Я была худая и капризная. Вступительные экзамены вымотали меня физически и душевно. Весь отдых мама терпела мои переменчивые настроения и усиленно кормила в местном кафе.
Мне хотелось обратно в Москву, встретиться с N. Все мои мысли были заняты только им, мы бесконечно переписывались. Я получала от него романтические письма и перечитывала их много раз на дню. Никакого дела до южного воздуха, чистого моря и красивых камешков на берегу мне не было. Не хотелось ни загорать, ни купаться.
Я ела в местном кафе, вынужденно читала список литературы к новому учебному году и мечтала о встрече с N. Так проходил мой отдых.
Однажды мама уехала на экскурсию, а меня с собой не взяла. Она очень просила, чтобы я хоть на полчаса вылезла из своего панциря и сходила к морю. Я пообещала.
Дочитав очередную повесть, я надела шляпу с полями, длинную рубашку и отправилась на пляж. Мне не хотелось подходить к воде, и я просто стояла на каком-то каменном островке, опершись на перила, и смотрела за горизонт. Летали и кричали чайки, дети бесились в море, прыгая с надувных матрасов, пахло вареной кукурузой и водорослями.
Вдруг я поняла, что рядом со мной, также опершись на перила, стоит какой-то красивый мальчик лет двенадцати. Загорелый, худенький, с белыми выгоревшими волосами и слишком синими глазами на смуглом лице.
– Смотри, там вдалеке дельфины. Видишь? – спросил он.
– Не вижу… – ответила я.
– Ух, смотри, как выпрыгивают! Да ты не туда смотришь, вон! – Мальчик показал рукой правее.
– И правда!
Мы стояли и смотрели на дельфинов. Потом мальчик повернулся ко мне и сказал:
– Я за тобой уже несколько дней наблюдаю. Ты такая красивая, моя мечта. И волосы мне твои нравятся. Я – Артем. А тебя как зовут?
– Аня.
Артем разжал ладошку, в ней был камешек в виде сердечка. Это было очень трогательно. Я поблагодарила и взяла камешек. Мальчик снова задал вопрос:
– Сколько тебе лет?
– 18.
– Ой, извините. Я думал вам меньше. – Мальчик резко перешел на «вы».
– Ничего страшного! – улыбнулась я.
– Тогда у нас вряд ли что-то получится?
Я не знала, что на это ответить, и перевела разговор на другую тему:
– С кем ты отдыхаешь?
– С братом и его женой. Вон они, внизу. Жена беременна, поэтому я расчистил вход в воду от камней, чтобы ей было удобно заходить. Вы тоже можете пользоваться.
– Спасибо.
– Пойдем, познакомлю тебя. – Мальчик снова перешел на «ты».
Мне было неловко отказать и пришлось идти знакомиться. Увидев меня, молодые приветливые ребята добродушно улыбаясь, протянули руки для рукопожатий.
С отдыха я привезла несколько камней в виде сердечек.
Вернувшись, я сразу встретилась с N. Разлука сделала из нас героев любовного романа, жаждущих встречи так, словно прошло не десять дней, а целая вечность.
Если до моего отъезда N умел казаться жестким и недоступным, то сейчас он стал совсем другим: трогательным и наивным. Этот контраст сводил меня с ума. N смотрел на меня восторженно и вопросительно, обращался трепетно и нежно, словно боялся спугнуть. Сколько бы часов мы ни проводили вместе, гуляя по паркам, нам было мало.
И тогда мы решили уехать. Туда, где сможем быть вместе сутки напролет. Мы поехали на дачу к моей бабушке.
Наш роман стремительно набирал скорость.
Мы собрали вещи, сели на электричку и через час были в Подмосковье. В магазине у станции купили бутылку вина и пошли к дому.
Путь до места лежал вдоль рельсов. Душный летний воздух пах железной дорогой, мелкие мошки то и дело залетали в глаза и нос, провода потрескивали. Мою маленькую руку крепко сжимала большая теплая рука. Мир казался камерным и безопасным.
Вдруг я одернула N и потянула за локоть. Он послушно остановился. Я взяла его за плечи и развернула к себе лицом. Нырнув в его огромные голубые глазищи, я замерла. Мне нужно было смотреть и смотреть, не шелохнувшись, долго, минуту за минутой. N наклонился ко мне для поцелуя, но я отстранила его.
– Почему ты так смотришь на меня? – спросил он.
– Изучаю.
– Ты что-то поняла?
– Да. Я поняла, что ты дядечка.
N улыбнулся:
– Хорошо. Я твой дядечка.
С тех пор я называла его так.
Дядечка.
Наша поездка на дачу была омрачена тем, что в первый же вечер я отравилась вином, купленным на станции. N видел меня не в лучшем виде – слабой и беспомощной. Мне было неловко. Я даже просила его уехать, но он не хотел об этом слышать и оставался рядом.
Я приходила в себя, много лежала. Постепенно шла на поправку и стала выходить из дома, гуляя по саду. Пока я болела, N успел расположить к себе мою бабушку, выполняя ее дачные поручения.
Сначала бабушка отнеслась к N настороженно, но теперь души в нем не чаяла. Он покорил ее трогательной заботой обо мне и безотказностью в исполнении просьб.
Вечером мы закрывались на чердаке. Это было место наших тайн. Мы лежали на старой двуспальной кровати и молчали. Сердца ликовали от близости и нежности, существовавшей между нами. Его волосы пропахли дымом и костром, я любила зарыться в них и вдыхать этот летний запах вперемешку с фруктовым шампунем.
Странно, но мы почти не называли друг друга по имени. Он называл меня малышкой. Я его дядечкой. Однажды он встревоженно сел на кровати, опустил голову и закрыл лицо руками.
– Что с тобой, дядечка?..
N молчал. Я села рядом, осторожно отняла руки от лица… И увидела, что он тихо плачет. Мне стало невыносимо тоскливо. Я не могла спокойно смотреть на это и закричала:
– Дядечка, не молчи! Ты пугаешь меня! Скажи, что случилось?
N прижал меня к себе. А потом целовал мои руки, смотрел как-то странно, будто испуганно. Я не понимала… Он хотел что-то сказать, но не мог. Начинал, но прерывался и снова целовал. Это было похоже на приступ.
Он остановился и шепотом сказал:
– Я боюсь…
– Чего?..
– Я боюсь, что ты уйдешь от меня.
N положил голову мне на колени, я гладила его волосы и шептала:
– Никогда, что ты. Никогда, дядечка…
N не соврал, говоря о том, что очень ревнивый. И с каждым днем я все больше в этом убеждалась. Я должна была принадлежать ему и только ему. И поначалу мне это нравилось.
Как-то вдруг пароли от моих социальных сетей и личные переписки стали доступны нам обоим. N контролировал все мои звонки и сообщения. Его ревность была в высшей степени необоснованна.
Первыми в немилость N попали мои немногочисленные друзья мужского пола. Доступ к общению с ними был закрыт. Если это я еще могла объяснить, то недоверия к моей единственной близкой подруге понять не могла. Он не хотел, чтобы мы дружили. Надо понимать, что моя подруга – совершенно безобидное существо. Позже N стал ревновать меня и к моей собственной семье.
Учебный год еще не начался, а без того узкий круг общения уже был сведен до минимума.
N ревновал болезненно, жгуче. Часто спрашивал:
– Ты моя?
И я из раза в раз терпеливо повторяла:
– Твоя.
Я была предана этому мужчине всем своим существом.
Такие строгие ограничения в общении приводили меня в недоумение. У меня и так не было потребности в дополнительных контактах и новых знакомствах, не говоря о тусовках и вечеринках. До них мне вовсе не было дела.
А еще N мечтал, чтобы я набила татуировку с его именем у себя на запястье.
Мне казалось, что рядом со мной у N
О проекте
О подписке