Когда я в понедельник вошла в наш кабинет, меня встретили аплодисментами.
Я непонимающе посмотрела на ребят.
– По поводу овации? – спросила я, устраиваясь за столом и включая компьютер.
– Покажи ей, – хохотнул Пашка Овсянников.
Дима Решетников подошел ко мне и подождал, пока загрузится старенький компьютер. Вставил флешку.
На видео со съемкой драки с давешней операции кто-то наложил музыку из «Mortal combat» и я со смесью неприязни и удивления смотрела как деваха, в которой я без труда опознала себя, любимую, выхватывает из-под пышной юбки пистолет, с размаху бьет жирдяя и, прицелившись, стреляет.
– Скажи шедевр! – восхищенно сказал Дима.
– Гадость редкостная. Убери это, пожалуйста.
– Чего, Аленка, не выспалась?
– Ребят, вам не кажется, что кто-то ловко водит нас за нос?
– Ты о Кожемятове?
– Да.
Пашка задумчиво покрутился на стуле и ответил:
– Знаешь, первой моей мыслью было, что начальство как обычно забыло довести свое решение до плебеев. Но посмотрев на месте, как они бегают как пингвины, я понял, что они как бы не ожидали такой развязки.
– Вот и отец говорит, что не сходится, – задумчиво протянула я.
– Ну если сам Нанаец…В смысле, сам товарищ генерал так считает, значит однозначно так и есть.
– Кто же убил мистера Поллини, – ни к кому не обращаясь, спросила я.
– Кого?
– Мистера Поллини. Псевдоним Кожемятова. Он же и вечеринку эту в гангстерском стиле придумал исходя из своего ника. Ладно, займемся делом, – посоветовала я сама себе.
Я разгребала бумаги и благополучно отвлеклась, когда зазвонил телефон, и я с удивлением увидела имя Ирины на экране.
– Да, – несколько хрипло взяла я трубку.
– Алена? Здравствуйте, это Ирина Изотова, мы с вами общались…
– Я узнала Вас, – перебила я ее смущенные объяснения.
– Алена, мы не могли бы встретиться? Я просто не знаю к кому обратиться, Вы же в полиции работаете?
Я поморщилась. Для нее последний месяц я была дизайнером и организатором вечеринок по совместительству. Говорить нам уже вроде бы было не о чем, но ее несчастный голос заставил меня согласиться встретиться с ней. Я назвала адрес одного кафе и условилась о встрече через полчаса.
Войдя в зал, я поискала глазами Ирину и, увидев ее, с неудовольствием отметила, как погано она выглядит.
– Здравствуйте, Ирина, – решила я держаться официального тона, раз маски сорваны.
– Здравствуйте, Алена, – кивнула она нерешительно.
Подошел официант, я сделала заказ, Ирина рассматривала стол. Я решила дать ей возможность начать, но Ирина все не поднимала глаз. В какой-то момент, я вдруг почувствовала себя неуютно.
– Ирина, Вы сказали, что не знаете к кому обратиться, у вас какие-то проблемы?
– Да…Дело в том, что Никиту не выпустили. Они обещали, что как только Ваню…Что как только все закончится, его тут же отпустят, но они его не выпустили, – закончила она практически шепотом.
Я начала кое-что понимать.
– А Никита Ваш…?
– Брат. Никита мой младший брат. У меня ведь больше никого нет, мы сироты, и если я не смогу ему помочь, я не смогу этого вынести, я ужасный человек…
– Так, стоп, – прекратила я начинающийся сеанс самобичевания, – давайте по порядку. С самого начала.
В принципе уже после первой фразы я начала понимать, что к чему, но по мере ее рассказа могла только хмыкать.
А дело была так. Жили-были Ира и Никита Изотовы, круглые сироты. Ирина, как старшая сестра, работала как вол и старалась, чтобы братишка ни в чем не нуждался, занимался учебой. Впрочем, Никита ее не подводил, собирался стать архитектором, учился весьма хорошо, по мелочи подрабатывал, чтобы помочь сестре. И вот он ушел с друзьями в ночном клуб праздновать свое 20-летие, а утром Ирине позвонили и скучным голосом пригласили подъехать для дачи показаний, весьма отстраненно сообщив, что Никита Изотов задержан по 228 статье.
– Какой знакомый поворот, – хмыкнула я, подражая популярной рекламе, – наркотики. Хранение и распространение.
Ирина кивнула.
– Алена, он не мог, он очень, очень хороший мальчик. Нам устроили свидание, он перепуганный ребенок, которому вот-вот испортят всю жизнь!
– Тише, тише, я никого не обвиняю, – успокоила я ее.
– Да, да, простите…Собственно, тогда мне и сказали, что я могу помочь Никите…И рассказали в чем смысл…Мне тогда казалось, что я готова на все, чтобы помочь брату, а сейчас…А сейчас оказалось, что и Никите не помогла, и Ваню предала…
Она тихо заплакала.
– Ира, а Вы знаете, что то, что шьют Никите, Ваш Ваня делал весьма сознательно и в масштабах всего федерального округа?
– Да, но…Он не допускал, чтобы это попадало к школьникам или еще каким-то таким, незащищенным людям…
Я только закатила глаза. Ох уж эта двойная женская мораль. С одной стороны, мне было немного неприятно от методов нашей системы, с другой стороны, мне хотелось встряхнуть женщину, которая сидела напротив меня и несла влюбленный бред.
– Ирина, о чем Вы хотели меня попросить? – хотя прекрасно знала о чем, но все же спросила.
– Алена, Вы же наверняка знаете к кому можно обратиться, пожалуйста, помогите вытащить Никиту, я…Я все сделаю…
Она снова заплакала, закрыв лицо руками.
Я покачала головой.
– Ирина, возьмите себя в руки. У Вас шок, Вам нужно оправиться от него. С Никитой я Вам, конечно, помогу, но о предательстве Вами Кожемятова, я даже слышать не хочу. У Вас была цель, Вы к ней шли.
Я уже хотела подняться, но ее вопрос застиг меня врасплох.
– А разве Вы этого не чувствуете, Алена? Разве у Вас не возникло чувство, что Вы его тоже предали?
Что я могла ответить? У меня не было ощущения предательства по отношению к Кожемятову, он был мне абсолютно чужим человеком, но, положа руку на сердце, считала, что так оно и есть – его все предали.
Вместо ответа на этот вопрос, я сказала:
– Никита сегодня будет ночевать дома. Мне пора. Всего доброго, Ирина.
И поспешила уйти.
Из кафе я отправилась прямо к наркоторговцам, как мы между собой называли управление по борьбе с оборотом наркотиков.
– О, сама Лара Крофт от полиции! – поприветствовал меня Вадик Самойлов, когда я вошла в кабинет.
Я улыбнулась в ответ, но он начал напевать мелодию из Мортал Комбат.
– И ты, Брут, – грустно заключила я.
– Какими судьбами, Фемида в твоем обличии снизошла до нас, убогих?
– Вадичка, а как насчет Никиты Изотова? Ему давно пора домой, а кто-то забыл его выпустить.
– Парню предъявлено обвинение.
– Так снимите его. Вы и так уже достаточно поломали жизнь парню. Как и его сестре.
Глаза Вадика злобно сощурились.
– Ох, какие высокоморальные генеральские дети пошли. Ихним папам генералам звездочки наверно тоже за высокую степень морали давали. Нам-то, босоте, откуда такие моральные принципы иметь. Ты еще папочке позвони, пожалуйся, как невиновных обижают.
– И позвоню, раз просишь. Он у вас, наверное, как положено в отдельной камере? Или с задержанными впервые? И заодно, пожалуй, подружке Ритке позвоню, которая в «Новом Комсомольце» работает.
Впрочем, наша перепалка носила вполне дружеский характер, и злился Вадик не на меня, а на себя, так как, похоже, действительно просто забыл про мальчишку.
Мы с Вадиком учились на одном факультете, только он был старше. Называя себя босотой, он очень сильно преувеличил действительность, а вернее сказать, нагло врал, так как его папа тоже носил генеральские погоны, но и я не собиралась никому звонить.
– Ладно, Винокурова, сейчас позвоню.
– Вот и умничка, – я послала ему воздушный поцелуй и пошла к выходу.
– Винокурова, – позвал Вадик, разглядывая мою кожаную мини-юбку, – пошли в кино?
– Я подумаю, – очень серьезно пообещала я.
По дороге домой позвонила Ритка, она всегда была легка на помине.
– Мать, – позвала она протяжно.
– А, – в тон ей ответила я.
– Будь моим источником в правоохранительных органах, – замурлыкала подружка.
– Что на этот раз тебе надобно, душа моя?
– Кожемятов, разумеется.
Я мгновенно стала серьезной.
– Нет, Рит. Прости, но нет. И если хочешь совет от источника в правоохранительных органах, то держись подальше от этой истории. Как можно дальше.
Ритка свой журналистский хлеб ела не зря и поняла все очень быстро.
– Ты ли че ли? – тоном героини знаменитого фильма спросила подружка.
Я утвердительно промычала.
– Расскажешь? – спросила она.
– Расскажу, но как-нибудь потом. И при одном условии, что от тебя ни слова не просочится в прессу.
– Все так серьезно? – перестав дурачиться, спросила Ритка.
– Да, Ритуль, думаю, что все очень серьезно. Да и как может быть иначе с фигурой такого масштаба.
– Ладно, мать, давай тогда на выходных полакаем чего-нибудь вкусного, и ты мне все расскажешь.
– Давай.
Простившись с подругой, я впервые за это время подумала, как тяжело, наверно, сдержать прессу с этим убийством.
Кожемятов был олигархом всероссийского масштаба. Дела вел в Москве и по всему миру, но жить предпочитал в нашем славном городе. Где его и пристрелили. Давно известная истина, что за каждым большим состоянием кроется преступление, с Иваном Кожемятовым работала на все сто процентов. К нему были вопросы у наркоторговцев, у экономистов, в смысле у управления по борьбе с экономическими преступлениями, как оказалось, у фейсов. В смысле у ФСБ. И вроде бы Кожемятов был такой плохой, а с другой стороны он курировал детские дома и дома престарелых, детской больнице помогал, хоспису, за что был неоднократно обцелован губернатором.
Я понимала, что история с ним еще не закончена. И почему-то мне это очень сильно не нравилось.
Вечером позвонила Ирина, плача в трубку от облегчения и счастья, что Никита был дома.
На планерке у Шевцова было как обычно муторно и скучно.
– Так, теперь по Кожемятову, – сказал начальник с таким видом, как будто долго оттягивал неприятный момент, но тянуть больше не представлялось возможности, – заключение готово. Винокурова, съезди в морг, забери, завтра похороны. Кто у нас отправится провожать Кожемятова в последний путь? Овсянников, Решетников и Винокурова. Народу должно быть много, фигура заметная в масштабах страны. Будьте бдительны, дети мои. Возможно, удастся зацепить кого-то интересного нам.
Подъехав к моргу, я не спешила выходить. Покойников я не боялась, но бывать в морге очень не любила. Была в нем какая-то безнадежность, какая-то необратимость. Вот еще вчера ты был полным сил, еще молодым человеком, который принадлежал к сильным мира сего, а сегодня ты лежишь на холодной железной полке. А жизнь течет дальше без тебя. А завтра так вообще никто и не вспомнит о тебе.
Из дверей морга, практически под руки вывели женщину, должно быть с опознания. Я тяжело вздохнула и пошла внутрь.
Судмедэкспертом по делу Кожемятова был Борис Натанович Шниерсон. Очень опытный эксперт и очень старый еврей. Когда меня еще на свете не было, он был уже очень уважаемым судмедэкспертом.
– Добрый день, Борис Натанович! – бодро поприветствовала я старика.
– Милая девушка, у меня все прекрасно со слухом, совершенно не обязательно кричать мне в ухо, – беззлобно ответил он, – и вам таки день добрый.
– Извините, – улыбнулась я.
– Если Вы за бумагами, милое создание, то они на столе в кабинете.
Я покосилась на тело Кожемятова на столе.
– Разве Вы еще не закончили? – удивилась я, кивком показав на Ивана.
– Если по служебной части, то давно закончил, Борис Натанович свое дело знает. Но я старый еврей, милая девушка, и я люблю деньги. Попросили его подмарафетить к завтрашней церемонии, – объяснил Шниерсон.
Я усмехнулась. Ну, в принципе, почему нет, никому плохо старый еврей не делает.
Я внимательно посмотрела на лежавшее передо мной тело и даже задумчиво обошла его вокруг.
– Вас что-то смущает, Аленушка?
– Нет, просто… Подумала о том, как меняет людей смерть. Он вроде бы и на себя стал не похож, – подумала я вслух.
– Вы совершенно правы, милое дитя, смерть творит свои изменения. И я рад буду показать Вам. Вот обратите внимание на носовые хрящи…
О проекте
О подписке