Катя приняла это приглашение по той же причине, по какой Лариса его сделала. Девушке было жутко оставаться одной. «Когда на сердце тяжело, надо идти к людям! – всегда говорила ей мать. – Не сиди в четырех стенах, не грызи себя – еще хуже станет!» И Катя, перебарывая страх показаться навязчивой, следовала маминому совету и напрашивалась в гости, шла в кино, гуляла по территории ВВЦ, благо выставка располагалась под боком. Сейчас, на ночь глядя, большинство этих возможностей отпадало. Карина была где-то далеко, на очередном свидании, и конечно, не стоило рассчитывать на ее поддержку.
– Хорошо, я зайду ненадолго, – Катя взглянула на часы. – Какой у тебя номер квартиры?
Ни Сергея, ни его машины она поблизости от подъезда не заметила, но это лишь отчасти успокоило девушку. Дикие претензии, которые предъявил ей бывший любовник, продолжали смущать Катю. Только сейчас она начинала понимать абсурд того, что он рассказал. «Звонила какая-то барышня, назвалась мной и устроила скандал его жене?! Может, жена фантазирует, закрепляет победу? А что – ей выгодно выставить меня в глупом свете, настроить Сережу на окончательный разрыв! Поверил он мне или нет?» Продолжая мучиться этими сомнениями, она перешла в соседний подъезд и поднялась на седьмой этаж в таком же астматическом, кашляющем лифте. Лариса ждала ее на пороге своей квартиры, приоткрыв дверь, чтобы хоть немного осветить площадку.
– Лампочку выкрутили? – со знанием дела осведомилась Катя, выйдя из лифта.
– Да тут и патрона нет, чтобы ее вкрутить! – усмехнулась хозяйка, распахивая дверь шире. – Сорвали те, кому свет мешал.
– У вас тоже такие уроды есть?
– Сколько хочешь! – впустив гостью, Лариса тщательно заперла дверь на все замки и еще накинула цепочку. – Но сейчас не бойся, не их время. Они около полуночи собираются на пролет выше, под окном.
– Милицию вызываете?
– Да что ты! – Девушка как будто искренне удивилась этому вопросу. – Мы же вместе росли! Я их всех знаю!
– Ты-то их знаешь, а вот они примут во внимание, что вы вместе росли?
– Брось… – протянула Лариса и, пошарив под вешалкой, вытащила розовые тапочки из искусственного меха: – Надевай, это Викины.
Катя секунду помедлила, ей было как-то неловко надевать вещь, можно сказать, с покойницы. Но, по всей видимости, сестру покойной это не смущало. Переобувшись, Катя отправилась вслед за хозяйкой осматривать квартиру – Лариса непременно желала все показать.
– У нас «двушка», а у тебя? Однокомнатная, да? И ты там одна живешь? Хорошо тебе, свободно! Вот мамина комната! У тебя такая же, большая?
«Большая комната» площадью семнадцать квадратных метров была тесно заставлена мебелью, причем предметы обстановки были явно рассчитаны на более просторное помещение. Массивный угловой диван занимал полторы стены и чуть не доходил до самого порога. «Стенка», разделенная на две части, зрительно уменьшала комнату до размеров кладовки. Хрустальная, изрядно запыленная люстра свисала слишком низко, можно было предположить, что ее полагалось вешать над обеденным столом, но стола здесь не было. «Иначе никто бы не пробрался к балкону, – подумала Катя и невольно вздрогнула. – Что мне в голову лезет! Да, вот тот самый балкон…» На диване еще валялось скомканное постельное белье, рядом на полу стоял полупустой стакан с водой. В комнате сильно пахло валокордином – этот запах Катя знала с детства, такими же каплями лечилась ее бабушка.
– Я не успела прибраться, – пояснила Лариса, торопливо подскакивая к дивану и запихивая белье в ящик для постели. – Ну и день! Я все думала, когда же он кончится, только вот уже ночь наступает, а мне еще хуже стало! Страшно тут оставаться!
– Но у вас же есть, наверное, какие-то родственники, – предположила Катя, оглядывая стены, оклеенные блеклыми обоями в мелкий цветочек. В общем, комната производила унылое впечатление, а развешанные повсюду пейзажи арбатского изготовления заставили девушку поежиться. Попадая в гости, она всегда пыталась составить представление о хозяевах, изучая интерьер, и в данном случае могла сказать, что эта комната не несла на себе абсолютно никакого отпечатка личности своей обитательницы. «Мамина комната» могла с тем же успехом быть и «папиной», и «бабушкиной», а вернее всего, вообще ничьей. В ней ночевали, но не жили, ее обставили, но не сумели украсить, ею обладали, но ее не любили. Лариса перехватила критический взгляд гостьи и, словно прочитав ее мысли, быстро пояснила:
– Мама не выносит безделушек, говорит, сложно убираться, много пыли. Знаешь, она вообще мало собой занимается, больше работой.
– Да я же ничего не сказала! – Катю удивила эта проницательность. Вообще, ее новая знакомая производила на нее все более сложное впечатление. «В любом случае с ней надо держать ухо востро!»
– Но ты подумала, я по глазам поняла! – настаивала Лариса. – И правильно, я сама не в восторге от этих жутких картин! Но это папа рисовал.
– А он…
– Умер восемь лет назад, – девушка подошла к окну и плотно задернула шторы. – Мне было четырнадцать, Вике двенадцать. Представляешь, каково маме пришлось? Денег папа не оставил, продать было нечего – ни машины, ни дачи… Вот – все, что видишь. Родственники, говоришь? А где они были, когда мы после папиной смерти без гроша остались? Кто помог? Пошли они к черту! – И без перехода, совсем другим тоном предложила: – Пойдем, покажу тебе Викину комнату.
Катя молча последовала за ней. Комната погибшей девушки с полным правом могла называться «маленькой». В ней было не больше десяти метров, впрочем, обстановка тоже оказалась немногочисленной. Широкая, с виду двуспальная кровать, застеленная ярким атласным покрывалом, шкаф для одежды, пушистый ковер на полу – это было все, если не считать трюмо. Оно занимало целый угол, и было ясно, что именно перед ним проводила большую часть времени бывшая хозяйка комнаты. Десяток баночек с кремами, в которых кожа Вики вовсе не нуждалась, ворох косметики, профессиональный фен, щипцы для завивки, накладные локоны разного цвета, рассыпанная по столешнице пудра и устойчивый запах сладких духов – все говорило о том, что девушка уделяла пристальное внимание своей наружности. «Хотя при ее данных она могла вообще не краситься и не причесываться, все равно била бы наповал! – Катя продолжала рассматривать косметику на полочках трюмо. – А тут такой арсенал, будто ей лицо надо было с нуля рисовать каждый раз…» Эту комнату, в отличие от первой, явно пытались украсить и сделать уютной. На окне висели шторы из розоватой пышной органзы, на дешевенькой люстре покачивались многочисленные колокольчики, долженствующие приносить в дом счастье, в изголовье постели разместились мягкие игрушки – сплошь тигрята разных размеров и расцветок. Эти инфантильные попытки свить гнездо наводили на мысль, что обладательница внушительного трюмо еще не осознала себя взрослым человеком. «То ли будуар, то ли детский сад!»
– Тигров собирала, потому что по году она Тигр, – с непонятной улыбкой пояснила Лариса, до сих пор молча оглядывавшая комнату сестры. – Думала, они ей счастье принесут. И колокольчики эти для счастья, и талисманы она всегда при себе носила – один на шее, другой в сумочке, третий в кармане. Представляешь, по почте откуда-то выписала! Ей что хочешь можно было внушить, она бы живую жабу в рот сунула, если бы ей сказали, что она приносит удачу.
– Она училась где-нибудь, работала? – Кате вдруг показалось, что в маленькой комнатке нечем дышать. От запаха сладких духов ее мутило. – Неужели восемь классов и все?
– Все! – подтвердила Лариса. – Да и там-то еле тянулась, одно горе! Я все вечера с ней просиживала, старалась хоть как-то натаскать, чтобы не позорила меня в школе! А она, как только отвернусь, – шмыг в дверь и уже на улице гоняет с парнями! Это я первая сказала маме – нечего Вике делать в старших классах, в МГУ все равно не поступит, а за прилавок и с такими знаниями встать можно. Правда, – усмехнулась девушка, – за прилавок-то наша графиня как раз не встала. Не захотела. Это для нее оказалось слишком примитивно, да там же и работать надо!
– Что же – Вика вообще не работала?
– Да так, от случая к случаю… – Лариса произнесла это с явной неохотой. – Когда у нее было настроение.
– Что же это за работа такая? – недоверчиво поинтересовалась Катя. – По контракту?
– Какой там контракт! – фыркнула та. – Одни фантазии! Она околачивалась в ночном клубе, танцевала с посетителями, а заведение ей за это платило какие-то гроши. Ну, и уж конечно мечтала о сцене, считала, что у нее голос есть и когда-нибудь она прославится… Бред, конечно!
– А как же ваша мама с ее строгими принципами смотрела на такую работу? – изумилась девушка. – Или я чего-то не понимаю?
– Да мама ничего не знала! – отмахнулась Лариса. – Я помогала Вике следы заметать, она врала, что стоит на кассе в ресторане быстрого питания с восьми вечера до полуночи. Конечно, при таком графике она должна была получать копейки, ну мама и не спрашивала ее насчет денег. Целый год мы так маскировались.
– Как же мама не догадалась?
– А каким образом она могла что-то узнать? – возразила Лариса, плотно закрывая дверь в комнату сестры. – По ресторанам мама не ходит, трудовую книжку все равно бы не увидела, раз она в отделе кадров, ну а проверять у нее нет ни времени, ни сил… И потом я же говорила ей, что у Вики все в порядке. Мама только переживала, что она поздно возвращается, но потом привыкла. Мы врали, что их с работы развозит служебный микроавтобус.
– А если бы с Викой что-нибудь случилось в этом клубе? – Катя никак не могла опомниться от услышанного. Такое рискованное и громоздкое вранье изумило ее. – Как ты могла ее покрывать? Тебе что, было все равно, чем занимается сестра?
– Если бы я не согласилась ее поддержать, было бы только хуже, – после краткой паузы проговорила Лариса. – Она, правда, была жуткой трусихой, но если уж ей чего-то хотелось… Вика все равно удирала бы в свой клуб, мама хваталась бы за сердце, а виновата во всем была бы, конечно, я.
– Ты-то почему?!
– Потому что я – это я, – с горечью ответила девушка, открывая перед гостьей дверь кухни. – Ну, вот и весь наш дворец. Тесно, правда?
– А где же ты спишь? – Катя с удивлением осмотрела крохотное шестиметровое помещение, в которое были втиснуты плита, холодильник, обеденный уголок и несколько навесных шкафов. На холодильнике стоял телевизор, на разделочном столе – микроволновая печь, электрический чайник и соковыжималка. Места было так мало, что, стоя у плиты, можно было без труда достать любую вещь, расположенную в кухне, не сделав при этом ни единого шага, просто протянув руку.
– Да вот, на диванчике, – Лариса по-хозяйски пнула потрепанный угловой диван, обитый потертой красной материей. – А утром постель к маме в шкаф уношу. И одежда моя тоже там, у нее.
– Но как же… Здесь?!
– Не веришь? – Не успела Катя опомниться, как та скользнула в щель между столом и диваном и ловко улеглась, растянувшись на плоских красных подушках. – Смотри, я как раз помещаюсь. Больше и не нужно, я ведь не очень длинная!
Катя лишь покачала головой, глядя на худенькую девушку, ютившуюся на ложе, явно не приспособленном для спанья. Деланная улыбка, которой Лариса сопровождала эту демонстрацию, только укрепила Катю во мнении – не всегда стоит буквально воспринимать то, что говорит ее новая знакомая. «Она будто бравирует тем, что находится в таком приниженном положении! Спит на кухне, будто какая-то бедная родственница, которая остановилась у них на два дня проездом… А эта ее фраза – „потому что я – это я!“. Она дает мне понять, что в семье ее не ценили и не любили, вот о чем ей хочется говорить… А вовсе не о смерти сестры!»
– Ну, теперь-то ты перейдешь в комнату Вики?
Катя никак не ожидала, что этот простой практический вопрос, который она задала без всякой задней мысли, вызовет такую реакцию. Лариса резко села, задев локтем стол, и взглянула на гостью со смешанным выражением злобы и недоверия. В этом взгляде было так много волчьего, что девушка невольно отшатнулась к двери. В следующее мгновение Лариса уже стояла, агрессивно подавшись вперед, словно готовясь начать драку:
– На что ты намекаешь?!
– Я?! Намекаю?! – ахнула Катя. – Я просто спросила…
– Нет, ты хочешь сказать, что мне ее смерть была выгодна! Что я рада, потому что комната освободилась!
– Да у меня и в мыслях такого не было, – честно ответила девушка. В самом деле, хотя Катя настороженно относилась к излияниям своей новой знакомой и не чувствовала к ней особой симпатии, она была далека от того, чтобы предположить в той корыстный интерес. Эта вспышка самобичевания доказывала лишь одно – в семье Лариса была изгоем, остро чувствующим свое унижение. – Не приписывай мне, пожалуйста, своих комплексов! Ничего постыдного нет в том, что ты теперь займешь ее комнату! Это будет правильно, и никто тебя ни в чем не обвинит!
– Я буду спать тут! – с вызовом заявила та, кладя руку на спинку диванчика. – А когда получу первую зарплату, сниму комнату и уйду отсюда совсем!
– Твое дело… – пожала плечами Катя. В другое время она пожалела бы эту девушку, но сейчас слишком устала, чтобы испытывать какие-то эмоции. – Ну, вижу, ты пришла в себя, мне пора.
– Выпей хоть чаю! – опомнилась Лариса. – Извини, я завелась, у меня сейчас нервы на пределе!
Она включила чайник и торопливо поставила на стол чашки.
– Не уходи, так жутко одной! Потом я тебя сама провожу, не бойся!
– Все-таки мне кажется, что в такую минуту можно и с родственниками помириться, кого-нибудь к себе позвать! – сдержанно предположила Катя, присаживаясь за стол. Чаю не хотелось, но уйти так просто она не могла. За считанные часы жизнь этой семьи, прежде совершенно чуждой, стала вдруг для нее близкой и важной, как будто у нее, нежданно-негаданно, появилась новая родня. «А может, я бессознательно ухожу от собственных проблем, – подумала она, вспомнив нелепые обвинения Сергея. – Что и говорить, у этих людей настоящее горе! Но не могу же я целиком себя им посвятить! Карина права – я ненормально приняла уход Сережи. Ненормально спокойно. Обычной реакцией были бы как раз эти истеричные звонки его жене…»
Внезапно раздавшееся в прихожей громкое мурлыканье заставило Катю подпрыгнуть. Она не сразу сообразила, что это дверной звонок.
– Кто бы это? – удивилась Лариса и, как была, с сухарницей в руках, побежала к двери. Тут же защелкали отпираемые замки, зазвенела цепочка, и девушка вернулась на кухню, сделав успокоительный жест:
– Это старый знакомый, все в порядке.
– Можно?
О проекте
О подписке