– Представления начнутся вечером, едва станет темнеть! Так что поторопитесь и отправляйтесь прямо сейчас! Вас ждет карета.

Присев в реверансе, девушки покинули будуар.

***

Редко доводилось вот так запросто, незапланированно вырваться из дворца, поэтому Луизу радовала каждая мелочь: и посеревшее к вечеру небо, полное мелких тучек, и узкие улицы, зажатые между рядами поросших мхом и плющом домов. Плющ убивал дома, обвивая их снизу доверху, пронизывая и расшатывая камни, но был совершенно неистребим. Со стороны канала доносился сочный запах рыбы и резкий – йода. Гуннива не выносила подобных гадостей; Луиза же напоминала щенка борзой, которого взяли с собой в поездку: нетерпеливо ерзала, высунувшись в окно, и старалась впитать максимум свежих впечатлений.

Королевский дворец находился на самой высокой точке города, куда не добирался дым из фабричных труб, поэтому в погожий день из окон верхних этажей было видно море с уходящими кораблями и пароходами, но не сам порт. Дорога к берегу змеилась вниз по холму. Кучеру было дано указание оторваться от возможной слежки (хотя принцесса, вероятно, заигралась в авантюрный роман), и тот подошел к заданию ответственно. На одном из перекрестков он свернул в сторону трущоб, да так лихо, что девушек подбросило в карете. Изысканная черная шляпка Гуннивы свалилась на пол, а Луиза прикусила язык. Выглянув в окно, она увидела улицы гораздо более грязные, окна, занавешенные драным тряпьем, лица женщин и мужчин, уставших после работы. Ватага чумазых ребятишек с гиканьем бросилась вслед за каретой, которая была слишком нарядной для этих улиц. Мельком Лу увидела загорелого старика в ярком шейном платке, бегло играющего на гармони какую-то народную песню.

Разозленная поломкой фазаньего пера на шляпке, фрейлина решила сорвать злобу на младшей девушке:

– Запомни хорошенько это место: как только тебя вышвырнут из дворца, как вышвырнули из дома, поселишься здесь!

– Прошу тебя, хватит!.. Я такая же герцогиня, как и ты! – Луиза пробовала защититься – как и прежде, безрезультатно.

– Здесь будешь принцессой, – хихикнула Гуннива, сверкая ореховыми глазами. – А как только встретишь Крысиного Короля, он сделает тебя королевой помойки!

Луиза поняла, что, отвечая, она только подзуживает насмешницу, поэтому снова отвернулась к окну, стараясь думать лишь о предстоящей ярмарке.

Они проехали портовую набережную, доки и наконец приблизились к пустырю, где разбили свой лагерь олонцы.

***

Посреди серой пустоши, откуда еще видны были скелеты строящихся кораблей, неуместными яркими пятнами расцвели малиновые шатры и желтые тенты, подсвеченные снизу факелами и бумажными шариками фонарей. Подъехав ближе, девушки уже могли различать зазывные звуки ярмарки: посвист торговцев, трещотки и далекий гул барабанов. Становилось ясно, насколько масштабно это событие: размеры ярмарки были огромны.

– Дикие забавы. – Гуннива передернула плечами, укрытыми черной кашемировой шалью, и поправила прическу. – Не понимаю, зачем все это нужно. Для торговли есть магазины, в них бы и продавали свои безделушки.

Луиза не слушала ее – она смотрела во все глаза, полностью поглощенная необычным зрелищем. До этого ей почти не приходилось видеть ярмарок, тем более чужеземных. Только дважды ее брали с собой на народные зимние гулянья в составе свиты; там все катались на коньках и пили горячий ягодный сбитень. Здесь все было иначе, она это уже чувствовала – в этот вечер словно открылись ворота в другой мир: разноцветный, полный чужих запахов и звуков.

Ближе к берегу, где стояли палатки поскромнее – для ночлега олонских купцов, – имелось особое развлечение: к вбитым в землю кольям были привязаны два удивительных ярких аппарата – воздушные шары для путешествий по небу. Расписанные драконами и птицами полотняные пузыри уже наполнились горячим воздухом и готовы были отправиться в полет, только заплати. Любопытные горожане окружили шатры, а самые смелые готовились забраться в корзины для пассажиров.

Наконец дворцовая карета заняла свое место среди прочих, и они вышли навстречу олонскому фестивалю. У входа под первый тент их встретили два рослых чужеземца с золотистой кожей и раскосыми темными глазами. Почтительно поклонившись, они жестами предложили девушкам войти. Внутри уже прогуливались горожане всех возрастов и уровней достатка. Гунниву, которая прекрасно чувствовала себя при дворе, раздражало общество простолюдинов, поэтому она держалась зажато и очень прямо.

Луиза вдруг осознала, что никогда не видела такого скопления людей в одном месте: здесь собрался весь город – и даже больше, ведь в столицу за товарами прибыли даже из отдаленных поселений. Были и семьи с одетыми в добротные полосатые костюмчики маленькими детишками, которых матери пытались собрать и призвать к порядку; были и лихого вида моряки, всегда жадные до зрелищ; работяги с мануфактуры ходили, засунув руки в карманы пиджаков, поплевывая на песок. Они обменивались грубоватыми шутками и явно пытались раззадорить невозмутимых олонцев. Молодые горожанки, нарядившиеся в свои лучшие платья, шляпки и шали, сбившись в стайки, толпились у прилавков со сладостями. В этой пестрой густой толчее смешались все сословия; все были равны перед лицом чудес. Каждый проникся атмосферой праздника.

Луиза сразу заметила, как дети, сидя на корточках, держат в руках искрящиеся нити с маленькими фейерверками на концах. Когда искры касались пальцев, малыши возбужденно повизгивали. Лу тоже ужасно захотелось поучаствовать в забаве и потрогать такую кусачую звездочку, но в компании насупленной фрейлины все равно пришлось ограничиться наблюдением.

Вокруг разливался густой сладкий запах специй, среди которых Луиза могла различить только корицу. Справа от входа гостей угощали национальным напитком из молока, сдобренного травами, коричневым сахаром и перцем. Его разливали прямо из чугунного котла в маленькие глиняные пиалы.

Выстояв очередь, в которой были в основном девушки возраста Гуннивы, посланницы купили несколько кульков сладостей, состоящих по большей части из риса и меда. На деревянных ящиках, накрытых зеленым шелком, были разложены товары: домашняя утварь из меди, дерева и кожи, увеличительные стекла, заводные игрушки и свечи разных форм и расцветок. Но нужны были покупки другого рода, и девушки проходили все дальше вглубь торговых рядов – мимо музыкантов со скрипками странного вида, мимо фехтовальщиков длинными копьями, мимо зверинца с хищными котами, мимо театра танцующих автоматов, которых не было видно из-за шумной толпы зрителей.

Девушки немного задержались посмотреть на пляску рыб: в шатре с тремя стенами стоял огромный, в два человеческих роста, шарообразный аквариум с черно-золотыми пятнистыми рыбками размером с ладонь, чьи хвосты походили на крохотные кусочки шифона, опущенные в воду. Рядом на боку стоял барабан, почти такой же большой, как и аквариум. Свирепого вида олонец, одетый только в набедренную повязку, выстукивал на нем сложный ритм, отчего вода в аквариуме ходила ходуном, а рыбки косяком бросались то в одну, то в другую сторону, ведомые течением и своими сородичами.

Насмотревшись на рыбок, Гуннива устало застонала:

– У меня разболелась голова, пойдем уже дальше…

Луиза отметила, что впервые за долгое время не услышала в голосе фрейлины желчи, и поспешила вслед за ней. Наконец они нашли лавку с товарами, которые не оставили бы равнодушной ни одну девушку: гребни с речными жемчужинами, музыкальные шкатулки, инкрустированные перламутром и эмалью, с секретом и хитроумным замочком, миниатюрные записные книжки, отрезы шелка сказочных расцветок и звенящие в потоках воздуха металлические трубочки «песен ветра». Здесь тоже толпились шумные городские девицы, которые с энтузиазмом запускали пальцы в груды бус и перебирали платки. Немного потолкавшись, Гуннива со знанием дела принялась выбирать сувениры для принцессы. Луиза полностью доверяла ее вкусу и просто рассматривала прилавок. Особенно ей приглянулся отрез серебристого шелка в нежно-розовых пионах, которые были настолько капризны, что не росли даже в королевской оранжерее. Протянув руку, она погладила ткань – та скользила под пальцами, как кошачья шкурка. Внезапно Луиза ощутила, как кто-то настойчиво дергает ее за край платья. Обернувшись, она увидела крошечную старушку со сморщенным, как картофелина весной, лицом. Та была укутана в сливового цвета хламиду с длинной бахромой и увешана яшмовыми бусами, которые, оттягивая ее тонкую шею, словно пригибали женщину к земле. Протянув к девочке скрюченную лапку в массивных перстнях, старушонка настойчиво залепетала тонким голоском с сильным акцентом:

– Будусейе, девчонке, хочис?

Луиза отшатнулась:

– П-простите, что?

– Да-да, хочис свое будусейе, девчонке? Я говорить!

Тут Гуннива подошла к ним и сурово отстранила их друг от друга:

– Нам ни к чему твои шарлатанские штучки! Поди прочь, старуха.

Та оскорбленно фыркнула, плюнула фрейлине под ноги и посеменила прочь, бормоча что-то под нос.

– Чего она хотела? Я не поняла.

– Конечно, ты же глупа как пробка. Она хотела наплести тебе сказок про волшебное будущее, а заодно обчистить до нитки. Держись от таких подальше.

Луиза заметила, что торговец, одетый в зеленую куртку с короткими рукавами и фарфоровую улыбающуюся полумаску, недовольно нахмурился и издал странный цокающий звук. Знал ли он эту женщину, пожалуй, единственную олонку на всей ярмарке? Тем не менее, упаковав все покупки, он вежливо поклонился и пожелал долгих дней и богатства. Гуннива с облегчением вздохнула и сказала, что пора возвращаться во дворец, да поскорее. Посланницы направились к выходу.

Но на последнем повороте Луиза увидела нечто, заставившее ее остановиться и замереть. На широкой кадке, опрокинутой вверх дном, стоял юноша в кожаной жилетке и шафраново-желтых шароварах и с четырьмя факелами в тонких руках. Воткнутыми в серый песок факелами была окружена и импровизированная сцена. Высокий, бритый наголо, он точно не был олонцем: слишком светлая кожа, слишком большие глаза. В свете огней юноша сиял капельками пота, будто чешуей, а кисти его были черными от сажи. Факелы летали и плясали, вычерчивая огненные рисунки в сгущающейся темноте, каждый трюк сопровождался бурными аплодисментами и громкими криками. Наконец факир раскрутил их с такой силой, что полосы оранжевого пламени образовали идеальные огненные круги, а затем по одному побросал их своим помощникам. Народ ревел и топал, требуя продолжения, – никто не хотел так легко отпускать огненного фокусника. Тогда жонглер широко улыбнулся, отвесил шутливый полупоклон и выдернул из песка один из факелов, освещающих сцену, который был гораздо длиннее предыдущих. Представление продолжилось. Луиза поняла, что этим факелом он повторяет приемы олонских копейщиков с большой сцены. Ей хотелось так же восторженно вопить, как и остальные в толпе, но она не смела. И тут жонглер высоко подкинул факел, поймал его над головой горящей частью вниз и, запрокинув голову и открыв тонкогубый широкий рот, проглотил огонь, словно трепыхающуюся золотую рыбку. Судорожный вздох прокатился по толпе зрителей, все замерли, и, казалось, время на секунду остановилось. У Луизы пересохло во рту, она даже моргнуть боялась. Жонглер обернулся к замершим людям, хитро подмигнул и резко выгнулся назад, одной рукой коснувшись кадки за собой, а другую протянув к темному небу.

И начал выдыхать огонь.

Пламя лилось вверх, как струя фонтана, а на лице юноши было написано такое упоение, словно в этот момент он целовал прекраснейшую женщину на земле, словно он был тем самым древним божеством, что принесло на землю огонь. Толпа пару мгновений пораженно молчала, а потом взорвалась новыми ликующими криками. Выплюнув последнюю искру, фокусник соскочил со «сцены» и скрылся за шатрами. Монеты дождем посыпались на кадку. Теперь все были удовлетворены зрелищем.

Притихшую, изумленную Луизу схватила за плечо крепкая рука и развернула ее. На Гунниве лица не было от гнева.

– Мерзавка! Да как ты смела! – Она уже обеими руками трясла Лу за плечи. – Я заметила, что ты пропала, только возле карет, мне пришлось возвращаться и искать тебя! Что бы я сказала во дворце, дрянь ты такая?! И покупки у тебя!

И вновь Луиза понуро поплелась за фрейлиной. Праздник для нее закончился. Покинув торговую площадь, они в почти полной темноте добрались до кареты. Всю дорогу Гуннива сыпала изощренными проклятиями и упреками, но Луиза не чувствовала стыда. Ведь сегодня она видела огненный фонтан.

***

За последний месяц жизнь Луизы изменилась кардинальным образом. Иногда ей даже казалось, что она подлетела слишком близко к солнцу: принцесса Агнесс так прониклась ее эмоциональным описанием всего произошедшего на фестивале, что оказывала ей особую милость, приглашая в свой будуар на ежедневные чаепития. Пробуя изысканные пирожные и другие лакомства, принцесса часто просила пересказать тот или иной эпизод. Она также дала специальное указание, чтобы Луизе устроили спальню поближе к покоям Ее Высочества. Все чаще Луиза оказывалась в компании принцессы и фрейлин, где у Гуннивы уже не было над помощницей такой власти, как прежде.

Новая комната была чуть меньше предыдущей, но более пышно обставлена: все те же излюбленные принцессой купидоны и тяжеловесный балдахин над кроватью нравились Луизе все больше и больше. Однако было кое-что, нарушавшее ее нынешнее блаженство, помимо кислого лица Гуннивы и ее редких тычков украдкой. Тревожные сны преследовали Луизу из ночи в ночь: плутая в толпе, натыкаясь то на чужую спину, то на плечо, она искала и искала того проводника, что выведет ее из толпы. И находила его, ехидно ухмыляющегося и сияющего в фестивальных огнях. Он, подобно дракону, изрыгал огонь ей в лицо, сжигая волосы и платье, выпускал черный дым из ноздрей. А после звал за собой. Протягивая ему руку, Луиза обычно просыпалась.

Сегодняшней ночью ей снился все тот же сон, только хождения в толпе были дольше обычного и пламя вспыхивало то с одной, то с другой стороны, путая девочку. Наконец поток спасительного огня метнулся ей в лицо, принося почти облегчение, но за ним последовал звон бьющегося стекла. Содрогнувшись всем телом, Луиза подскочила в кровати, натягивая на себя покрывало. Увиденное шокировало ее: большое окно рассыпалось осколками по всему ковру. За окном виднелся столп пламени, пожирающий дальний флигель, как лучину. Дым заволок ясное ночное небо. До Луизы, словно сквозь толстую перину, доносились отдаленные крики и выстрелы. Теперь она осознала, что происходящее не было продолжением ее сна. Лу встала с кровати, быстро обулась в атласные домашние туфли и осторожно выглянула в коридор.

Первым ее порывом было броситься в комнаты принцессы, точно к острову покоя в этой пугающей ночи. Она уже достаточно далеко прошла по коридору, когда разглядела спешно приближающиеся фигуры. Бежать обратно было бессмысленно, и, по старой привычке, Луиза метнулась за синюю бархатную портьеру у окна и забралась на подоконник, как делала уже сотни раз. Девочка притаилась.

Бегущие люди были все ближе и ближе. Она робко выглянула в щель между полотнищ портьеры. В приближающихся мужчинах она сразу опознала Его Величество короля Иоганна и двух его личных гвардейцев, чьих имен Лу не знала. За ними следовала небольшая группа военных, тем не менее превосходящих в числе королевскую охрану. Когда военные настигли короля в паре шагов от ее окна, Луиза крепко зажмурилась, будто это могло предотвратить последующие события.

Коридор взорвался выстрелами и криками, затем – глухими ударами падающих тел. Мгновение спустя она услышала шаркающие шаги в свою сторону, и вскоре раненый человек упал на подоконник рядом с ней, натянув своим телом портьеру. Человек бессвязно забормотал и захрипел. Луиза поняла, что ее и истекающего кровью короля разделяют всего лишь складки ткани.

– Долой… власть! – раздался надтреснутый юношеский голос солдата. С этим нелепым боевым кличем он вонзил штык в грудь ослабшего Иоганна Линдберга Четвертого, окончив его правление.

Лезвие пронзило короля насквозь, и окровавленное острие возникло прямо перед лицом девочки. Пятно медленно расползалось по ткани и начало сочиться темными каплями, окропившими ее ночную рубашку. Луиза не чувствовала в себе сил ни кричать, ни плакать, ни даже дышать. Ей казалось, что она обратилась в камень.

– Дай… закурить… Есть кисет? – произнес тот же молодой голос.

– Что, прямо сейчас? – басом ответили ему.

– Да ты… Я… я только что короля убил! Дай закурить! – голос юноши сорвался на визг.