Секс с бывшим любовником может быть фееричным, качественным и запоминающимся. Циничная формула, но она вписывается в рамки ностальгической привязанности с изрядной долей романтики.
Марк Фридманович ушел, когда рассвело. Он был нежен, внимателен и преисполнен благодарности за проведенную ночь любви. Казалось, не было четырех лет разлуки. Старое чувство захлестнуло их с новой силой, скрепив неодолимой зависимостью друг от друга.
Поцеловав ее на прощанье, Марк пообещал приехать к ней вечером.
Надежда не ожидала от себя таких перемен: она вдруг сделалась мягкой, податливой и влюбленной. К ней вернулось ощущение плеча, на которое можно положиться в трудный момент. Надежда чувствовала себя возрожденной, готовой ко всему: и к любви, и к борьбе.
В таком расположении духа она пришла на работу.
– Что с тобой? – спросила Ираида Самсоновна. Она как никто другой знала дочь и видела перемены.
– А где же Лев и его команда? – Надежда поочередно заглянула в примерочные.
– Когда я пришла, никого из них уже не было, – сказала Ираида Самсоновна, не собираясь шутить на серьезную тему.
– Во сколько они ушли?
– По словам охранника, в семь часов утра.
– Портфель нашли?
– Кажется, нет.
– Идем в кабинет, нам нужно все обсудить. – Надежда прошла к лестнице и стала подниматься наверх.
Ираида Самсоновна последовала за ней и на ходу спросила:
– Звонила Фридмановичу?
Надежда ответила:
– Да.
– Все рассказала?
– Конечно.
– И что он?
Они вошли в кабинет. Надежда закурила и, по своему обыкновению, подошла к окну. Остановила взгляд на пяти сияющих куполах, затем перевела его на колокольню в шесть этажей.
– Что сказал Фридманович? – переспросила Ираида Самсоновна.
– Марк обещал помочь.
Мать напряглась:
– Марк? – задумавшись, она тихо сказала: – Прошу тебя… Только не говори, что вы…
Надежда недовольно поморщилась:
– Мама, ты преступаешь границу. Мы, кажется, не раз с тобой говорили.
– Конечно же, это твое личное дело, но я помню, чего тебе стоил разрыв…
– Не хочу вспоминать.
– Не позволяй ему втянуть себя в отношения еще раз… Тебе нужна семья, нужны дети. С Фридмановичем не будет ни того, ни другого.
– Одна-а-а-а морока-а-а… – протянула Надежда. – Ты мне говорила. – Затушив сигарету, она достала визитную карточку и мобильник.
– Кому будешь звонить? – забеспокоилась Ираида Самсоновна.
– Астраханскому.
– Мне кажется, от него лучше держаться подальше.
– Не могу не поинтересоваться, что с нами будет дальше. – Услышав ответ, Надежда сказала в трубку: – Это Раух. Могу с вами поговорить?
– Зачем? – спросил Астраханский. – Со мной уже связался ваш адвокат.
– Фридманович?
– У вас есть еще кто-то?
– Только он. Однако и я хочу знать: что будет дальше?
– Вас известят, – сказал Лев и положил трубку.
Мало-помалу наладилась привычная жизнь ателье. Работники по-прежнему не задавали лишних вопросов, хотя и были смущены тем, что случилось. В пошивочном цехе застрекотали машинки, закройщики расстилали ткань на столах, завскладом выдавала дублерин, фурнитуру и нитки.
Надежда шла по ателье, оглядывая все взглядом хозяйки, как делала это каждый день на протяжении нескольких лет. В цехе задержалась у швейной машины, за которой сидела портниха Федорова:
– Светлана Григорьевна…
– Здравствуйте. – Женщина отключила машину и подняла виноватый взгляд: – Надежда Алексеевна, простите меня!
– А я как раз хотела сказать, чтобы вы себя не винили. От вас ничего не зависело.
Светлана Григорьевна приложила руки к груди:
– Вот спасибо!
– С брюками обошлось. Заказчице все понравилось.
– Я теперь десять раз проверю, прежде чем резать!
Надежда улыбнулась:
– В нашем случае хватит семи.
Швейная машинка Федоровой снова застрекотала, и Надежда прошла в закройную. Помощница закройщика Соколова, татарка Раиса, кинулась к ней:
– Надежда Алексеевна! Подкладка закончился!
– Что? – Надежда остановилась и перевела взгляд на Валентина Михайловича: – О чем это она?
– Жакет на подкладке для балерины Корниловой. Верх – из темно-синего бархата Дольче Габбана с яркими розами. Подкладка – натуральный шелк такого же цвета. Бархат я уже раскроил, а вот с подкладкой не получается: разложил ткань на столе – пятнадцати сантиметров не хватает. Я и так, и этак… Не знаю, что предпринять.
Надежда задержалась у стола, разглядывая меловые линии на шелковой ткани:
– А если рукава повернуть окатами[5] навстречу друг другу?
– Ничего не меняет. – Валентин Михайлович покачал головой. – Все дело в том, что у ткани очень неудобная ширина. Как говорится, ни два, ни полтора.
Надежда замерила ширину развернутой ткани:
– Метр пятнадцать. – Она подняла голову и приказала Раисе: – Идите на склад. На левом угловом стеллаже лежит остаток шелковой ткани из этой же коллекции Дольче Габбана. – Она похлопала рукой по столу: – Такого же темно-синего цвета, но с тонкой розовой полоской. Принесите его, пожалуйста.
Спустя пару минут Раиса принесла ткань. Приложив ее к однотонной и убедившись в идентичности цвета, Надежда сказала Валентину Михайловичу:
– Подкладку рукавов кроите из полосатой. Так даже лучше.
– Благодарю вас! – закройщик взялся за дело.
Надежда взглянула на часы и поторопилась в гостиную – там с минуты на минуту ожидалась клиентка, жена большого начальника из президентского аппарата. Ее примерку готовила молодая, недавно принятая на работу закройщица Диана. Диана была хороша собой, имела рекомендации, но у нее не было необходимого опыта.
Когда Надежда появилась в гостиной, Виктория сообщила, что клиентка уже пришла, и указала на римскую примерочную. Надежда проскользнула туда, едва приоткрыв дверь.
– Добрый день, Татьяна Васильевна! – Она знала по именам всех заказчиц, и это работало на укрепление взаимной симпатии.
Упитанная женщина с кудрявыми волосами недовольно кивнула:
– Хорошо, что вы заглянули, Надюша…
– Что-то не так? – озаботилась Раух.
– Ваша закройщица не понимает, что такое приталенный силуэт!
Надежда повернулась к закройщице:
– В чем дело, Диана?
– Татьяна Васильевна требует заузить платье, а я говорю…
– Постой… Если Татьяна Васильевна хочет заузить – нужно заузить.
– Но ведь платье и так… – Не зная, как объяснить, Диана указала на порванную наметку в боковом шве.
– Широковато, – подсказала Надежда. После чего взяла иголку с ниткой и внесла нужные коррективы. – Не волнуйтесь, все лишнее уберем, добьемся бо́льшей приталенности. В остальном все хорошо.
– Я уже двадцать пять лет ношу один и тот же размер, – поделилась Татьяна Васильевна. – Сорок шестой. И мне нравится, когда все по фигуре.
Диана заглянула в ее карточку с мерками и переменилась в лице:
– Но ведь это же…
– Это отлично! – подхватила Надежда. – С такой фигурой многое можно позволить.
В конечном итоге Татьяна Васильевна ушла в хорошем настроении. Оставшись наедине с закройщицей, Надежда спросила:
– Ну что такое, Диана? Давай, говори…
Та опустила глаза:
– Если заузить платье хоть на полмиллиметра, оно на ней лопнет.
– Зачем заужать? Оставь все как есть, а лучше сделай свободнее.
– Но вы же сами сказали…
– Я сказала то, что хотела услышать заказчица. На следующей примерке скажи ей, что приталила и заузила платье по бокам на полтора сантиметра.
– Вот так нагло соврать? – опешила Диана.
– Не нагло, а во благо – две разные вещи. Мы не перевоспитываем клиенток и не открываем им глаза на их широкие задницы. Мы шьем добротные вещи. Для нас важен результат. И вот мой совет: никогда не произноси вслух реальный размер клиентки. Когда она говорит, что носит сорок шестой, соглашайся.
– А если на самом деле пятидесятый?
Надежда улыбнулась:
– Мы сохраним это в тайне.
Не осмелившись возразить, Диана унесла платье в пошивочный цех.
Надежда села на банкетку, прислонилась к стене и оглядела примерочную: римский гобелен, венский столик под кружевной скатертью, чиппендейловский комод – декорации, в которых разыгралась настоящая драма.
Она вспомнила весь вчерашний день: звонок матери, собственный приезд в ателье. В тот, теперь уже благословенный час ее жизни казалось, что испорченные брюки – это самое страшное, что могло бы случиться. Но нет… Впереди было кое-что пострашнее.
Она не понимала, как случилось, что портфель исчез буквально у нее на глазах. Предположим, Рыбникова могла отвлечься, но она-то помнит, что, кроме них, в примерочной не было никого. Чтобы забрать портфель, похититель должен был пройти мимо них. Но его там не было!
Надежда призналась себе, что теперь и сама ни в чем не уверена. Она не сомневалась только в одном – если ничего не изменится, Селиванов превратит ее ателье в руины. Осталось только предположить, что будет с ней самой.
Вспомнив Марка, она улыбнулась. Ее охватило воскрешенное чувство влюбленности и ожидание встречи. Надежда была уверена – Марк сделает все, чтобы вытащить ее из этой чудовищной ситуации. Ей стало спокойнее, и вспомнилась недавняя встреча с красавчиком на светлом автомобиле. Позвонит ли он ей? Конечно, в ее сердце господствовал Марк Фридманович, однако Надежде хотелось, чтобы и тот, и другой ей позвонили. Просто для того, чтобы почувствовать себя живой и желанной.
Из гостиной донеслись голоса. Один, без сомнения, принадлежал Ираиде Самсоновне, он звучал строго и требовательно. Другой был мужским. Надежда вышла из примерочной и застала такую картину: ее мать отчитывала закройщика Соколова. Оглядевшись и не заметив посторонних, Надежда успокоилась. Ей осталось вникнуть в суть причины конфликта:
– В чем дело?
Ираида Самсоновна гневно опустила глаза. Было видно, что она едва себя сдерживает:
– У Валентина Михайловича клиентка сбежала.
– В каком это смысле? – поинтересовалась Надежда.
– Он проводил примерку…
– Последнюю, перед готовкой, – сказал Соколов. – Осталось только подшить низ изделия.
– Так-так… – Ничего не понимая, Надежда переводила взгляд с одного на другого.
– Пока Валентин Михайлович ходил в закройную, клиентка сбежала.
– Как это?..
– Вот так, – Ираида Самсоновна развела руками. – Надела недошитое платье, забрала свои вещи и вышла на улицу.
– Но зачем?
– Вероятно, чтобы не платить за ткань и работу. Подол ей подошьют в любом ателье за двести рублей.
– Кто такая?
– Жена Каракозова, хозяина банка «ВИП Норматив».
– Кто ее порекомендовал?
– Елена из Дома актера.
Надежда брезгливо поджала губы:
– Ни ту ни другую на порог не пускать!
– При чем же здесь Леночка? – Ираида Самсоновна с удивлением взглянула на дочь.
– Будет думать, кого приводить.
– Безусловно, я за все заплачу, – сказал Соколов.
– Нет. – Надежда перевела взгляд на закройщика. – Не нужно брать на себя чужую вину. Вы здесь ни при чем. Идите в закройную…
Оставшись с матерью, Надежда спросила:
– Скажи, мама, за что ты так не любишь Валентина Михайловича? Интеллигентнейший человек, великолепный закройщик… Радоваться нужно, что заполучили такого. А ты не упускаешь случая, чтобы уколоть его или обидеть.
Ираида Самсоновна гордо потупилась.
– Я хочу лишь одного: чтобы во всем был порядок.
– Знакомая формулировка, – усмехнулась Надежда.
– Если бы в детстве я больше уделяла времени твоему воспитанию…
– Не нужно, мама. Я уже взрослая. Все проконтролировать невозможно. Стопроцентный контроль – это утопия.
– И как это относится к сегодняшней ситуации?
– Каракозова – воровка, пусть даже богатая. Решив украсть платье, она все равно бы его украла, даже если бы примерку проводила ты или я.
– Мне трудно в это поверить, – сказала Ираида Самсоновна.
– Пойми, она так развлекается. Повторяю: не все поддается контролю.
Из вестибюля донесся звук дверного звонка.
– У нас примерка? – спросила Надежда.
Ираида Самсоновна пожала плечами.
– В ближайшие два часа – ни одной.
Было слышно, как дверь открылась. В сопровождении охранника в гостиную вошел коренастый мужчина лет сорока пяти, в очках. Он представился:
– Борис Окаемов.
– Вы из полиции? – спросила Надежда.
– Нет-нет… Я – однопартиец небезызвестной вам Ирины Ивановны.
– Рыбниковой? – Ираида Самсоновна сделала знак охраннику, и тот вернулся к двери.
– Зачем вы пришли? – Чтобы не затягивать разговор, Надежда намеренно не предлагала ему сесть.
– Мне бы хотелось выяснить, как все это вышло… – Он мельком взглянул на Ираиду Самсоновну и уточнил: – Насколько мне известно, это – ваша матушка? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Видите ли… Наш разговор носит конфиденциальный характер.
– Идемте в мой кабинет. – Надежда указала взглядом на лестницу.
Оказавшись в кабинете, предложила Окаемову сесть.
– Слушаю вас.
– Не буду затягивать, – сказал он. – Я уполномочен предложить вам некую сумму.
– Деньги? – Надежда удивленно скривилась. – Зачем?
– Скажем так: за что…
– Вы хотите что-то купить?
– Хочу.
– Так что же?
– Портфель Ирины Ивановны.
Они оба замолчали, глядя друг другу в глаза. Раух – недоуменно, Окаемов – ожидая ответ.
Наконец Надежда сказала:
– Нельзя купить то, чего нет.
– Чего нет в одном месте, можно найти в другом, – весьма философски заметил Окаемов.
– Думаете, портфель у меня? – догадалась Надежда.
– Предполагаю.
– Интересно… – Она обошла вокруг стола и присела на его край. – Значит, вас прислал Селиванов?
– Нет! – запротестовал Окаемов. – Не он. И я бы попросил: пусть этот разговор останется между нами.
– Значит, не Селиванов? Тогда Астраханский?
– Не нужно преувеличивать компетенцию бывшего офицера полиции.
– Значит, ни тот ни другой…
– Хотите знать имена? Одного моего вам недостаточно?
– По сути, и ваше не нужно.
– А что для вас имеет значение? Сумма? – Окаемов достал блокнот, ручку, что-то написал и показал ей: – Такая устроит?
Надежда покачала головой:
– Нет, не устроит.
– Могу предложить вдвое больше. Но это – предел.
– Дело в том, что я не могу продать вам портфель.
– Что значит – не можете? – взволнованно спросил Окаемов. – С кем еще нужно поговорить?
– С тем, кто его взял.
– Немедленно прекратите! – Он вскочил на ноги. – Не смейте надо мной издеваться!
– Ну вот что… – Надежда прошла к двери и распахнула ее: – Проваливайте. И чтобы не возвращаться к разговору, со всей ответственностью вам заявляю: у меня нет портфеля, и я не знаю, кто его взял.
Окаемов вышел из кабинета, не заставив просить себя дважды. Когда его шаги затихли внизу лестницы, телефон Надежды зазвонил, отобразив на дисплее незнакомый ей номер.
– Да… – сказала она, пытаясь угадать, кто звонит.
– Живы?..
Надежда напряглась:
– Кто это?!
– Неважно.
– Кто говорит?!
– Вижу, что живы. – Мужской голос показался знакомым, и он продолжал – А мы, кстати, не познакомились.
Наконец, она догадалась, что звонит вчерашний красавчик.
– Надежда…
– Денис Глазунов, очень приятно. Вы пообедали?
Надежда взглянула на часы:
– А что? Уже пора?
– Скорее уже поздно. Дело идет к вечеру.
– Вы приглашаете меня на обед?
– Скорее на ужин.
На мгновение задумавшись, она согласилась:
– Что ж… Куда мне приехать?
– Не нужно ехать, просто выходите на улицу.
Надежда снова насторожилась.
– Откуда вы знаете, где я сейчас?
– У дома ваша машина.
– Ах да… – Она вспомнила, что ночью показала ему свой автомобиль.
– Вы спускаетесь?
– Через пять минут буду.
Денис встретил ее у машины:
– А я, представьте, не спал всю ночь, с боку на бок ворочался. Не каждый день сбиваешь человека машиной.
Надежда улыбнулась.
– Между прочим, без синяка не обошлось.
– Покажете?
Она изумленно взглянула на него, и он рассмеялся:
– Шучу.
Когда сели в автомобиль, Надежда Раух сказала:
– Через два часа мне нужно вернуться.
– Работа?
– Пересяду в свою машину и поеду домой.
– Тогда к чему такие ограничения?
– Я рано ложусь спать.
– Так поступают все красивые женщины. – Денис тронул машину, а Надежда подумала, что вечером придет Марк, и, улыбнувшись, посмотрела в окно.
Через несколько минут они подъехали к милому ресторану с украшенной цветами террасой.
– На улице сядем? – спросил Денис. – Или зайдем внутрь? Там кондиционеры.
– Лучше здесь. – Надежда потрогала белые граммофоны цветов. – Люблю душистый табак. А на жаре или вечером цветы пахнут сильнее.
– Я это заметил. – Денис выдвинул стул и дожидался, пока она сядет.
Они немного поболтали в ожидании официанта. Потом, когда он явился, сделали заказ и снова поговорили о том о сем.
Один вопрос Дениса все изменил:
– Так что там у вас случилось?
Надежду словно кипятком обдало:
– Что?
– Говорят, полиция приезжала, Селиванов с охраной…
Помолчав, она жестко спросила:
– Вы специально это подстроили?
– Что именно? – Он удивился.
– Вам нужно было все разузнать?
– Это вы зря…
– Журналист?
– Да побойтесь вы бога!
– Кто бы говорил! – Надежда встала, собираясь уйти.
– Сядьте! – неожиданно приказал ей Денис. – Я не журналист! И мне на самом деле наплевать, что там случилось.
– Тогда зачем спрашивать? – с подозрением спросила она.
– Для поддержания беседы. – Он чуть успокоился. – Если хотите…
Надежда села на место:
– Кто вы?
– Ресторатор…
– Кто?
Денис снова «завелся»:
– Есть такие мужики, которые строят и открывают рестораны, чтобы таким девушкам, как вы, было где пообедать.
– Правда, что ли? – переспросила она.
– Правда!
– Тогда что вы делали возле моего ателье, да еще ночью?
– Я не подозревал, что там – ателье. Меня не интересует пошив.
– Нет, ну серьезно…
– Если серьезно, я открываю в вашем здании еще один ресторан.
– Что значит – еще один? – спросила Надежда. – В нашем здании нет других ресторанов.
– Нет, так будет… – Денис неодобрительно взглянул на нее: – Еще один значит лишь то, что у меня их уже четыре. В том числе этот.
– Боже мой, как интересно!
Он улыбнулся:
– Больше не подозреваете меня?
Перед Надеждой поставили тарелку с салатом, и она взяла вилку и нож.
– Нет, не подозреваю. Где же он будет?
– Ресторан? В противоположном крыле здания. – Денис развернул салфетку, заправил за воротник, потом взял приборы. – Я купил четыре квартиры.
– Поздравляю! – Надежда дружески улыбнулась: – Будем соседями.
Весь обед они непринужденно болтали. Спустя два часа Денис отвез ее назад, к ателье:
– Если захотите, могу провести экскурсию.
Надежда посмотрела на голые окна в противоположном крыле:
– Там уже ремонтируют?
– Начнем на этой неделе.
– Вот когда закончите, тогда и приду.
Она ждала Марка до трех часов ночи. Хотела позвонить, но сдержалась, полагая, что если он пообещал, то непременно приедет.
В три часа Надежда заснула, успокоив себя тем, что Марк, по крайней мере, позвонил Астраханскому.
О проекте
О подписке