– Он к этому готов. Я предупреждал.

– Значит, надежды нет? – Наталья побежала за ним – он шел в свой кабинет. – Может, подождем? Ведь ей и раньше бывало плохо, но мы выкарабкивались!

– Одевайтесь! – скомандовал психиатр, нажимая дверную ручку и оборачиваясь на пороге кабинета. – Или поедем без вас!

Наталья бросилась наверх и застала Ольгу в безмолвной панике. Та нервно топталась под дверью хозяйкиной комнаты, прислушиваясь и ломая пальцы. Увидев коллегу, она сделала страшные глаза и прошептала:

– Больше не плачет.

– Ходит по комнате? Бегает?

– Нет. Там тихо.

Наталья, остановившись под дверью, осторожно поскреблась и мягким, просительным тоном поинтересовалась, можно ли ей войти. Ответа не было – в комнате только что-то скрипнуло, будто кто-то резко встал со стула. Женщины переглянулись.

– Генрих знает, что делает? – еле слышно поинтересовалась Ольга, выразительно проводя ребром ладони по горлу. – Она ведь может…

– Заперто изнутри?

– Заперто.

– Ксеня, – все также нежно, будто обращаясь к ребенку, позвала Наталья, – пусти меня на минуточку. Я хочу кое-что спросить.

– Иди к себе и одевайся! – внезапно раздался из-за двери резкий, гортанный окрик. Женщины с трудом узнали голос хозяйки. – Ты же знаешь, куда мы поедем!

– Мы едем в гости, кажется…

– В дурдом! – Послышался короткий, разделенный на слоги смех – как будто смеялся проржавевший механизм. – Он врет, что в гости, я знаю, в какие гости! Одевайся и не мешай мне собирать вещи!

Наталья отошла от двери и спрятала в ладонях пылающее лицо. Когда она отняла их, пальцы были мокрыми. Женщина беззвучно плакала. Глядя на нее, закусила губу и горничная.

– Мне надо выпить, или Генриху придется заказывать две койки в дурдоме. – Наталья открыла дверь своей комнаты. – Идем, я и тебе налью. Не бойся, она не сбежит, оставь дверь открытой.

У себя в комнате она торопливо плеснула ликера в бокалы, мутные от выпитых прежде коктейлей. Ольга, обычно щепетильная в вопросах чистоты, не глядя, проглотила содержимое бокала и поморщилась:

– Лучше бы водки!

– Есть, ледяная, – Наталья открыла бар и, достав бутылку, налила водку в те же бокалы. – Давай.

Выпивая, обе косились на распахнутую дверь. Персиковый холл был пуст и залит светом ламп – их включили все до единой. Он напоминал сцену, на которую вот-вот должны выйти актеры, пока что разбежавшиеся по своим гримеркам. Внезапно горничная вздрогнула и едва не выронила бокал – ей почудилось какое-то движение в холле.

– Кошка! – Ольга с трудом перевела дух. – У меня нервы на взводе. Как ты думаешь, она не будет упираться?

– Я как раз стараюсь об этом не думать! – рассердилась вновь захмелевшая Наталья. – Ты-то останешься, а мне туда ехать! Погоди, ты слышала?

Она подняла палец, призывая к молчанию. Женщины замерли, вслушиваясь в ватную тишину мансарды. Наталья уже решила, что резкий стук ей почудился, когда он повторился. Сомнений не оставалось – звук шел из комнаты Ксении. Сам по себе он не казался зловещим, но в нем было что-то, одновременно перепугавшее обеих женщин. Что-то очень знакомое – как показалось Наталье, но что? Ольга издала панический писк и бросилась в холл, Наталья побежала за ней. Они по очереди нажимали ручку двери, наперебой звали Ксению, стучали – бесполезно. В минуты затишья был слышен тот же звук, он повторялся методически и упорно. Тук-тук. Пауза. Тук-тук.

– Она открыла окно! – первой догадалась Ольга, отпустив дверную ручку. На лбу у нее выступила испарина, она раскраснелась и дышала прерывисто, то и дело прикладывая руку к полной груди. – Это створка стучит на ветру. Слышишь, какой поднялся ветер?

– Ксеня, открой! – Наталья еще раз ударила кулаком в дверь и бессильно к ней прислонилась. Ноги у нее подкашивались, все тело мелко и противно дрожало. – Она выбросилась в окно! Чувствуешь, сквозняк?! Она не отвечает!

– Что у вас тут? – раздался с лестницы голос Генриха Петровича. Через мгновения показался он сам – уже полностью одетый, в плаще, с зонтом на локте и папкой с документами подмышкой. – Что вы кричите?

– Она выбросилась в окно! – всхлипнула Наталья, стараясь не встречаться с ним взглядом. – О боже, она выбросилась… Она догадалась и не захотела ехать в дурдом…

– Вы пьяны! – Генрих Петрович брезгливо принюхался к ней и отодвинул в сторону. Повернулся к поникшей Ольге и укоризненно заметил: – Вы тоже! Могли бы подождать, когда мы уедем! Ксения Константиновна, вы меня слышите? – повысил он голос и отрывисто постучал в дверь. – Нам пора ехать, я вас жду. Вы готовы?

Ответом было молчание и мерный стук оконной створки. В дверную щель с тонким свистом прорывался ветер. Не в силах больше стоять у этой страшной двери Наталья ушла в свою комнату и ничком упала на разобранную постель. Она яростно вцепилась в подушку, не щадя длинных накладных ногтей, стараясь зарыться в нее с головой и не слышать стука и криков. Беспокойство в голосе психиатра постепенно переходило в панику.

– Ксения Константиновна, мне надо вам кое-что сказать! На пару слов! Только приоткройте дверь, я даже не войду!

– Ее там нет, – робко заметила Ольга.

– Без вас знаю! – вдруг заорал на нее Генрих Петрович. Его крика никто в этом доме еще не слышал, и Наталья изумленно оторвала лицо от подушки. Голос вечно корректного, сдержанного психиатра теперь звучал совершенно по-бабьи – визгливо и истерично. – Звоните на вахту, пусть кто-нибудь придет и сломает дверь! Да не болтайте там лишнего! Просто скажите, чтобы пришел человек с инструментами – дверь заклинило! Быстро!

Внезапно Наталью потрясла одна мысль, настолько очевидная, что она поразилась, как не поняла этого сразу. Женщина села на постели, задумчиво поправляя спутавшиеся пряди волос. Многие из них были накладными и теперь, отшпилившись, сползли по настоящим прядям и придавали хозяйке вид сильно полинявшей собаки. В дверь ее комнаты заглянул психиатр – его лицо было искажено гневом:

– Вы что расселись?!

– А что мне делать? – довольно дерзко ответила она, успев собраться с духом. Наталье было ясно одно – как бы ни обернулись события, ей в этом доме остаться не придется. Она с вызовом встретила взгляд человека, которого давно считала своим врагом. – Выломать дверь плечом?

– Умойтесь хотя бы, приведите себя в порядок! – визгливо прокричал тот. – Противно смотреть! Как из дешевого борделя!

– Вам, видно, есть с чем сравнивать, – заметила Наталья, окончательно придя в себя. Она далеко отставила вперед руку и, растопырив пальцы, оценивала состояние маникюра. – Еще два ногтя полетели! Клянусь, я приклею их на лоб этой маникюрше!

– Вас волнуют ногти, когда ваша подруга, может, разбилась? – задохнулся Генрих Петрович.

Наталья взглянула на него с торжествующим спокойствием:

– Забудьте, она не прыгала с крыши. Вы, может, не знаете, но крыша под ее окном плоская. Мы там часто загорали в шезлонгах. И с этой крыши можно пройти во вторую мансарду, маленькую, где стоит телескоп. Из нее есть лестница прямо вниз, на веранду. Ксения просто сбежала! – И она расхохоталась, не выдержав напускного бесстрастного тона. – И уж не я буду ее ловить, чтобы сдать в сумасшедший дом!

– Очень интересно! Уж не вы ли ей посоветовали бежать? – Мужчина заметно изменился в лице. Он смерил собеседницу уничтожающим взглядом, но сила этих гипнотических глаз удивительным образом пропала, как только Наталья стала считать себя уволенной. Она только пожала плечами и повернулась к зеркалу:

– Если бы догадалась, посоветовала бы. Давно надо было вмешаться в вашу хваленую терапию и вызвать другого врача! Вы лечили Ксению пять лет, а где результаты? От хорошего врача человек в окно не удирает!

– Да что вы в этом… – начал было Генрих Петрович, но осекся – за его спиной в холле появился сонный и злой Ринат с чемоданчиком для инструментов. За ним спешила запыхавшаяся, насквозь промокшая Ольга. На вахту ей пришлось бежать под проливным дождем – телефон был занят охранником, и дозвониться туда не удалось. Достав отвертки и долото, шофер, он же по совместительству слесарь, за несколько минут открыл дверь, почти не повредив ее. Психиатр ворвался в комнату первым, за ним поспешили женщины. Ринат, которому никто ничего толком не объяснил, изумленно заглядывал поверх их голов.

Наталья оказалась права – в комнате никого не было, если не считать двух кошек, встревоженно поднявших головы при виде стольких гостей. Одна из них, серая, любимица Ксении, вопросительно мяукнула, будто требовала объяснить столь бесцеремонное вторжение на ее территорию. Но на кошку никто не смотрел – все взгляды были прикованы к одному из окон. Оно было раскрыто настежь, и створка резко билась об угол старинного бюро розового дерева. Ольга подошла к окну, поймала летавшие в воздухе белые занавески, выглянула наружу и закрыла его.

– Слава богу! – перекрестилась она. – Я боялась увидеть ее тут… С петлей на шее. Или там, внизу…

– Она ушла по крыше и спустилась на веранду через вторую мансарду, – поделилась своей догадкой Наталья. – Представляешь, я ведь догадалась прежде, чем сломали дверь!

Ольга посмотрела на нее с уважением, зато Ринат, внимательно слушавший подруг, неожиданно спросил:

– Так это хозяйка уехала на «Фольксвагене»?

Все разом повернулись к нему – даже психиатр, лихорадочно обыскивавший в этот момент ящики письменного стола.

– Что-о? – недоверчиво протянул он, делая шаг к шоферу. Тот развел руками:

– На вашей машине. Мы думали, это вы снова уезжаете в Москву, и открыли ворота.

– Кто-то выехал на моей машине? – Генрих Петрович охрип об бешенства. – Кто сидел за рулем?

– Мы даже не смотрели, – признался Ринат. – Увидели, что вы опять едете, и открыли ворота. Еле успели – вы даже не притормозили.

– Когда это было? – прорычал тот.

– Несколько минут назад! Мы выпустили машину, и тут же прибежала Оля.

– Черт… – Психиатр присел на аккуратно заправленную постель своей пациентки и, достав из кармана трубку, уставился на нее с таким безнадежным видом, будто видел этот предмет впервые и не понимал, что с ним делать. – Она сбежала!

– Наконец-то до вас дошло! – издевательски поздравила его окончательно осмелевшая Наталья. – Что-то вы теперь скажете Михаилу Юрьевичу?

Он не ответил, продолжая рассматривать трубку. Прислуга покинула комнату и, прикрыв за собой дверь, устроила в холле небольшой обмен мнениями. Ринат сказал, что понятия не имел даже, водит хозяйка машину или нет. Тот, кто был за рулем, гнал лихо! Ольга от души пожалела бедную женщину, которая пыталась спастись от больницы таким отчаянным образом…

– И ведь напрасно, все равно ее поймают и отправят, куда захотят! Хорошо хоть с крыши не сорвалась, черепица-то мокрая!

Наталья промолчала. Ее боевое оживление прошло, алкоголь, которым она себя подхлестывала весь вечер, постепенно выветривался. Она мрачно оценивала свои перспективы на будущее и не находила их приятными. Всего час назад она обсуждала с горничной свое положение в этом доме и всерьез думала о том, что его надо изменить. Сейчас, когда оно изменилось само собой, ей было попросту страшно, хотя перспектива оказаться без хлеба и крыши над головой ей не грозила. Ольга заметила ее состояние и дружески положила руку ей на плечо:

– Не расстраивайся, найдешь другое место. Ты впервые меняешь, а я-то! С двадцати лет в прислугах, можно сказать, пионерка в этой области… Всего навидалась, с такими товарищами жила… Особенно в первые годы, в начале девяностых. Нет, тут можно было работать! Мне просто надоело, тут самой легко рехнуться…

Ринат, тоже задумавшийся о завтрашнем дне, слегка утратил присущее ему от природы самообладание.

– Нас всех уволят, что ли? Хозяину шофер не нужен, ты уйдешь, Наташка… Кого я сюда возить буду? К нему никогда гости не ездят.

– А если б ездили, то на своих колесах, – кивнула Ольга. – Похоже, что и с тобой попрощаются.

– А лихо она гнала! – вновь вспомнил Ринат и невольно заулыбался. Улыбка удивительно не шла к его серому морщинистому лицу и казалась еще одной глубокой морщиной. – Чуть ворота не высадила! Небось уже к Москве подлетает!

– Господи, к кому же она едет?!

В это время на пороге комнаты появился Генрих Петрович. Было ясно, что он наконец вспомнил, для чего предназначена трубка. Вынув ее изо рта и выпустив клуб дыма, он велел Ринату немедленно возвращаться на вахту, а женщин попросил помочь с осмотром вещей пропавшей хозяйки. После секундной заминки его послушались, хотя все трое уже считали себя уволенными.

– В чем она уехала, можете определить? – Генрих Петрович указал на раздвинутые зеркальные дверцы гардеробной комнатки. – Мне надо дать ориентировку милиции.

– Но это вы видели ее последним, – осторожно напомнила Ольга.

– Ну и что? Не могла же она сбежать в майке и шортах в такую собачью погоду! Вы убирали ее вещи, следили за ними, должны понять, что она надела.

Поручив Ольге гардероб, он повернулся к бывшей компаньонке. Та ждала указаний с ледяным видом, поигрывая зажатой между пальцев сигаретой. Генрих Петрович тоже принял сугубо официальный тон:

– Вы тесно с ней общались, были в курсе ее дел. Сколько денег она могла взять с собой?

– Понятия не имею! – Наталья пустила дым ему в лицо. – Я у нее не видела наличных денег. Да и зачем они ей?

– Верно, у нее не должно было быть ни наличных, ни кредитных карточек, – подтвердил Генрих Петрович. – Я сам просил об этом Михаила Юрьевича. Но она могла где-то достать денег тайком и спрятать про запас. У мужа в кабинете, у Ольги, у вас, наконец… У вас не пропадали деньги?

Обе женщины дружно заявили, что ничего подобного не замечали и что Ксения Константиновна никаких тайников не имела.

– Я бы давно нашла их при уборке, – заверила Ольга. – Я этот дом могу убрать с завязанными глазами.

– Вы понимаете, как важно это выяснить? – Генрих Петрович взглянул на часы. – Если у нее нет ни копейки, далеко не уедет – у меня в машине бак почти пустой. Заправиться не сможет, где-нибудь застрянет… Но если у нее есть деньги, она может убежать куда угодно!

Ответом ему было молчание обеих женщин. Он беспомощно покачал головой:

– Простите, вы вообще понимаете, что случилось? Выдумаете, я хочу ее поймать ради каких-то своих целей? Я же за нее боюсь!

– Мы понимаем, – тихо ответила Ольга. – По-моему, она надела старые белые брюки, широкие, льняные, с карманами на бедрах… Ксения Константиновна часто носила их дома, любила… Я вчера их принесла из стирки, положила вот сюда… Нету. И, кажется, она взяла теплую длинную кофту, с поясом и цигейковым воротником. Коричневая кофта, с желтыми костяными пуговицами. Я ее не вижу, а висела вот тут.

– Денег у нее не было, а драгоценностей – полно! – Наталья подошла к туалетному столику, выдвинула верхний ящичек. – Посмотрим… Жемчужное колье обычно на ней, тут его и нет… Ксения в нем даже спала. Еще у нее были часы, очень дорогие. Она их снимала только на ночь и в ванной, хотя я всегда себя спрашивала – зачем ей знать точное время?

Наталья перевернула вынутый ящик на столешницу и разобрала драгоценности. Она знала их не хуже собственных побрякушек, конечно, куда более броских и менее дорогих. Несколько пар серег – с бриллиантами, сапфирами – под цвет глаз, большие платиновые кольца, украшенные эмалью… Ксения редко носила серьги и с улыбкой смотрела на то, как их примеряет компаньонка. «Я не покупала серьги сама, это все подарки, – заметила она как-то. – Не люблю серьги вообще. Знаешь, в древнем мире это было символом рабства». Она разложила на столе многочисленные браслеты, среди которых был большой изумрудный, стоивший целое состояние, десятка полтора колец, кулоны и цепочки…

– Все на месте, – растерянно сказала Наталья, сделав полную ревизию. – Не понимаю. Она не взяла ничего!

– Ну да, она же не планировала побег, это случилось спонтанно. – Генрих Петрович со свистом всосал воздух через погасшую трубку и, ворча, полез за спичками. – Боюсь, что на автозаправке она попытается расплатиться часами или своим жемчугом… Господи, в час ночи, одна, в остром состоянии… Гонит по мокрой трассе…

– Так звоните скорее! – Наталья взглянула на часы. – Она уже минут сорок на свободе! Надо немедленно сообщить Михаилу Юрьевичу!

– Да, да, – удрученно согласился тот. – И как она догадалась, что я хочу отвезти ее в больницу?

Через полчаса переполошенный было дом снова погрузился в темноту и тишину. Ожидали приезда хозяина. Генрих Петрович остался ночевать – заплаканная Ольга постелила ему в комнате для гостей. Из комнаты Ксении выгнали кошек, саму комнату заперли – психиатр считал, что ее должна осмотреть милиция. Теперь ее единственными обитателями остались яркие тропические рыбы, равнодушно курсирующие в своем огромном, таинственно подсвеченном аквариуме. На лужайке перед домом снова горел один фонарь, остальные, включенные было по тревоге, уже погасли. Дождь закончился, но холодный ветер не унимался и яростно морщил лужи на мощеных дорожках парка.

…Наталья отошла от окна, задернула штору и присела на постель. Она страшно вымоталась за этот вечер, и ее не покидало чувство, будто она что-то потеряла. Место? Да, конечно. Стабильный доход, позволявший не отказывать себе почти ни в чем? Да, второй раз ей вряд ли так повезет… Она пыталась думать об этих простых вещах, но ее мысли все время возвращались к синеглазой светловолосой женщине, которую она привыкла ощущать рядом, за стеной, чье присутствие стало для нее таким же необходимым, как было бы присутствие сестры-близнеца. Комната Ксении опустела, и Наталья чувствовала – навсегда. Что бы ни случилось, она туда не вернется, эти стены больше не услышат ее спокойного, музыкального голоса, который искажался только в минуты припадков… Женщина растерла ладонями виски и, закрыв глаза, повалилась на подушку. Странно, но теперь она никак не могла соотнести воспоминание о Ксении с этими припадками, так портившими всем жизнь. Они удивительным образом разделились в ее сознании, как будто не имели друг с другом ничего общего, и Ксения вспоминалась, как что-то спокойное, светлое, на удивление безмятежное. Она вспомнила слова Ники: «Нормальнейшая с виду женщина!»

«Неужели мы никогда больше не увидимся? – подумала она, переставая ощущать границы собственного усталого тела. Оно как будто растворялось в темном сладком сиропе. – Не может быть, не верю…» Потом Наталья вдруг увидела Михаила Юрьевича. Стоя у постели и гневно жестикулируя, тот чего-то от нее добивался, и она уснула, едва успев понять, что уже видит сон.