– Но Бог – он все сам управил. Николай Евгеньевич свой недуг поборол. Вовремя спохватились, на первой стадии. Да и врачи у них в академической поликлинике хорошие. Беда с другой стороны подкралась. На следующий год, как он поправился, поехали они с женой в отпуск, на Индийский океан. В феврале, когда там шторма. Купаться полезли, а их – накрыло волной. Николай-то Евгеньевич выплыл, а супруга его утонула. Вот трагедия была! – вздохнула она. – Лизочка, конечно, сразу туда полетела, еле смогла отца домой привезти. Он все по пляжу бродил, тело жены искал. Да, тяжело им пришлось…

Но продолжать череду воспоминаний экономка не стала, предъявила очередную бумагу:

– Ладно, вы сюда не байки слушать пришли. Вот свидетельство о собственности. На имя Лизочки. В браке она не состоит и не состояла, детей нет. Никаких обременений или залогов.

Надя взяла документ, но рассмотреть не успела. Ровно в эту минуту затрезвонил мобильник. Димка. Возбужденный, веселый:

– Ну что, Надюшка? Хорошая квартира?

– Да я не знаю пока… – начала Митрофанова.

– Давай там, не придирайся особо, – перебил ее Полуянов. – А то наши покупатели только что звонили. Грозятся сегодня аванс вернуть.

– Как сегодня? У нас ведь еще неделя! – ахнула девушка.

– Понятно, что неделя, но покупатель, сама знаешь, всегда прав. Я у них еле два дня выбил.

– Легко тебе быть таким добреньким! – начала было Надя, но перехватила любопытнейший взгляд Тамары Кирилловны и пробормотала: – Дима, я тебе попозже перезвоню.

– Муж? – свойским тоном поинтересовалась экономка.

– Будущий, – улыбнулась в ответ Надя.

– Ну, для молодой семьи наша квартира вообще идеальная! – заверила Тамара Кирилловна. – Пойдемте, все вам покажу. Вот здесь – видите! – маленькая гардеробная. От спальни отрезали. Перепланировка, разумеется, законная. А рядом – техническая комната. Тоже очень удобно, пусть тесно, но сушилка и гладильная доска помещаются.

Однако больше всего Надю поразила спальня – той самой Лизочки, хозяйки квартиры, 1988 года рождения. Совершенно ничего кричащего и роскошного, зато различных гаджетов напичкано – будто в космическом корабле. Климат-контроль, сенсорные выключатели, увлажнитель воздуха, большой и прекрасно ухоженный аквариум с горбоносыми золотыми рыбками. («Для оптимальной влажности воздуха», – прокомментировала экономка.) Массажное кресло, в нише у окна – парочка новейших тренажеров.

– Лизочка очень много работает, устает, нервничает, – не умолкая, говорила Тамара Кирилловна, – поэтому любит, чтобы дома все было устроено, как она любит. Чтоб все отлажено, все под рукой.

Митрофанова искренне позавидовала неведомой девице. Полюбопытствовала, больше из вежливости:

– А где она работает?

– У Лизочки свое дело, – поджала губы женщина.

Подробней распространяться не стала. По лицу ее – или показалось? – пробежала тень.

– А почему вы квартиру продаете? – спросила она.

– Хотим ближе к центру перебираться. Ужасные пробки. Лизочке на работу ездить тяжело.

Вот удивительные люди! Живут практически в парке. От метро два шага, до Кремля – полчаса, по прямой ветке. Но разве спустится внучка академика Лизочка, избалованная личной гувернанткой и комнатой с климат-контролем, в подземку, к простому народу?

Ну и пусть, пусть переезжают – хоть в центр, хоть к черту на рога! Вместе со своими тренажерами, аквариумом и увлажнителем. А она обставит спальню по собственному вкусу. Вот сюда прекрасно встанет двуспальная кровать, а в нише будет ее будуар…

Нет, все. Рано пока мечтать!

– Когда вы готовы выйти на сделку? – тоном заправского риелтора произнесла Митрофанова.

– Альтернатива у нас подобрана, так что в любой день, как вы сами будете готовы, – отозвалась экономка. – Понравилась вам квартира?

– Да, – не стала лукавить Надя.

Она никак не могла придумать, к чему бы придраться, чтобы появился предлог скидку поклянчить.

Но экономка – вообще фантастика! – сама предложила:

– Если будете покупать, можем немного сбросить. Тысяч сто. Мы с Лизочкой обсудили.

«Беру, беру!» – чуть не завопила Надя, но удержалась и сухо проговорила:

– Пока ничего сказать не могу. Нужно, чтобы сначала муж посмотрел.

Только бы какой-нибудь ушлый риелтор не увел квартиру до вечера – раньше-то Димка подъехать никак не сможет!

Целый день Митрофанова только и думала о вожделенной квартире номер сто восемь. Предвкушала, как станет Димке свою исключительную находку демонстрировать. Засела в Интернете, академический дом изучила со всем тщанием и по дороге просвещала Полуянова: что капитальный ремонт здесь был четыре года назад, лифты стоят фирмы «OTIS», а консьержке нужно платить по четыреста рублей с квартиры.

Димка слушал вполуха, думал о чем-то своем. Только когда вошли в подъезд, поинтересовался:

– Этаж, надеюсь, не первый?

– Седьмой, твой любимый, – улыбнулась Надя.

Поднялись в зеркальном лифте, вышли на чистенькую площадку. Надя уверенно вдавила кнопку звонка. И – в недоумении отступила.

Потому что дверь им отворила ослепительной красоты мулатка. Господи, откуда только взялась такая в заурядном районе Медведково? Будто со страницы глянцевого журнала спрыгнула: копна кудрявых, медового цвета волос перехвачена желтой лентой, цвет лица изумительный – будто какао в аутентичной венской кофейне, ярко-голубые глаза оторочены в бархат безупречно длинных ресниц. Грациозная, гибкая, изящная шея, безупречной формы руки. Ноги, успела грустно подумать Митрофанова, раза в два длиннее, чем у нее.

Полуянов, разумеется, так и застыл столбом. А экзотическая красавица несколько нервно произнесла:

– Вы пришли квартиру смотреть? Можно мне на ваши документы взглянуть?

– Зачем вам? Мы вроде не на сделку пока, – хмыкнула Надя, но паспорт протянула.

Мулаточка стрельнула взглядом на фамилию с именем и сразу воспрянула:

– Я просто на всякий случай! Здравствуйте, Надежда! Мне тетя Тамарочка про вас говорила. Проходите, пожалуйста! А меня зовут Изабель. Я – хозяйка.

– Э… Очень приятно, Дмитрий, – поспешил вмешаться в разговор журналист, с удовольствием подхватывая изящную ладошку. Кажется, собирался поцеловать, но метнул на Надю виноватый взгляд и удержался, лишь пожал хрупкие пальчики.

И – видно, желание обольщать в крови у всех мужиков! – животик сразу подтянул, плечи расправил. Взор (только что был усталым, почти равнодушным) сделался заинтересованным, обволакивающим.

Надя решительно выступила вперед, оттерев Полуянова плечом, и строго произнесла:

– А почему Изабель? Тамара Кирилловна говорила, хозяйку Елизаветой зовут.

– Как? – искренне удивилась мулаточка.

– Елизаветой. Ну, или Лизочкой, – пожала плечами Митрофанова.

– Так это я и есть! – развеселилась девушка. – В детстве так придумали, чтобы дети не дразнились. А то мало что негритянка, так еще и Изабель. Изабель Николаевна. Смешно звучит, правда?

По-русски она говорила совершенно свободно, да и по виду – пусть рафинированная и холеная, но явно наша.

Но только каким образом, – лихорадочно соображала Надя, – у русских (она сама документы на квартиру смотрела!) родителей дочка вдруг оказывается мулаткой? Неужели внебрачный ребенок – в академической, правильной семье! А что, запросто может быть. Тамара Кирилловна, помнится, упоминала: родители Лизочки жили плохо, постоянно ссорились. Из-за внебрачного ребенка, похоже. Кто, интересно, загулял? Жена или муж?

В обычной жизни тактичная Митрофанова никогда не стала бы задавать неудобных вопросов, но когда речь идет о миллионной сделке, не до воспитанности.

– Вы хотите сказать, что являетесь родной дочкой Николая Евгеньевича? – нахмурив брови, уточнила она.

– Как я могу быть родной? – вздохнула красавица. – Я приемная, естественно. Родителей не помню, в детдоме жила. На Кубе. А папа там работал, ну и удочерил меня. В смысле, они с мамой удочерили. Когда мне шесть лет было.

Риелтор, Аскольд Иванович, помнится, рассказывал пару историй: как родные дети судятся с усыновленными. И Надя уже приготовилась выяснить у Изабели, имеются ли у нее сводные братья или сестры. Но Полуянов о серьезном поговорить не дал. Благостно молвил:

– Ну, Изабель, первое впечатление у меня самое благоприятное, – доброжелательным тоном перебил он. – С чего начнем более детальный осмотр?

– Давайте с кухни, – улыбнулась в ответ псевдо-Лизочка. – И заодно чаю выпьем, тетя Тамара шанетки испекла, велела, чтобы я обязательно вас угостила.

– Что испекла? Шанежки? – переспросила Надя.

– Какая разница: шанетки, шанежки! Короче, какие-то булочки, – отмахнулась девица и повела их по коридору.

Наде абсолютно не улыбалось распивать чаи в столь неприятной компании, однако отказаться неудобно: на кухне уже и стол оказался сервирован – на три персоны, конфеты в изящных вазочках выставлены, несколько видов чая, на блюде – пресловутые шанежки, заботливо укутанные в пищевую пленку.

– Видите, все готово, только чайник осталось включить, – старательно изображала гостеприимство Изабель.

– Какая вы хозяйственная! – не удержалась от шпильки Надя.

– Что вы, Надя, это все тетя Тамарочка. У меня по дому… как-то не получается ничего. Может, вам что-нибудь посерьезней? Суп, бутерброды? – неуверенно проговорила хозяйка.

– Нет-нет, спасибо, – поспешно отозвалась Надя. И предложила Полуянову: – Не хочешь, пока чайник закипает, квартиру посмотреть?

Но беззаботный Димка только усмехнулся:

– А зачем? Я уже понял. Мне все здесь нравится.

«Только у хозяина – как его там, Николай Евгеньевич, кажется? – запросто могут быть кровные дети, которые с удовольствием оспорят сделку», – пронеслось в голове у Нади, и она решительно обратилась к ослепительной хозяйке:

– Я бы хотела все-таки уточнить, Изабель. Эта квартира принадлежит вам? Единолично?

– Ну да, – пожала плечами девица.

– Других детей – приемных или родных – у вашего отца не имеется?

– Нет. Разве тетя Тамара не показывала вам документы?

Голос вроде уверенный, но в лице хозяйки Наде почудилась какая-то тревога. И она, не сводя с Изабель испытующего взгляда, задала новый вопрос:

– А ваш отец не будет против, если вы его квартиру продадите?

– А чего ему возражать? – дернула точеным плечиком Изабель. – И вообще он сейчас в Африке. Но по поводу квартиры сказал четко: она моя. Могу делать все, что захочу. Тем более я не в казино деньги проигрывать собираюсь, а другое жилье покупать, даже лучше! В самом центре.

– Надюшка, – укорил подругу Полуянов. – Если у Изабель дарственная – оспорить сделку никто никогда не сможет. И она ни перед кем отчитываться не обязана.

Надя совсем пала духом. Грустно осознавать, что выглядишь в сравнении с прекрасной кубинкой совершеннейшим серым мышонком. Да и чутье подсказывало, что нужно немедленно разлучить Полуянова с девицей-совершенством. Вежливо улыбнуться, поблагодарить мулатку за чай – и вывести Полуянова из-под огня развратных голубых глаз. Навсегда.

Но квартира-то – чудо как хороша! И документы в порядке, и стоит разумно!

Да и Аскольд наставлял: «Когда будешь выбирать, на хозяина внимания вообще не обращай. Хоть алкаш будет, хоть шизофреник или старая истеричка. Главное – чтобы жилье по душе пришлось, а с остальным я сам разберусь».

Значит, нужно поступать стратегически. От квартиры не отказываться, но Полуянова от Изабель оградить. А как это сделать? Он с красавицы глаз не сводит, еще и улыбается:

– Изабель, скажите, а где я мог вас видеть?

– Ну… у меня год назад был проект на телевидении. Вела уроки фитнеса на кабельном канале. Но вряд ли вы эту программу смотрели… – кокетливо опустила ресницы девушка.

– А сейчас чем занимаетесь? – не отставал Полуянов.

– Теперь у меня свой салон красоты, – подбоченилась красотка. И, хотя Дима больше вопросов не задавал, уточнила: – С уникальной концепцией. Основа красоты – здоровье, так что первым делом спорт и правильное питание, и только потом прическа с маникюром. С удовольствием, кстати, выдам вам карточку ВИП-клиента. Хотите?

– Конечно! – с жаром выпалил Полуянов.

Да что за напасть такая!

– У вас счетчики воды стоят? – перебила их воркование Надя.

– Счетчики? – изумленно вылупила глазищи Изабель. – Не знаю. Наверное. – И снова обернувшись к Полуянову, вкрадчиво произнесла: – У меня, кстати, тоже есть ощущение… что я вас встречала. Где-то в Останкино. Может такое быть?

– Увы, – вздохнул Димка, – на отделение ти-ви-журналистики меня не взяли, так что приходится работать «в поле». Газета «Молодежные вести», слышали про такую?

– Ну конечно! – просияла девица. – Все, я теперь поняла! Я вашу фотографию там видела. Вы – Полуянов. Журналист! Тот самый! Мне теперь будет особенно приятно читать ваши статьи. А по поводу квартиры у вас еще какие-нибудь вопросы будут?

– Нет, – поспешно отозвался Дима. – Все мило, красиво и замечательно. Наверное, мы ее возьмем. Ты как, Надюшка?

– Соглашайтесь, Надя. Здесь хорошо, – повернулась к ней Изабель. – Очень тихо, тепло. Прекрасно спится. До метро – если вы им, конечно, пользуетесь – два шага.

И снова Митрофановой показалось – что-то дрогнуло в голосе прекрасной мулатки, едва уловимая неуверенность, тревога.

К тому же здравый смысл просто вопил: «Не продают такие квартиры просто для того, чтобы ближе к центру переехать! Что-то здесь не так. Ловушка! Подвох!»

Однако Полуянов уже деловито вещал:

– Вот и отлично, Изабель! Просто отлично! Квартиру вашу мы берем. Но я предлагаю на этом не заканчивать. Давайте будем дружить домами!

Тактичный человек постарался бы оставить Димкину фривольность без ответа, а невоспитанная мулатка с Полуянова глаз не сводила:

– Да! Я буду очень рада приехать к вам в гости! И вас принять!

«Нет, милая, – сердито подумала Надя. – Нам бы только сделку провести, а домами мы с тобой дружить уж точно не станем».

Ей опять снился тот же сон. Ночь в Токио – что навсегда расколола ее жизнь на две половинки. На беззаботное «до» – и мрачное «после».

Японцы, увы, не знают полутонов. Они всегда милы, услужливы, заботливы с гостями. Однако совершенно беспощадны к тем, кто посмел посягнуть на их незыблемые устои. К тем, у кого достало наглости обратить разумное, выверенное до миллиметра жизненное устройство в хаос, разрушить гармонию.

Особая страна, особый путь. В путеводителях об этом не пишут, но местные просветили: в Японии до сих пор применяются пытки. Традиционная формула местного права: «Признание является первейшим из всех доказательств». А когда закон преступил чужак, да на глазах свидетелей, – пощады ему можно не ждать.

Если бы они были хотя бы похожи на местных! Или вызывали бы сожаление – ведь даже бессердечные японцы ведут себя более снисходительно к нищим или убогим.

Однако девушки были юны, успешны, красивы. Абсолютно все оказалось против. И никогда теперь не избавиться от кошмара: бешеная скорость, отчаянный крик, удар, звон осколков. Разнесенная в клочья икебана, поверх нее – японская куколка с переломанной шеей. Полицейские сирены. Гневные крики…

Ее жизнь катится под откос.

А та, которая все это устроила, – беспечна, успешна, здорова и богата.