Хотя интереса к предмету Иван Адамович явно не утратил. Вся скромная однокомнатная квартирка усыпана журналами-книгами, шкафы переполнены, талмуды вдоль стен стопками теснятся. А на журнальном столике – таком же, как и все здесь, ветхом – Дима с изумлением заметил стопку изданий по занимательной математике. Помнится, он сам в школе, классе в восьмом, пока активно не взялся за пиво и девчонок, такими увлекался, решал прикольные задачки, ломал башку над парадоксальными примерами… Но с тех-то пор, извините, минимум двадцать лет миновало! Занимательная математика, принадлежавшая Полуянову, давно уже истлела на свалках, а историк, раз брошюрки на столь удобном месте лежат, явно продолжает кайфовать над хитроумными задачками. Интересный человек!

Дима устроился в единственном имевшемся кресле (изрядно продавленном) и широко улыбнулся:

– Большое вам спасибо, Иван Адамович, что согласились меня принять.

Историк – он разместился подле, на стульчике, – слабо улыбнулся в ответ:

– Я просто воспитан… на уважении к прессе… тем более к вашему орденоносному изданию… Очень зря вы, кстати, пошли на поводу у общественности и переименовались…

На Димин взгляд, название «Молодежные вести» звучало куда веселее, чем прежнее – «Комсомольский вестник», но спорить он не стал. Историк, впрочем, и не ждал, что журналист втянется в дискуссию. Он снял свои массивные очки. Нервно протер стекла полой ковбойки. И осторожно поинтересовался:

– По телефону вы сообщили, что хотите поговорить по поводу смерти Леночки… Лены Коренковой, моей выпускницы… – Его лицо болезненно исказилось. – Я, безусловно, поражен ее безвременной гибелью, но не совсем понимаю, чем могу быть вам полезен…

Дима молчал. Не чинясь глазел на историка и его уставленную книгами квартиру. А тот под пристальным взором журналиста терялся все больше и больше.

– Ведь Леночка… Елена закончила школу десять лет тому назад… И с тех пор мы с ней виделись от силы пару раз, на встречах выпускников…

«А ведь врешь, – отметил про себя Полуянов. – Жили-то в одном микрорайоне. Неужели никогда у метро не сталкивались? Или возле магазина, или в поликлинике?»

– Я, конечно, могу рассказать вам о ней. О той девушке, какой она была в школе в те времена, когда мы встречались почти ежедневно… Но с тех пор утекло столько воды… Да что там: весь мир изменился. – Учитель нервно хрустнул пальцами.

– Ну уж вам как историку должно быть известно, – тонко улыбнулся журналист, – что радикально мир измениться не может. И еще, что очень часто корни преступлений кроются в далеком прошлом. Давняя обида, застарелая ревность, годами взлелеянная месть…

Лицо Пылеева закаменело:

– Я не понимаю, о чем вы.

– Да пока ни о чем, – вздохнул Дима. – Просто пытаюсь разобраться…

– Хотите лично изобличить убийцу? – насмешливо поинтересовался историк.

«А ты не такой уж и тормоз!» – мелькнуло у Димы.

И он кротко ответил:

– Нет, что вы. Куда мне! С этим, я надеюсь, профессионалы из органов разберутся… Меня другое волнует: почему Елена стала такой? Почему она – давайте посмотрим правде в лицо – спилась? Ведь в школе, мне сказали, девушка подавала огромные надежды…

– А на мой взгляд, история вполне заурядная, – пожал плечами его собеседник. – Я могу вам привести массу подобных примеров. Понимаете… она, Леночка… ей, наверно, не стоило учиться в нашей школе…

– Почему? – изумился Дима.

– Да потому, что у нас она слишком рано стала звездой. Как сейчас помню ее выступление на новогоднем школьном концерте, классе в шестом… Она, кажется, всего лишь попурри играла. Из модных тогда песенок. Но играла замечательно, молодежь, как говорится на ее языке, была в полном отпаде. Тут же дружно и окрестили ее: «Бе-ше-ный талант!» Так и стали с тех пор ее звать на полном серьезе. Первоклашки – те и вовсе подбегали автографы просить. А Елена, конечно, не возражала.

Историк вновь снял очки. Подышал на стекла, очень неспешно протер их полой фуфайки. Дима не торопил, терпеливо ждал, пока тот водрузит свои стеклышки на нос. Какая, интересно, у него близорукость? Судя по толщине окуляров, минимум минус семь. Мальчишек в Димины годы за такие украшения водолазами дразнили. А в молодых очкариков-учителей девчонки и верно в те времена влюблялись…

Иван Адамович вздохнул, задумчиво продолжил:

– Знаете… Я однажды не поленился и сходил на отчетный концерт в Гнесинскую музыкальную школу, где Леночкины ровесники учились… Я в музыке, конечно, не специалист, но рассудил, что необходимый минимум воспринять смогу. Воспринял. И сделал для себя выводы. Да. Лена, безусловно, была звездой. Ее беда лишь в том, что таких звезд на небосклоне – миллионы…

– Вы хотите сказать… – протянул Дима.

– Я хочу сказать, что, на мой непросвещенный взгляд, – историк внимательно посмотрел на журналиста, – она играла не хуже многих. И только.

– Скажите, – резко сменил тему Полуянов, – когда Лена начала пить? Я имею в виду пить серьезно. Спиваться ?

– Утверждать наверняка не могу, – пожал плечами историк. – Но, полагаю, года в двадцать два – двадцать три. Когда закончила музыкальную школу и в очередной раз провалилась на вступительных в Гнесинское училище.

– Вот как?.. – протянул Дима.

Не стыкуется, ох не стыкуется…

Мамаша Коренковой ведь говорила, что крепко зашибать дочка начала еще в школе. С Надиной – все-таки это смешно! – подачи. И в ее компании.

Да, и еще одна неувязочка. Иван Адамович, помнится, утверждал, что с Еленой после того, как девушка закончила школу, практически не общался. Почему же тогда он столь уверенно говорит про экзамены в училище?

Что ж. Будем разбираться.

– А у меня есть сведения, – осторожно начал Дима, – что Леночка уже в старших классах хорошо выпивала. На пару с какой-то одноклассницей, не помню фамилию…

Он испытующе уставился на историка и в изумлении наткнулся на веселую, чуть мечтательную улыбку.

– Вам уже рассказали! – тонко усмехнулся Иван Адамович.

– Вы имеете в виду…

– Да эту дурацкую историю с рестораном… У нас вся школа над ней потешалась!

– Боюсь, что не понимаю, о чем вы, – пробормотал Дима.

– Ох, да обычное для подростков дело! – вновь расплылся в улыбке историк. – Они же все такие, в свои шестнадцать-семнадцать… Живут-живут спокойно, учатся, готовятся в институты, бегают по киношкам – и вдруг будто муха какая их кусает. Осеняет: я, мол, живу неправильно, скучно, жизнь коротка – и та проходит мимо… Тем более тогда время какое было. Девяносто седьмой год, накануне кризиса, очередное перераспределение капитала, «шестисотые» «Мерседесы», собольи шубы, билеты по тысяче долларов на группу «Скорпионс»… – Учитель задумался, замолчал.

– И что? – поторопил его Дима.

– А то, что как-то случилась в нашей школе изумительная история… Рассказать?

– Конечно, – кивнул Дима.

Доставать блокнот или диктофон он не стал – не хотелось спугнуть учителя. Но историк, казалось, его уже и не видит. Глаза Ивана Адамовича затуманились мечтательной пленкой. Он явно улетел в давний мир, когда был молодым, нужным и более успешным.

– Однажды после уроков две хорошие, в общем, девочки, Лена Коренкова и Надя Митрофанова, пришли к сакраментальному выводу: все вокруг примитивно и все надоело. Нужно срочно развеяться. А как? И девушки, недолго мудрствуя, решили отправиться в ресторан. Вдвоем. Словно светские дамы. Принарядились, накрасились…

Полуянов еле удержался, чтоб не хмыкнуть. Против воли представил юную, семнадцатилетнюю, но уже пухленькую Надьку в расшитых стразами джинсах, электрического цвета водолазке и с намазанными ресницами. Помнится, в то время десятиклассницы наряжались именно так.

А историк продолжал:

– Опыта посещения ресторанов у девушек, разумеется, никакого не было, и потому они выбрали одно из самых злачных мест у нас здесь, в Медведкове. На первом этаже жилого дома. «Три подковы», кажется, ресторан назывался – в кризис девяносто восьмого года погорел… Итак, юные особы являются в обеденный зал. И, шикуя, для начала заказывают шампанское. Разумеется, целую бутылку. А для пущего впечатления приобретают пачку сигарет. Коричневых, тоненьких – хотя обе не курили, так, изредка баловались…

Историк рассказывал столь зажигательно, что у Димы перед глазами опять картинка возникла: заштатный, с заляпанными скатертями ресторанчик. Неряшливые официантки – наверняка с Востока, а кто еще будет работать на московской окраине? И две девчонки – юные, угловатые и слегка испуганные. Неумело смолят сигаретки. А перед ними шампанское в стальном ведерке, полном стремительно тающего льда…

«А ведь я общался с Надькой, когда та училась в выпускном классе… И считал, что скучнее ее на всем свете не найти. Такой примерной девочкой выглядела!.. При ней и ругнуться язык не поворачивался, а она, оказывается, по ресторанам расхаживала…»

Историк между тем продолжал свой рассказ:

– Не успели девушки покончить с шампанским, как вдруг к их столику подходит официант. И ставит на него презент: бутылку ликера и роскошный букет роз. Подруги, разумеется, в полном восторге. Благодарно принимают подарки. Да… Бойтесь данайцев, дары приносящих… И едва они просят официанта поставить цветы в вазу, к ним подсаживаются четверо. Как потом рассказывали сами девочки, с виду вполне приличные. Русские. В костюмах. Ну, немолодые, конечно, годам к сорока, зато божатся, что намерения у них самые мирные. Будто хотят всего лишь блюда из меню им посоветовать. Мол, знают, какие заказывать, чтоб не отравиться, – ресторан-то сомнительный.

Лицо историка посуровело. Он глубоко вздохнул и продолжил:

– В общем, хотя они и закусывали, а к шести вечера красавицы наши были, как говорится, никакие. Надя, Надюшка Митрофанова, еще как-то держалась, а Лену – ту совсем повело. Общеизвестный ведь факт, что творческим людям немного надо… Ну а мужики, их угощавшие, и рады взять быка за рога – тут же тянут на продолжение банкета куда-то к себе в гостиницу. Лене даже в голову не пришло отказаться. Сказала, что поедет с ними хоть на край света… А Надя – та, хотя тоже с трудом на ногах стояла, заартачилась. Вытащила Лену в туалет, начала уговаривать, что лучше домой… Может, и уговорила бы, да один из новых знакомых, видно, заподозрил демарш…

– Динамо, – автоматически поправил Дима.

– …и прямо в дамскую комнату ворвался. Елену за руку хвать и к выходу потащил, а на Надежду цыкнул: «Не хочешь – и не надо, отваливай. А подружка твоя с нами поедет». Запихнули Лену в машину и увезли. А Надя в ресторане осталась. Спасибо, что хоть счет мужики оплатили…

Историк вновь замолчал.