Луиза пыталась отыскать в Белом Дьяволе наследные черты Виндхундов и Спегельрафов и находила их: овал лица и цвет волос – от матери, острый нос и светло-голубые глаза – точь-в-точь такие же, как у нее, Антуана и отца.

С каждой секундой ее сердце холодело. Если допустить безумную мысль, что беглый старший брат стоит сейчас прямо перед ней, то у Луизы доказательств родства вовсе не было. Бледная кожа, вытянутое лицо и невзрачные рыжеватые волосы могли быть у любой кантабрийки из любой части страны.

Тем временем Вендель уселся на стул напротив девушки и разложил перед ней нехитрую снедь. Потом, словно нехотя, плеснул красной жидкости в обе чашки и одну придвинул Луизе.

– Когда я в последний раз видел сестру, – начал он, откашлявшись, – ей было всего пять. Теперь она может быть кем угодно. Какой угодно. Или не быть вовсе. Я слышал, что после переворота почти никто не выжил. Всех порешили, кроме принцессы, а от дворца только пара стен и осталась. Почти не сомневаюсь, что это дело рук Фердинанда.

Он выждал реакции пленницы.

– Мне удалось сбежать. Кухарка вывела меня через черный ход и парк. Впрочем, убегать – это единственное, что мне удается. – Слова давались Луизе с трудом, а запах еды путал мысли, но она не прикасалась к пище.

Дьявол подался вперед, в его взгляде засквозило любопытство.

– Побег – это то, в чем Спегельрафы сильны. «Беги, лиса…» – помнишь песенку? – Он вдруг нахмурился и силой вложил в ее израненную руку ломоть хлеба. – Да ешь ты уже!

Он отвел глаза и не стал смотреть, как Луиза ест. Когда она осилила четверть хлеба с сыром, то вспомнила о Фабиане и чуть не подавилась крошками.

– Второй пленник. Он тоже голоден.

– Твой любовник? – издевательски прищурился бандит.

– Нет. – Лу не почувствовала даже смущения, только усталость. – Он мой друг, мы вместе приплыли из Кантабрии.

– Перебьется. Сначала разберемся между нами.

– У него сломаны ребра…

– Перебьется, – с нажимом повторил он. – Кстати, сколько твоих друзей приплыло в Иберию от Крысиного Короля?

Луиза не сдержала усмешки, которая резанула разбитую губу. Он и правда рассчитывает, что она скажет? Вот так просто, за кусок хлеба?

– Понятно, – легко отступил Вендель. – Тогда начнем с другого конца. Давай предположим, что вот оно – счастливое, хоть и не полное, воссоединение семьи Спегельраф. – Он сделал жест, будто отгоняя муху. – Ты читаешь сентиментальные романы? Их любят впечатлительные аристократки.

Девушка пожала плечами. О каком аристократизме могла идти речь, когда она взрослела среди швей и прачек?

– Я предпочитаю театр.

Вендель озадаченно поскреб подбородок.

– Хм. Это усложнит мои объяснения. Будем надеяться, что ты умнее средней кисейной барышни. Итак, представим, что мы встретились и тут же друг друга узнали. Никаких сомнений – кровь не водица. К тому же у нас одинаковые родинки в виде, скажем, пятиконечной звезды на лбу. – Он негромко хохотнул. – О чем же мы станем говорить после стольких лет разлуки?

Лу задумалась.

Встретившись с Агнесс, они не могли наговориться о немногих общих воспоминаниях. Затем, привыкнув друг к другу, поделились годами, прожитыми врозь. Иногда со слезами.

– О том, что оба помним. О том, что известно только нам.

Он помолчал, сосредоточенно хмурясь.

– Хорошо. Луиза была… очень маленькой. Возилась с куклами. Это может сказать любой, у кого когда-либо была младшая сестра. Твоя очередь.

– Мой брат, второй по старшинству, был шумным, подвижным. Я редко его видела и почти не помню. Он сбежал, когда я жила во дворце. Вендель был похож скорей на мать, чем на отца. Волосы такого же цвета, черты лица… А я никогда не походила на нее. Когда мы встретились, она меня не узнала, – с горечью призналась девушка. – Говорила, что у нее только три сына.

Мужчина изумленно вскинул брови. Что-то в ее словах задело его. Неужели?

– Неудивительно. Она жива? – зачем-то уточнил он.

– Она больна. – Луиза сделала осторожный глоток из глиняного стакана и поморщилась. Кислое, вяжущее, вино мигом скаталось в комок осадка на языке. – Живет в прошлом. Твоя очередь.

– Эмилия, наша мать… с ней давно было не все в порядке. Еще до того, как Луизу забрали. Точнее, проблемы начались после рождения дочери. Дело в том, что девочка казалась ей призраком погибшей сестры.

Мужчина встал и косолапой походкой подошел к алтарю, рассеянно коснулся жутких реликвий.

– Какая была трагедия! Расторгнута помолвка с более родовитым женихом, которой так жаждали граф и графиня Виндхунд. А ведь молодые люди даже полюбили друг друга. И вдруг невеста гибнет. Такая нелепая смерть – утонуть в собственном пруду среди лилий… Пришлось Фердинанду соглашаться на утешительный приз. – Он ссутулился, и воздух вокруг его фигуры словно загустел. – Я знаю все и даже больше. Я собирал тайны замка, как уродливые сокровища.

Вендель обернулся, заложив руки за спину.

– Ты – копия Эрнесты с портрета, Луиза.

***

Девушка рассказала ему обо всем. Почти обо всем. Все же история Густава не была предназначена ни для кого. Некоторые шрамы не показывают.

Луиза начала свою историю с подслушанного разговора и побега из дворца, когда ей чудом удалось избежать кровавой расправы. В двух словах упомянула о швейной фабрике и жизни в общежитии – дескать, там и рассказывать не о чем. Когда она добралась до месяцев, проведенных в Виндхунде, то заметила, что взгляд Венделя мрачнеет с каждым словом. Ей пришлось прерваться.

– Что-то не так?

– Как раз напротив. Все сложилось так, как я и думал. В точности. Однажды я расскажу тебе, но не сейчас.

Луиза не решилась расспрашивать дальше – у брата было лицо человека, потерпевшего поражение. Он стер это выражение ладонью.

– Печальную повесть нашего семейства тоже отложим на потом. Лучше скажи, сестрица, как ты стала приближенной Крысиного Короля.

– Я никогда ей не была.

– А стилет?

– Подарок друга. – При мысли о той ночи у Луизы между лопаток словно пробежали крохотные холодные лапки. – Верни его, пожалуйста.

Вендель достал узкие кожаные ножны из-за голенища и положил перед собой на стол.

– Такими вещами не разбрасываются. Такие вещи не дарят. – Он делал свинцовое ударение на каждом слове. – За владение такими регалиями здесь казнят. Ты уверена, что его дал тебе друг?

– Уверена, – твердо ответила Луиза. – Если бы ты видел, при каких обстоятельствах мне достался этот стилет, то не сомневался бы. Теперь тот человек, мой друг, возможно, мертв. Его схватили Крысы, когда мы отчаливали…

Ее голос дрогнул, и девушка умолкла.

– Но ты носишь След. – Вендель казался удивленным. – И твой приятель тоже.

– Нас заставили сделать татуировки перед отплытием. Чтобы местные нас признали.

– Или чтобы вы не смогли вернуться в Кантабрию живыми. Ты хоть понимаешь, во что влезла? Знаешь, что здесь творится, какая война ведется? Какого дьявола вас вообще сюда понесло?!

Как ни странно, этот шквал гневных вопросов не испугал Луизу. Впервые кто-то родной принимал участие в ее судьбе. Пусть так – все что угодно лучше равнодушия. Она решила рассказать все как есть.

– Мы запланировали показательную акцию, чтобы остановить фанатиков и мошенников…

– То есть теракт, – хмыкнув, уточнил Вендель. – Хороша же ты, ничего не скажешь.

– И контрабанду оружия Борислава Милошевича, – с нажимом договорила она.

Брат бросил на нее цепкий взгляд исподлобья, но промолчал.

– Сначала все шло по плану. – Луиза старалась смотреть не на него, а на свои ногти в кроваво-бурой кайме. – Ратушу наша команда взорвала боеприпасами Борислава, так что они не отправились в Иберию. По крайней мере, их часть. Использовав взрыв как прикрытие, мы забрали куш в казино Краузе и спалили его. Но сам Якоб оказался… у нас. Как пленник. Этого мы не хотели, так вышло случайно. И мы оказались в западне. Несколько дней спустя отец организовал покушение на президента. По столице пошли жестокие облавы, и нам пришлось заключить сделку с Крысиным Королем, чтобы выбраться. Взамен он велел передать Краузе его людям здесь. Это все.

Их беседу прервали настойчивым стуком в дверь. Вендель открыл, и на пороге появился тот самый Хорхе, который допрашивал и избивал ее. Пока они с братом переговаривались, Луиза встретилась с ним глазами и вложила в этот взгляд все презрение, на какое была способна. Бандит сдвинул брови и отвел глаза.

Судя по тону, брат отдал подручному какой-то приказ, и тот немедленно удалился.

– Так это правда? – Вендель вернулся за стол. – Что отец убил вашего Мейера, который полуибериец?

– Нет, – покачала головой она, – покушение провалилось. Именно тогда президент ужесточил режим.

– Тогда кто убил Жоакина Мейера?

– Так его все-таки?..

– Да. В собственном кабинете. – Он криво улыбнулся ее удивлению. – Пока вы болтались в море, новости пришли сюда по суше. Теперь в Кантабрии правит королева Агнесс. Так, кстати, сколько твоих друзей было на корабле? – резко сменил тему Вендель.

Луиза задумалась. Не было никаких гарантий, что его люди еще не учинили расправу над теми, кому удалось сбежать. Или что они не сделают этого позже. Она обмакнула палец в винную лужицу на столе и начертила на ее месте размашистый косой крест.

– Я не знаю, сколько из них было убито при столкновении в бухте. И не знаю, сколько осталось в живых. Но у меня есть просьба.

– Какая же?

– Я хочу видеть всех твоих пленных – с татуировкой Следа или без нее – до допроса. Я узнаю моих людей, а ты их освободишь…

Взрыв смеха Венделя заставил ее замолчать. Смеялся он долго, откинувшись на ненадежную спинку стула и хлопая в ладоши с неприятным сухим звуком.

– Браво! Ха-ха, браво! Отличный план. Вот только одного ты не учла, Луиза. Ты не в Кантабрии. Здесь – сестра ты мне, мать или жена – ты всего лишь женщина. Твоей ценности при мне довольно, чтобы тебя не трогали. Не более того, ясно? Если я буду тебя слушать, тут же растеряю доверие моих парней.

В глазах девушки он прочитал страх, но и не подумал останавливаться:

– О, ты ничего не знала об Иберии, отправляясь сюда, верно? А если вздумаешь остаться, то тебя придется отдать за одного из моих головорезов. Да придется еще поискать согласного, ведь тебе уже давно не пятнадцать. Чего мотаешь головой? Не нравится?.. Можешь стать подавальщицей или торговать телом. Можешь уйти к танцующим жрицам, но оттуда нет возврата.

– Нет, нет! – Отчаяние снова постучалось в сердце Луизы. – Я не хочу такой судьбы! Теперь Агнесс на троне, и мы сможем вернуться домой. Я отвечу за все перед ней, и она помилует моих друзей. Пойми, на этой земле и в Кантабрии только я способна их защитить! – В каком-то диком вдохновении девушка перегнулась через стол и крепко схватила Венделя за предплечье. Тот смотрел на нее внимательно и строго. – Ты можешь приказать убить меня, но не можешь решать, что мне делать. Не хочешь держать при себе обузу в юбке? Одно слово – и мы с Фабианом уйдем и разыщем остальных сами.

В этот момент вернулся Хорхе, открыв дверь плечом. Под мышкой у него были зажаты гладкие деревянные колышки, на шее висели льняные бинты, а в руках он держал большой оловянный таз, над которым поднимался пар. Следом за ним, не поднимая головы, семенила сгорбленная старуха в черном платке. Бандит покосился в сторону Луизы, и, повозившись немного с висячим замком, они со старухой скрылись в хлеву, где все еще держали Дюпона.

Девушка вопросительно посмотрела на Венделя, не ослабляя хватки.

– Куда ты собралась тащить раненого бойца, горе-воевода? – Улыбка брата, еще минуту назад такая ранящая, преобразилась и изменила все его лицо. – Дай ему оклематься, что ли. Не хочешь замуж? Ну его в пекло! Не хочешь… Кхм… в общем, есть еще вариант. «Обузой в юбке» ты не будешь. И перевязка тебе тоже не помешает.

С этими словами он накрыл ее побелевшие пальцы своими.

Где-то в недрах хлева звенела горячая вода и тихо ругался Фабиан. Нежно, успокаивающе шелестели голос старухи и хрусткий лен в ее руках. С улицы можно было расслышать звуки мирного полудня. А у Луизы появилась крохотная надежда на новую жизнь.

***

В Иберии у женщины было только два пути, чтобы оградить себя от посягательств мужчин: стать одной из жриц, которые плясали на погостах и могилах, чтобы почтить Смерть, или занять место умершего жениха в банде, навсегда отказавшись от платья и надежды стать женой и матерью. К невестам мертвецов не прикасались, их не желали. Они были здесь почти равны мужчинам и пользовались уважением.

Обо всем этом Луизе, шепелявя отчасти из-за особенностей языка, а отчасти – из-за выпавших зубов, рассказывала по пути в город та самая старая иберийка, которая промывала и бинтовала раны Дюпона. Фабиан, переводя, сокращал ее фразы как мог и держался холодно – не мог простить Луизе лжи, длившейся много месяцев. Но девушка верила, что рано или поздно его обида остынет.

Было решено, что она назовется невестой погибшего. Для Луизы это было компромиссом с правдой, ведь Олле называл ее суженой. И, хоть между ними не было ничего, кроме невесомого прикосновения губ на утесе, а сам Миннезингер мог оказаться живым, его слова хранили ее здесь и сейчас.

Как только выдастся малейший шанс, она отыщет друзей из Крысиного театра и поможет им вернуться домой. Если, конечно, они того захотят.

Люди Венделя покинули полузаброшенную деревеньку на рассвете следующего дня. Бывших пленников посадили на телегу, ведь те были еще слишком слабы, чтобы ехать верхом. С коней смыли боевую раскраску – в городе, где правил алькальд и несли стражу вооруженные альгуасилы, за бандитизм могли вздернуть.

Фиера ранее была деревней, живущей по старинным укладам. От нападений чужаков ее защищал небольшой отряд вооруженных мужчин, во главе которых встал в свое время Вендель. Но эпоха железных дорог стремительно набирала обороты и наконец с паром и ревом ворвалась в этот пыльный оазис мирной жизни и перевернула все с ног на голову.

Сначала прибыли строители, возвели насыпь и проложили рельсы. Какой-то богатый промышленник выкупил поблизости от деревни огромный участок полей и построил там множество складов. Узел дороги затягивался все туже, приезжали все новые и новые чужаки и селились вокруг. Открылись еще две харчевни с визгливыми подавальщицами, будто из-под земли выросло здание банка. Фиера становилась городом.

В конце концов из столицы прибыл в сопровождении своих подчиненных алькальд, человек жесткий, как подошва, и объявил деревенских ополченцев вне закона. Он даже заключил их под стражу на несколько дней, а позже помиловал. Однако закон о запрете банды оставался в силе по сей день. То есть, как это было принято в Иберии, алькальд закрывал глаза на все, что происходило за пределами его вотчины.

Именно в Фиере жили семьи людей Венделя. И его жена Доротея.