком (il Gottoso). Родной сын знаменитого банкира Козимо Медичи, «отца отечества», обеспечившего своей династии полную власть в городе, Пьеро не пользовался большой любовью или хотя бы уважением подданных. Он имел слабое здоровье и довольно средние умственные способности, но зато какие у него были сыновья! Лоренцо и Джулиано обожала вся Флоренция. Старший брат питал страсть к развлечениям, искусству и поэзии, сам был выдающимся поэтом, но при этом жёстко управлял городом, превратив его в конце концов из республики в монархию (при Медичи от прежнего строя сохранилось одно лишь название). В медичейской Флоренции пышным цветом расцвёл неоплатонизм, приверженцы которого возвращали ценность античным, а по сути своей языческим воззрениям, облагороженным христианством. Лоренцо покровительствовал поэтам и художникам, писал стихи и карнавальные песни, с утра молился в храме, вечером отплясывал с приближёнными в кабаке или на карнавалах, до которых был большим охотником. Он наслаждался жизнью во всех её проявлениях: эти наслаждения и свели его в могилу прежде времени.
Золотой век Медичи, когда во Флоренции царил культ архитектуры, поэзии, философии и изобразительного искусства, это как раз-таки век Лоренцо Великолепного и его младшего брата Джулиано.
Платоновская академия в Кареджи объединяла философов, мыслителей, поэтов. Марсилио Фичино, Пико делла Мирандола, Анджело Полициано – все они были приверженцами неоплатонизма, как и сам Лоренцо Великолепный, как и, в ту пору, Сандро Боттичелли.
О проекте
О подписке