Игорь Казанцев сначала стал популярным на Западе. В конце девяностых годов его приняли в члены испанской академии художеств за цикл картин с горными пейзажами. Регулярные выставки чуть ли не во всех крупных европейских странах. Его сравнивают с великими художниками: то – с Айвазовским, то – с Дали. Постоянно живет в Испании, имеет дом в Барселоне с видом на море. Невероятно много написал картин, хотя работает маслом. Не гнушается делать вариации некоторых своих картин в угоду покупателям. На первом месте по числу проданный полотен в прошлом году, особенно ценятся его испанские пейзажи. Первая выставка в Москве прошла два года назад. «А я-то где была? С Машиным Князем и захочешь, да не пропустишь ни одной стоящей выставки, все равно уговорит. А, понятно, мы тогда с ней обе экзамены сдавали. А вот и скандальные новости».

Пользуется успехом у женщин, несколько раз был женат. Особенно много шума наделал его гражданский брак с Фернандой Гонсалес, популярной испанской танцовщицей (сценический псевдоним – Мария Росса). Оставив ради Игоря не только сцену, но и любовника-импрессарио, она быстро обнаружила, что его доходы не так велики, как ей хочется. Автомобиль у него был немодный, купленный по дешевке. Дом с видом на море он арендовал, а приходящая прислуга была всего одна. Да и светская жизнь его была весьма бедной, он почти ни с кем не встречался, не приглашал гостей. Казанцев много времени отдавал работе. Пока он писал ее портрет, это было терпимо, даже льстило ее самолюбию. Но потом он вернулся к пейзажам. Вместо того чтобы свозить Марию (это имя нравилось ему больше) в ресторан или в модный салон, он ездил на этюды по берегу моря или в Каталонские горы, а потом часами работал дома. Мария-Фернанда бесилась от скуки, она стала давать интервью и позировать репортерам. Чтобы подогреть их интерес к своей особе, она сочиняла о своем муже всевозможные байки, все более дикие и даже неприличные.

Казанцеву это не понравилось, он предложил подруге вести себя скромнее, или убраться обратно в кафе. Фернанда ушла с громким скандалом и дала самое большое интервью. Она ударила по самому больному. Она обвинила Игоря в полном отсутствии таланта художника: «Его жалкая мазня никому не интересна, он зарабатывает гроши. Этот опустившийся, неряшливый, нищий субъект стал посылать меня на работу, чтобы жить за мой счет». Казанцев, никогда ни слова не печатавший в прессе в ответ на все ее нелепые выдумки, на сей раз взорвался. До сих пор он мало занимался коммерцией, сдавал картины в один и тот же салон, получал проценты с продаж, не запрашивал много и с заказчиков. Доходы позволяли иметь кров, пищу и любимое дело. Что еще надо? К роскоши он не стремился.

Но сейчас Казанцев развил бурную деятельность. Он пригласил в дом журналистов, которых доселе избегал, показал им свои работы, угостил хорошим вином, рассказал немного о себе. При этом он был в дорогом костюме, а возле дома сверкала лаком новая машина престижной модели. Про Фернанду он, как его ни провоцировали, он сказал только одно: «Я ее ни в чем не виню: такой уж создал ее Бог. Тихая жизнь у семейного очага ей в тягость. И не будем больше об этом». («Неужели эти репортеры не читали Проспера Мериме? Почти точная цитата из «Кармен»»). Напоследок он сообщил, что намерен выставить на аукцион одну из лучших своих картин «Портрет Марии». Портрет красивой стройной длинноногой девушки с пламенным взором, выходящей из морской волны в купальнике цвета загара, обошел наутро все газеты не только Испании, но и других европейских стран. Сразу несколько солидных фирм захотели провести этот аукцион. Начальная цена – тысяча долларов.

Танцовщица в бешенстве подала в суд, пытаясь отсудить полотно, на том основании, что это ее портрет и был ей подарен. Через адвоката она добивалась денег. Но Игорь не дал ей отступного, а явился на суд в окружении целой толпы репортеров. Суд не признал права модели на произведение искусства, а дарственной у Фернанды не было. Адвокат заливался соловьем: «Ваша часть, обратите внимание, что бывшую подругу маэстро Каза зовут Фернанда, а картина подписана «Портрет Марии». Очевидно, что это не просто портрет какой-то одной девушки, а собирательный образ. Эта гордая красавица, стоящая на берегу моря, – символ Барселоны или даже Каталонии». Его речь читала уже не только Европа, но и Америка. Хозяин салона в Барселоне увеличил цену картин маэстро Каза втрое, а когда их расхватали почти в драку, понял, что продешевил. Через неделю на аукционе американский миллионер через посредника инкогнито купил «Портрет Марии» за такую сумму, что Казанцеву хватило бы на двадцать лет полного безделья.

Марина убрала ноутбук и снова вспомнила Виктора Александровича, ведь это его подарок. Мысленно вернулась к тому разговору, после которого она так резко собралась в Новосибирск. Собственно, ехать должны были Маша и Олег, об этом и беседовали за столом. Обед на этот раз проходил в городской квартире Краснова. Как обычно, блюда были доставлены из ресторана, а официант только разогревал и подавал на стол. Он появлялся у стола и исчезал, как фокусник. Как раз перешли с деловых планов Олега на культурную программу. Едва упомянули тетю Катю и дом семьи Белых, которому 100 лет, как Виктор Александрович «к слову» предложил в следующий раз встретиться в его загородном доме, чтобы заодно посмотреть замечательный коттедж по соседству.

– Не понимаю, почему Андрей не соглашается сменить квартиру на такое чудесное место, – он уже показывал фотографии.

– Папа, я же тебе объяснил, что, во-первых, у меня нет сейчас свободных средств для такого расширения жилплощади, а во-вторых, оттуда неудобно ездить на работу.

– Но у вас же вот-вот же появится вторая машина, раз Марина получила права. Да и с хозяином можно договориться об отсрочке.

«Зуб даю, что вы, милейший, и есть этот хозяин», – подумала Марина, но не произнесла ни звука. Все свои ехидные слова при любой полемике с отцом мужа она оставляла при себе. Перед ней как будто вспыхивала надпись: «Все, что Вы сейчас скажете, будет использовано против Вас». И Марина была сама корректность.

– Маша, Олег, ну хоть вы подумайте, как жаль будет, если такой хороший домик уплывет в плохие руки. А летом он мог бы прекрасно заменить дачу и Марине, и вашим родителям.

Олег с Машей с полной серьезностью разглядывали фото краснокирпичного двухэтажного коттеджа, окруженного зеленью, не задаваясь вопросом, почему это он второй год так выгодно продается – и все еще не продан. Такой оборот еще меньше устраивал Марину, и она поспешила сменить тему.

– Олег, ты не все рассказал про вашу программу. Не одна же тетя Катя вас интересует.

– Конечно, например, на субботу я заказал билеты на закрытие сезона в Оперный театр.

– Молодец! А я хоть и дважды побывала в Новосибирске, но ничего там не посетила, все некогда было. Оперный театр только снаружи видела, хотя жила рядом. Даже как-то обидно.

– А ты, свояченица, лучше не грусти, а поезжай с нами, сходишь на балет, будет «Жизель». А потом напишешь статью о театре.

– Ну, про него уже все написано, да и читатели-москвичи приревнуют к провинции, не понравится статья про сибирский балет. Правда, Андрей?

– Да, пожалуй. Какая-то нетрадиционная тема. Вот если бы про охоту на медведя – это бы подошло.

– Марина, а ты напиши про художника. Как раз Игорь Каза из Испании приехал в Новосибирск с новыми картинами. Может, это последняя его выставка на Родине. Каза вообще – уникум, явление не местного, а мирового масштаба.

– Какой еще Игорь Каза?

– Да Игорь Казанцев, он сейчас на пике моды в Европе. Неужели не слышала?

– Нет, по-моему. Но если он такая суперзвезда, к нему, наверное, не подберешься за интервью. Ты с ним дружишь?

– Нет, шапочно знаком. Но ты позвони Дине, она устроит.

– Какой Дине? Васильчук?

– Да, у нее с Казанцевым очень хорошие отношения. Когда он бывает в Москве, они всегда вместе. А она тебе несколькими заказами обязана. И тот рисунок на четвертой странице обложки тоже послужил ей рекламой.

Марина действительно оказала помощь Дине Васильчук, с которой она познакомилась в компании Олега. Молодому дизайнеру из провинции было трудно пробиться, не имея никаких связей. Марина посмотрела ее портфолио, альбом эскизов, особенно ей понравились рисунки гуашью. Это было неожиданно: как дизайнер интерьеров Дина была на хорошем, но среднем уровне, а рисунки ее оказались оригинальными, какими-то по-детски неправильными, но яркими и радостными. Один из них – то ли бабочка, то ли женщина – она уговорила Андрея взять для обложки журнала.

Марина познакомила Дину со своей подругой парикмахером-стилистом Таней Колокольниковой, которая как раз купила комнатку и ломала голову, как задешево превратить ее в приличный салон. Дина за сущие гроши сделала проект и сама же с Таней его воплотила. Никто бы не поверил, какого эффекта можно добиться, покрасив стены в разный цвет и чередуя потолочную плитку в шахматном порядке. Стеклянные столики и зеркала сделали комнату светлой и просторной. Со стеклом девушки не умели работать, но Дина пригласила знакомого мастера, тоже недорого. Естественно, что Таня не забывала рассказать клиенткам про хорошего дизайнера, а визитки Дины постоянно лежали на столике с журналами. Дина очень ценила хорошее к себе отношение, она регулярно звонила Марине, сообщала новости из мира художников, предлагала познакомить ее с разными интересными для журнала людьми, обязательно читала и хвалила ее статьи. Да, если Казанцев ее друг, то интервью Марине обеспечено.

– А может, мне не понравится его искусство? В каком направлении он работает? Концептуализм или нонконформизм? Или он русский авангард возрождает?

– Пальцем в небо, Маринка! Чистый реализм с уклоном то в академизм, то в импрессионизм.

– Может, хватит нам головы морочить своими «измами». Олег, по-русски не можешь объяснить? – взмолился Андрей, не очень понимавший искусствоведческую терминологию.

– Ты, конечно, прав, дорогой свояк, нечего ярлыки навешивать. Казанцев рисует живую природу, и она у него живет: море волнуется, от гор холодом веет, солнце светит, цветы цветут. А женские портреты, как бы поточнее выразиться, – соблазнительны.

– Ого, редкий дар, он еще и портретист, оказывается! Как бы я хотела увидеть этот феномен.

Да, вот так она примерно выразилась, а на это фразу вдруг, как снежный ком навертелось столько аргументов, что не ехать стало как-то даже невозможно. Тут были и перспективы написания