– Историю! – Гостья подняла глаза к потолку с потрескавшейся штукатуркой. – В мои истории он больше не поверит…

Переведя взгляд внезапно расширившихся глаз на собеседницу, женщина издала тихий возглас, похожий на вскрик вспугнутой птицы.

– Что? – забеспокоилась Александра.

– Если бы вы согласились! – воскликнула Ирина. – Вы могли бы приехать к нам и рассказать ему, что видели, скажем, как нишу упаковали в Екатеринбурге, но тот человек, который должен был ее привезти, заболел и будет в Москве только через неделю!

– И вы считаете, мне он поверит? – с сомнением спросила художница.

– Он поверит кому угодно, только не мне и не сыну! – с горечью констатировала Ирина. – Так уж он настроен кое-кем! Да вы не бойтесь, это минутное дело – главное, он вас не знает, вы не моя подруга… Он уже такой старый, сплошные причуды! Вам он поверит сразу!

Александра колебалась недолго. Она окончательно убедилась в том, что ей придется помочь незадачливой клиентке, когда попыталась дозвониться до Стаса и услышала в трубке, что телефон выключен.

– Он летит в самолете, – пробормотала она. – Ну что ж, раз уж это поручено мне и раз вы в таком сложном положении… Для начала найду мастера, переделать нишу. Вы готовы будете еще раз оплатить работу? Стас вернет деньги, когда вернется сам, конечно же.

Ирина горячо пообещала оплатить услуги нового мастера и даже предложила Александре комиссионные – за посредничество и хлопоты, связанные с убеждением свекра. Та отказалась и от первого, и от второго.

– Ну, что там, мне достаточно сделать пару звонков, и нишу возьмут в работу. За подобные вещи даже стыдно деньги брать! А с вашим свекром я поговорю, уж просто в качестве компенсации за то, что произошло. Я не виновата, конечно, но Стас-то виноват! Он должен был в точности воспроизвести ту нишу, которая была на снимке, а не заниматься самодеятельностью. Что поделать! Даже великие мастера порою делали роковые ошибки, а он… Он обычный, хотя и талантливый человек.

Они обменялись номерами телефонов и уговорились, что Ирина позвонит вечером и расскажет придуманную историю, которую Александра завтра утром досконально передаст больному старику. Прощаясь с гостьей (та выглядела слегка успокоенной), художница твердила про себя, что сделала все, что обязана была сделать.

«Конечно, мы идем на прямой подлог и обман, – рассуждала она, провожая Ирину и запирая за нею дверь мастерской Стаса. – Но, во-первых, мы выдаем новодельный гипс всего лишь за новодельный гипс, и малоизвестного мастера – за такого же. Во-вторых, старик очень болен, и это делается для того, чтобы скрасить ему последние дни жизни. Ну, и материальные интересы наследников задеты, конечно… Хорошо, что Ирина сказала об этом прямо, а не стала разыгрывать благородство – мол, жалеет старца, только и всего печали… Лишиться наследства из-за куска гипса в самом деле доля незавидная! Да еще какая-то аферистка маячит…»

Александра в течение двух часов нашла по телефону скульптора, с которым общалась когда-то и помнила его как хорошего профессионала. Тот, уяснив, в чем состоит задача, взялся изготовить нишу за четыре дня.

– Матрица, которую сделал Стас, не поможет, – заявил он. – Разве что при формовке новой ниши. А вот контррельеф для фигур придется делать заново, по старому можно воспроизвести только прежний оттиск. Придется делать оттиск ниши и все формовать. Хотя бы фото оригинала есть?

К счастью, предоставленные ранее заказчицей фотографии в целости обретались на стеллаже: в этом женщины убедились еще до ухода Ирины, совместно осмотрев мастерскую. Александра договорилась подождать скульптора в мастерской. Тот обещал приехать в течение часа.

– Аванс получишь на днях, – сказала она напоследок. – И прошу, не затягивай, потому что это для очень больного человека. Он может просто не дожить до радостного момента встречи с твоим шедевром.

Игорь (так звали мастера) пообещал сделать все возможное, чтобы уложиться в назначенный им срок.

– Но не раньше, чем в четыре дня! – сказал он. – Да и то, если все брошу и ради тебя займусь только этим! По твоим словам, ничего сложного, но выдержать залитый гипс – сутки, отделка, полировка, лакировка барельефа… Шлифовальной машинкой не везде отделаешься, придется вручную, и мелким наждачком, и замшей пройтись, и бархаткой… Да и ниша по размерам внушительная, гипс будет дольше схватываться… Так что я ограничен материалом и техникой. Ведь нужно, чтобы все было по высшему классу!

И Александра подтвердила, что рисковать качеством не стоит.

– Один рискнул уже, – проворчала она, кладя в карман замолчавший телефон.

Александра не без злорадства представила себе вытянутое лицо Стаса, узнавшего о том, что ему придется вернуть деньги, полученные за работу. Но худшим наказанием было другое: о промахе скульптора неизбежно узнают коллеги, и это упущение надолго станет поводом для шуток, зачастую очень злых. «Ну и поделом ему! – подумала она все еще под впечатлением встречи с Ириной. – Кинул мне ключи, оставил подачку и подсунул запоротый заказ! Может, он и сам в последний момент понял, что придется объясняться с клиенткой, вот и сбежал!»

– Что скажешь?

Женщина нарушила молчание, когда пауза, на ее взгляд, чересчур затянулась. Скульптор приехал меньше чем через час после звонка. Теперь он разглядывал нишу, сличая ее с изображением на трех снимках, обнаруженных в мастерской.

– Стас отличился, что еще сказать, – ответил Игорь, выпрямляясь и не сводя с ниши оценивающего взгляда. – Пьян был?

– Было бы удивительно, если бы нет, – пожала она плечами.

– Сама по себе работа сносная, но вот этак запороть композицию… Разве что нарочно?

Александра выразительно развела руками, показывая, что не решается ничего предполагать. Сама она, уже с большой уверенностью, считала, что скульптор понял свой промах и сбежал, предоставив ей выпутываться и объясняться. Телефон Стаса все еще не отвечал. «Быть может, он и не собирается его в ближайшее время включать, паразит этакий!»

Она с беспокойством смотрела на Игоря. Казалось, скульптор озадачен чем-то, и всерьез, – он все еще не мог оторваться от созерцания барельефа, не слишком, на взгляд художницы, оригинального по сюжету и исполнению. Игоря она ценила выше, чем своего непутевого соседа. Скульптор он был средний, ничем не прославившийся, но и не оскандалившийся, подобно Стасу, очень добросовестный. Для изготовления копии в рекордные сроки ничего другого и не требовалось. И вот он явно в чем-то сомневался.

– Ну, что такое? – не выдержала Александра.

– Видишь ли… – медленно, после паузы, проговорил Игорь. – Странное какое-то изображение. Я понял, что евангельский сюжет, ничего загадочного для меня в нем нет. Но фигуры… Ты заметила?

– Да что?! – воскликнула женщина. У нее сжалось сердце от недоброго предчувствия. Ничего хорошего от этой ниши она уже не ожидала. – Не понимаю, о чем ты!

– Иосиф, Мария, ослик, пальмы на заднем плане – все на местах. Но младенец… Обрати внимание – его словно бы и нет?

– Что ты имеешь в виду?! – Александра указала место на барельефе. – Вот же, вот, у Марии на руках!

– Ты считаешь, эти складки ее головного покрывала символизируют собой спеленатого младенца? – упрямо возразил Игорь. – Это просто покрывало свесилось с плеча на локоть. У нее ничего нет в руках. Я специально рассмотрел, мне же с этим работать. Это и не бегство в Египет, и не возвращение. Как хочешь, младенца тут нет. Это все происходит еще до Рождества Христова, если можно так выразиться.

– Не понимаю. – Александра взяла снимки, внимательно в них вгляделась, поднеся к свету. Комнату заливало ослепительное апрельское солнце, в веселых, обновленных лучах которого убожество старой неказистой обстановки особенно резало глаз. – Складки это или спеленатый младенец – дело не наше, а заказчика. На снимках то же самое, да и у клиентки были претензии только к направлению движения фигур. Так что, я вижу одну задачу – воссоздать барельеф в его первоначальном виде. Что там автор имел в виду, нас не касается.

И скульптор с нею согласился.

– Я это отметил, чтобы после ко мне претензий не было, – сказал он на прощание, упаковав увесистый сверток, который они вдвоем тщательно обвязали шпагатом. – Один-то раз уже неудача вышла. Начнут допытываться – где младенец? Значит, буду делать в точности по модели Стаса, но в зеркальном отражении.

* * *

Ирина позвонила вечером, когда Александра возвращалась от родителей. Художница была бесконечно воодушевлена тем, что ей сообщила мать, тайком от мужа, отведя дочь на кухню и шепча на ухо. Самые грозные подозрения врачей, на которые косвенно указывали анализы, не подтвердились: можно наконец вздохнуть спокойно.

– А почему ты это держишь в такой тайне? – спросила заинтригованная дочь. – Разве отец еще не знает?

И мать, смущаясь, путаясь в словах, сбивчиво объяснила, почему не торопится сообщать радостную новость мужу.

– Понимаешь, – неуверенно говорила она, боясь встретить взгляд Александры, – он впервые начал меня немного слушать. Начал выполнять рекомендации врачей, следить за здоровьем. Вот и анализы улучшились. А если я ему скажу, что опасности нет, он почти здоров, что же будет? Он бросит пить таблетки и через год заболеет по-настоящему!

– Но нельзя же оставлять его в таком заблуждении! – возразила изумленная дочь. – Он может заболеть и от мрачных мыслей! Если засыпать и просыпаться с мыслью, что у тебя страшная болезнь, то она обязательно придет!

Мать вынуждена была с нею согласиться и, скрепя сердце, обещала на днях сообщить мужу радостное известие. Отец, вероятно, все же что-то подозревал. Когда Александра прощалась с ним, он пытливо всматривался в ее сияющее лицо, но вопросов не задавал.

…Впервые за последние три месяца, с тех пор, как она узнала о болезни отца, у нее было так легко на сердце. Александра летела по улице, затем, не торопясь, шла через парк, к метро, наслаждаясь весенним пьянящим воздухом, заметно остывшим к вечеру, но все еще несущим в себе ванильную сладость оттаявшей почвы, перепревших палых листьев. Сквозь голые, неопушившиеся деревья виднелось розовое предзакатное небо, умиротворенное, словно румяное лицо спящего ребенка.

Женщина думать забыла о том, что случилось утром; вся тяжесть зимних тревог и сомнений таяла вместе с последними комьями почерневшего снега, еще видневшимися на рыжих газонах. Ей хотелось скорее взяться за работу. Она твердо намеревалась, вернувшись домой, просидеть до утра, заканчивая статью, давно заказанную специализированным изданием для экспертов и коллекционеров антиквариата. Несколько месяцев она откладывала работу в долгий ящик, и ей даже перестали звонить по этому поводу. Но теперь Александра почувствовала неожиданный приступ вдохновения.

Она мысленно дописывала статью, придумывая эффектные и вместе с тем информативные пассажи, когда у нее в сумке зазвонил телефон.

– Я не знаю, что делать, – громким шепотом проговорила, наспех представившись, ее новая знакомая. – Он не желает ложиться спать! Нервничает, капризничает! Я сказала, что нишу привезут через неделю, он устроил истерику! Боюсь, не кончилось бы это совсем плохо…

– Что же делать? – Александра остановилась, не доходя нескольких метров до ворот парка. – Ему правда так дурно от одного этого известия?

– Дурнее обычного, а этим много сказано… – уныло ответила Ирина. – Мне так неудобно вас просить, но если бы вы согласились приехать к нам прямо сейчас… Это в центре, неподалеку от вашего дома.

– Я сейчас не дома, но… Хорошо, – согласилась Александра. – Я приеду.

Мысль о пожилом больном человеке, которого требовалось успокоить, неожиданно переплелась у нее в сознании с мыслями об отце. Всю зиму она боялась худшего, и вот теперь, когда опасность миновала, исчезла, как дурной сон, Александра боялась ненароком навлечь ее снова – хотя бы отказом в помощи…

– Приедете? В самом деле? – недоверчиво переспросила Ирина. – Я вам очень благодарна… Только что вы скажете? Мы не условились, как следует…

– А что вы сами ему рассказали?

– Посылка упакована и ждет, когда ее перевезут в Москву, что же еще… Давайте я вас представлю как жену того человека, который привезет посылку! – осененная, с воодушевлением воскликнула Ирина. – Это будет самое надежное!

– Нет, мне это как-то не по душе, – замялась Александра. Она не могла понять, чем ей претит такой вымысел, но сама мысль называться чьей-то женой вызывала у нее отторжение. Груз двух несчастливых браков не позволял ей фантазировать на эту тему.

– Ну что же тогда… – озадачилась Ирина. – Может, вы просто знакомая этого благодетеля? Были там, на Урале, в командировке и он попросил вас сообщить, что задержится по болезни?

– Мне что-то кажется, это недостаточно убедительно. – Художница все еще сомневалась. – А если ваш свекор попросит телефон этого неведомого благодетеля? Почему бы им не созвониться и не поговорить напрямую? Зачем еще какой-то посредник в виде меня? Наверное, разумнее договориться со скульптором, которому я отдала нишу в работу. Он сможет сказать вашему свекру пару слов по телефону, что болен, скоро приедет, а ниша в порядке…

Ирина мелодично, неожиданно весело рассмеялась:

– Ну что вы, это ни к чему не приведет! Виктор Андреевич совершенно глух! Последние два года он не слышит вообще ничего, зато отлично приноровился читать по губам. Чтобы поговорить, ему нужно видеть лицо собеседника!

– Хорошо, – смирилась Александра. – Пусть будет по-вашему, пусть я буду знакомая того человека.

Записывая адрес, она ощущала внутреннее сопротивление. Ей предстояло лгать, лгать много, а это противоречило блаженному, умиротворенному настроению, в которое она было погрузилась.

«Почему мне не удается побыть счастливой хоть недолго? – думала художница, спускаясь в метро. – Как только я почувствую радость, ощущу гармонию своего существования, скажу себе, что все наконец хорошо – как тут же является неприятность, да еще крупная!»

Ей претило вмешиваться в дела незнакомой семьи, но ситуацию нужно было спасать. Стас по-прежнему не отвечал на звонки, и Александра поклялась себе, что эта выходка обойдется ему куда дороже оставленных им денег.