Глава 3

Бо́льшую часть барака занимали жилые комнаты, населенные вечно пьяными, многолюдными и враждующими семьями. Но в библиотеку вход был отдельный – с торца. Наташа переступила порог и сразу почувствовала себя в детстве. Небольшая уютная комнатка, уставленная стеллажами с потрепанными книгами, стол для занятий и в углу, перед дверью, ведущей в крохотное хранилище, – сама библиотекарша. Только уже не та, что была раньше. Изменилось только это.

Наташа почти не удивилась, узнав в этой женщине ту самую миловидную особу, которая была на похоронах и не сказала ни слова. В самом деле, кто еще мог прийти попрощаться с Анютой? Ее тоже сразу узнали. Женщина поднялась из-за стола, откладывая в сторону карточки:

– Это вы! Присаживайтесь. Я как раз хотела выпить чаю.

Наташа взяла кружку и снова оглядела знакомые стены. Она часто твердила себе, что не склонна к ностальгии, вовсе не грустит о том, что оставила в доме на горе… Но библиотека пахла и выглядела так знакомо, что женщина невольно улыбнулась и потихоньку вздохнула.

– Кода-то у меня здесь был абонемент, – сказала она. – Давно… Теперь даже не верится.

– Ведь вы постоянно живете в Москве? – спросила библиотекарша, придвигая к гостье сухарики в жестяной вазочке. – Анюта рассказывала, что вы звали ее к себе.

Упоминание о сестре вернуло Наташу к прежним мыслям. Прежде всего она осведомилась об имени собеседницы. Ту звали Татьяной. Определить ее возраст было трудно. Тонкая нежная кожа как будто говорила о том, что Татьяне не больше тридцати, но сухие, небрежно причесанные волосы и слишком умудренный взгляд заставляли надбавить еще лет десять. Она выглядела, как женщина, далекая от жизненной суеты, безмятежно существующая в сухом воздухе библиотеки, среди книжной пыли и тишины.

– Спасибо, что были на похоронах, – сказала Наташа. – Надеюсь, на девять дней тоже придете?

Наташа сказала это и осеклась. Она уже и сама не знала, удастся ли оторвать Павла от работы и снова залучить сюда. И потом, как быть с ребенком? Упоминание о поминках вырывалось у нее невольно, по инерции.

– Хотя у нас у обеих работа, времени нет, – уклончиво продолжала она. – Я, собственно, редко сюда приезжаю, а он еще реже.

– Да, Анюта по вам очень скучала.

В этой фразе, сказанной тихо, без нажима, все-таки прозвучал упрек. Наташа снова взглянула в темные глаза библиотекарши и вдруг, на миг, ей показалось, что между Анютой и этой женщиной есть некое сходство. «Это из-за книг, – подумала она. – И ручаюсь, Татьяна тоже никогда не была замужем».

– Я скучала по сестре не меньше, чем она по мне, – ответила женщина после неловкой паузы. – Но ведь не всегда удается бросить все дела и приехать. Анюте это было бы легче, ведь она нигде не работала, у нее было больше свободного времени. Она-то не приезжала, потому что не хотела. Совсем здесь одичала!

Татьяна полностью с ней согласилась, но Наташе все еще мерещилось нечто неодобрительное в складке этих тонких губ, в легком движении бровей. Она даже рассердилась – кто имеет право ее судить? Легко говорить, глядя со стороны!

– Я хотела кое о чем с вами поговорить, – сказала она, наконец решившись. – Ее смерть меня потрясла. Анюта была не из тех, кто пойдет на самоубийство без всяких причин. Должна быть причина – а ее нет. И записки она не оставила.

Татьяна отодвинула чашку с остывшим чаем. Ее лицо стало суровым, и она враз постарела. Теперь было видно, что женщине далеко за сорок.

– Я тоже не знаю, что думать, – призналась она. – Как она могла на это решиться? Зачем?

– Вы ведь не верите, что она могла это сделать в припадке помешательства?

Женщина ответила резким жестом, как бы зачеркивая эти слова:

– Безусловно, нет! Какие приступы, откуда? Анюта была разумна, дай бог каждому! Но меня смущает кое-что… Я хотела вам об этом сказать, но не на похоронах же… И так ее отпевали из одолжения, потому что была постоянной прихожанкой…

Наташа насторожилась. И услышала то, что окончательно сбило ее с толку. Оказалось, что за несколько дней до смерти Анюта пришла сюда с двумя тяжелыми сумками и подарила библиотеке все свои книги. Этот дар, все еще неразобранный и незанесенный в каталог, стоял в хранилище – несколько аккуратно сложенных стопок.

– Она избавилась от книг перед самой смертью?! – воскликнула Наташа. – А я-то думала, куда они делись! Потому и пришла к вам!

– Я бы и сама к вам зашла, сегодня же, – кивнула та. – Мне это покоя не давало, думала, вы сможете мне хоть что-то объяснить. Я так удивилась, когда Анюта принесла свои книги и попросила их взять! Безвозмездно, разумеется. Я ничего не поняла! Для нее было так важно, что она может составлять свою библиотечку… Я ей советовала купить то, другое… Хотя она и сама прекрасно ориентировалась в литературе. Такой поступок… Он меня насторожил. Конечно, я не подозревала, что она задумала…

– Вы считаете, она поступила так, потому что готовилась умереть?

– А вы как думаете? Как еще можно расценить этот шаг?

– И совсем ни на что не намекнула? Может, выглядела как-то странно? – допытывалась Наташа. – Ну должно же быть что-то необычное в человеке, который решился на самоубийство!

Татьяна со вздохом вытерла стол и перенесла пустые чашки на подоконник, застланный клеенкой.

– Ничего путного она не сказала, да и выглядела, как всегда. Ну может, немного запыхалась – сумки-то тяжелые. Я допытывалась, в чем дело, а она твердила, что это ей доставит радость. Я даже знаете, что подумала? Что она решилась переехать к вам в Москву, только пока не хочет этого никому говорить.

– Анюта так бы и сделала, если бы решилась уехать, – прошептала Наташа. – Она бы все раздарила, раздала.

– Вот и я подумала, что это вполне в ее духе. Такая бессребреница! Но сейчас это выглядит как завещание… Или как предсмертная записка.

Внезапно Наташа вскочила:

– Вы не осматривали книги? Может быть, записка там?!

Татьяна тоже встрепенулась – жестяная вазочка чуть не выпала у нее из рук. Женщины прочли в глазах друг у друга такой страх, что испугались еще больше. Наташа больше не сомневалась, что сестра каким-то образом подготовила свою смерть.

– Давайте посмотрим, – предложила она срывающимся голосом.

Здесь был весь Золя, собрание сочинений Достоевского, Чехов, Виктор Гюго и Метерлинк. Последний удивил Наташу – трехтомник в холщовом переплете явно был издан до революции. Она раскрыла одну книгу. Татьяна улыбнулась:

– В самом деле, редкость. В местном масштабе, конечно. Анюта прочла несколько его пьес в популярном издании, в БВЛ. И так загорелась! Я нашла одного старичка, который продавал кое-что из своей библиотеки, и Анюта купила у него дореволюционного Метерлинка. Бедняжка, ей казалось, что она приобрела нечто бесценное!

Она добавила, что не слишком поощряла увлечение своей подруги мистическими пьесами экзальтированного бельгийца.

– Анюта и так была слишком впечатлительна, а от чтения Метерлинка могут присниться кошмары. К тому же она совсем не смотрела телевизор, а у таких людей восприятие более обостренное… Телевизор все притупляет.

Женщины рылись в толстых томах, переворачивали пожелтевшие страницы, ощупывали переплеты. У Татьяны дело шло быстрее. Она касалась книг уверенными, точными движениями и вскоре, покончив со своими пачками, помогла Наташе.

Они не нашли ничего.

Наташа медленно вытерла руки, стряхивая приставшую к ним пыль. Кончики пальцев стали сухими и как будто безжизненными.

– Всегда так – надеешься на что-то, и впустую, – загадочно произнесла Татьяна.

Наташа хмуро подняла глаза. Теперь библиотекарша начинала ее раздражать. Несколько минут назад ее охватила странная надежда, которая так и не оправдалась. И она чувствовала себя обманутой.

– Глупо было думать, что в книгах найдется записка, – сказала Наташа. – Это не в духе моей сестры. Уж очень замысловато. Она бы просто оставила записку на столе.

Женщины опять переглянулись. Татьяна аккуратно сложила книги и выпрямилась, привычным движением оправляя юбку на узких бедрах.

– Знаете, мне бы хотелось поговорить с вами откровенно, – решилась Наташа. И она все рассказала – о пропавших деньгах, о неудачном сватовстве, о запертой в доме голодной кошке. Татьяна слушала с непроницаемым лицом – как будто не решаясь составить окончательного решения. Когда та замолкла, библиотекарша вздохнула:

– Я знаю этого горе-жениха. Грустно, что эти типы так высоко себя ценят. Он всерьез посчитал, что осчастливит Анюту!

– Анюта и впрямь была оскорблена этим сватовством?

– До глубины души, – отчеканила та. – Когда она отказала, он позволил себе намекнуть, что на старых дев спрос невелик.

– Ах, сволочь! Но он хотя бы не преследовал ее после?

Татьяна пожала плечами. Во всяком случае, она ничего об этом не слышала – Анюта не жаловалась. Да и Егор не такой человек, чтобы приставать после того, как его отвергли. У него своя гордость.

– Он, конечно, полное ничтожество, но все-таки не идиот, – с прежним презрительным оттенком проговорила женщина. – Не нужно его недооценивать. Я думаю, что предложение было сделано не без задней мысли – конечно, принимались в расчет и дом, и участок, да и Анютина внешность его привлекала… Потом, ему просто нужна была женщина в доме, хотя бы для того, чтобы готовить и копать огород… – Она снова усмехнулась – коротко и недобро. – Но Анюта отбрила его так, что повторных попыток он, конечно, не делал. Я в этом уверена.

А вот о деньгах, спрятанных в жестяной коробке, библиотекарша ничего не знала, хотя не слишком удивилась, узнав, что Илья оставил внушительное по местным меркам наследство. Заметила только, что всегда подозревала – парень копит на черный день. Скупость Ильи и его любовь к деньгам были известны всем и каждому. Кто-то подсмеивался над ним, но большинство соседей его уважало.

– Я рада, что Анюта получила хоть какую-то компенсацию за все свои мучения, – сказала она, и в ее голосе опять послышался упрек.

Только вот в чей адрес? Наташа начинала ежиться – ей казалось, что в комнате становится все холоднее. «Она как будто все время намекает, что я могла больше делать для сестры», – подумала женщина. И, как будто отвечая на ее мысли, библиотекарша продолжала:

– Понятно, что Анюта могла переменить свою жизнь, уехать к вам… Но только теоретически. А на самом деле, каждый человек действует только в тех рамках, в которые сам себя поставил. Теоретически Анюта могла уехать в любой момент. Но на практике, никогда не смогла бы покинуть дом и оставить брата – вот в чем беда.

– Меня удивляет, что деньги исчезли, – повторила Наташа.

– Меня тоже.

Библиотекарша хотела сказать что-то еще, но тут появились посетители – две девушки лет шестнадцати. Они спросили что-то из школьной программы, и Татьяна принялась рыться на полках. Наташа отошла к окну.

Какая знакомая улица! И какие знакомые лица мелькают за окном, за оградой маленького палисадника! Вот эту женщину она как будто знает – или нет? А эта молодая мать с коляской – неужели одна из ее бывших одноклассниц? Даже пробежавшая мимо рыжая собака показалась ей неуловимо знакомой. Все казалось таким милым, домашним и родным, но Наташе почему-то было неуютно, как будто ей снился много раз повторявшийся сон, каждый миг могущий обернуться кошмаром.

Девушки ушли, получив желаемые книги. Татьяна виновато улыбнулась обернувшейся гостье:

– Сейчас я выдала им кое-что из Анютиного наследства. У нас в наличии этих книг не оказалось, ну и вот… Пришлось. Я даже карточек еще не оформила.

Снова вошли посетители – на этот раз пожилые женщины. Они сдали какие-то романы, получили что-то взамен. Наташа проследила за ними, поймала на себе внимательные взгляды и подумала, что пора уходить. Что еще она могла тут выяснить? Того, что она уже узнала, хватило, чтобы окончательно потерять покой. Сестра все-таки готовилась к смерти…

– Еще один вопрос, – сказала она, когда женщины удалились, беззастенчиво кидая на нее изучающие взгляды.

– Вы насчет запертой кошки? Да, это тоже странно…

– Нет, насчет денег. Она не могла пожертвовать их на церковь?

Татьяна замялась. Было видно, что вопрос ей крайне не понравился.

– Да как вам сказать, – неохотно произнесла она. – Анюта бы все отдала, если ее попросить… Но вряд ли отец Николай просил.