Эллен собрала все вечерние пробки, пока добралась до ресторана, чтобы встретиться с Трэвисом Хартом. От отеля до ресторана было больше часа езды, а с учётом запруженных машинами улиц она едва управилась за два. Трэвис выбрал самое приличное заведение города и долго убеждал Эллен, что ей надо развеяться. Она не хотела ехать на эту встречу, но в последний момент передумала. Рвать нити, связывающие её с родным Берлингтоном, нужно было раз и навсегда, и Барр не хотела делать этого по телефону.
«Давай сделаем перерыв» можно было смело назвать девизом их с Трэвисом отношений. Эллен не хотела ограничивать его свободу, пока месяцами пропадала в разъездах, и отказывать себе в новых впечатлениях не желала тоже. Наверное, она просто никогда его не любила. Трэвис был удобен, как старый поношенный свитер. Соседский мальчик, который всегда под рукой. Возвращаться Эллен не собиралась и тащить его за собой не планировала – он, словно пережиток прошлого, тянул её назад в болото горечи утраты, из которого она так отчаянно жаждала выбраться.
Эллен проехала почти весь центр с черепашьей скоростью. Она запоминала город, в котором родилась и выросла: дома из красного и белого кирпича, площади и улицы, выложенные брусчаткой, острые башенки Университета, стремившиеся в низкое, дождливое небо. Тихий, живописный городок на берегу озера, казалось, никогда не был ей родным, в нём всегда было тесно, а сейчас просто невыносимо. Какая-то патологическая жажда движения гнала её вперёд, словно кнутом. Барр знала, что сумеет скинуть с себя тупое оцепенение, лишь ступив на трап самолёта, и после сможет забыться в работе.
– Эллен! – Трэвис махнул ей рукой, как только она появилась на пороге.
Она отдала плащ метрдотелю и направилась к маленькому круглому столику в центре зала, аккуратно огибая другие столы, разбросанные по помещению в порядке хаоса. Зал был забит под завязку, играла живая музыка и было душно, несмотря на распахнутые панорамные окна и промозглую погоду.
– Как ты? – Харт поцеловал её в губы и отодвинул стул, помогая присесть.
– Сойдёт, – Эллен отмахнулась от разговоров о себе и нетерпеливо стукнула ладонью по звонку, вызывая официанта. – Ужасно есть хочу.
Она не знала, как обозначить своё эмоциональное состояние и как донести до Трэвиса свои решения. Он увлеченно что-то рассказывал ей, а Эллен изредка кивала и вставляла междометия, старательно притворяясь, что ей интересно. Глухая апатия расползалась внутри, словно тяжёлая туча с градом и снегом. Эллен чувствовала себя полой куклой, которая не умеет ни плакать, ни радоваться. Она словно застыла в перманентном состоянии безразличия ко всему живому, и это пугало её больше, чем мысль, что у неё больше никого не осталось.
– Нам нужно поговорить, – Трэвис прервал непринужденную беседу. Его тон стал серьёзным.
– Да, ты прав, – Эллен отодвинула остатки ужина и взглянула ему в глаза.
Пауза затянулась. Трэвис явно нервничал, и Барр решилась первой взять слово.
– Нам нужно разойтись окончательно, Трэвис.
– Ты выйдешь за меня?
Они сказали это одновременно, и только сейчас Эллен ощутила, как тихо стало вокруг. Посетители смотрели только на них, в дальнем конце зала послышались жидкие аплодисменты, которые никто не поддержал, потому что Эллен молчала. Словно из ниоткуда перед ними возникли два скрипача и заиграла их песня, под которую они танцевали на выпускном и под которую впервые поцеловались.
Эллен прикрыла глаза ладонью. Хотелось провалиться сквозь землю – фееричное расставание под оркестр с пятью десятками свидетелей не было в её планах. Трэвис изумленно смотрел на неё, сжимая в кулаке бархатную коробочку, которую так и не успел открыть, и Эллен почувствовала, как внутри нарастает волна раздражения. Прозвучали последние аккорды и музыканты замерли у их столика, ожидая ответа. Их лица сияли.
– Вы закончили?
Эллен взяла сумочку и бросила на столик пару купюр.
– На чай.
Она так резко поднялась со стула, что ножки оглушительно царапнули пол, привлекая к ней ещё больше внимания. Не поднимая взгляда, Эллен бросилась прочь из зала. За секунду до того, как за ней закрылась дверь, она услышала, как возобновился звон столовых приборов, и снова заиграла музыка, будто ничего не произошло. Зажигательным латино оркестр стремился сбить неловкость, повисшую в зале гробовой тишиной, но гости ещё долго обсуждали этот провал за бокалом вина. Барр была уверена в этом.
От злости у неё дрожали руки, Эллен никак не могла выудить из сумочки ключи от машины. Она злилась на Трэвиса за его глупость – спустя всего два месяца после смерти родителей замужество было последним, о чём она думала. Она вообще об этом не думала. Эллен поймала себя на мысли, что никогда не хотела замуж. Жена в разъездах – плохая жена.
– Я хотел поддержать тебя.
На парковке возник Трэвис. Он был расстроен и потерян, как дворовый пёс, которому ни с того ни с сего дали под зад. Харт кусал губы и мялся, и ярость покинула Эллен, оставив после себя лишь голую пустоту.
– И выбрал самый нелепый способ, – она нащупала в сумке заветный брелок и в последний раз взглянула на сутулую фигуру бывшего возлюбленного. – Я уезжаю. Продаю дом и уезжаю. Теперь навсегда.
Она, наконец, сказала это вслух, и поняла, что ей стало гораздо легче, словно всё встало на свои места. Эллен даже удалось улыбнуться ему на прощание.
– Ты просто убегаешь, Эллен.
Барр не ответила. Выруливая с парковки, она ни разу не оглянулась. Прошлое осталось в прошлом.
Она не хотела думать, насколько Трэвис был прав. Под ней всегда словно горела земля, вынуждая двигаться всё быстрее и дальше. В детстве мама ругала её за излишнюю суетливость и неусидчивость, и по её настоянию Эллен выбрала профессию, которая требует большой концентрации, но и тут она сумела выкрутиться. После окончания учёбы она отказалась корпеть над переводами в стенах Университета и согласилась на предложение от лингвистической лаборатории Нью-Йорка, связанное с частыми командировками. Это произошло через год после исчезновения брата, и Эллен была почти рада вырваться из плена безнадежного горя, в который превратился их дом.
Это было сложно вынести. Когда Натаниэль перестал отвечать на звонки и письма, она поняла, что ничего уже не будет, как прежде. Внутри что-то бесповоротно сломалось, и когда полиция развела руками, включив его имя в список пропавших без вести, Барр осознала, что потеряла свою семью. Общение с родителями было сведено к ежедневным сводкам их личного расследования, и со временем отчуждение между ними выросло до размеров пропасти. Она пыталась заставить их жить дальше, превозмогая боль, но родители лишь винили её в чёрствости. Эллен ничего не могла с этим сделать, она ступила на путь смирения в одиночку. Согласно статистике ежегодно пропадает без вести более тысячи человек и возвращаются живыми единицы, а Эллен не верила в счастливый случай. Под эти мысли Барр свернула на дорогу, ведущую к дому. Нужно было разобрать коробки с личными вещами, которые ей передали в участке после окончания расследования автомобильной аварии, унесшей жизни её родных.
Чёрные квадраты окон были пусты и безжизненны, дом был похож теперь на склеп. Эллен отвыкла, чертовски отвыкла от этого места, и въезжая во дворик, она невольно передёрнула плечами, словно почуяла кладбищенский холод. Фонари во дворе не горели, порывы сквозняка качали лёгкую, хорошо потрепанную грушу на спортивной площадке.
Нэйт часто пропадал здесь. Под лавкой валялись его перчатки, словно он бросил их туда только вчера. Эллен подняла с земли баскетбольный мяч, покрутила его в руках и бросила в корзину, в темноте попав по ободку. Мяч ускакал за дом, и его удары напомнили ей звук удаляющихся шагов.
Металлическая сетка кольца всё ещё гремела по инерции, нарушая мертвую тишину двора, и Барр отчего-то захотелось остановить этот мерный звон, будто он пугал её. Порыв сквозного ветра растрепал ей волосы, и Эллен резко обернулась, почуяв чужое присутствие.
– Нервы ни к чёрту.
Любую тень в густых сумерках двора при должном уровне фантазии можно было принять за чужой силуэт. Жизнь после смерти не доказана – оттуда ещё никто не возвращался, и мысль о призраках Эллен отмела сразу же, пока та не успела прокрасться в сознание и вызвать приступ паники. Барр больше опасалась живых, надеясь, что в покинутый дом ещё не успели пробраться воры или бродяги.
– Мне не пять лет, в конце концов.
Толкнув грушу, Барр направилась к дому. Она стукнула ладонью по выключателю над крыльцом, и над площадкой разлился мягкий, желтоватый свет. Сигнализация была исправна, значит, дом по-прежнему пустовал. Она открыла дверь и вошла внутрь.
Замерев на пороге, Эллен вдохнула застойного воздуха с привкусом пыли и плесени. В секундном порыве ей захотелось распахнуть окна и проветрить родной дом от этого затхлого, нежилого запаха, но Барр решила не тратить время. Она не хотела задерживаться здесь дольше, чем необходимо.
Эллен поднялась на второй этаж, попутно включая свет, чтобы не споткнуться. У двери комнаты Натаниэля она остановилась, и, помешкав, всё же решилась войти. Здесь всё было так же, как и семь лет назад. Даже его любимая кружка с надтреснутым краем сиротливо стояла на углу письменного стола, остатки кофе на дне её покрылись густой шапкой плесени. Эллен дотронулась до спинки кровати и собрала ком серой пыли подушечками пальцев.
Барры не побоялись взять из приюта сложного ребёнка. Вспышки агрессии сменялись приступами глухой апатии, но врачи не находили у него видимых отклонений, списывая всё на трудные условия, в которых он рос. Лекарства давали временный эффект, а в минуты просветления они здорово проводили время вместе. Несмотря на то, что Эллен была старше, ей было интересно с ним. Мальчик был развит не по годам, ей всегда казалось, что для ребёнка у него слишком взрослый взгляд, словно нелёгкий жизненный опыт оставил отпечаток на его лице. Нэйт сменил три семьи, пока не обосновался здесь, чтобы после исчезнуть без следа.
Коробку она нашла в своей бывшей спальне. Эллен не помнила, когда успела поднять её туда, слишком много дел навалилось в тот день. Личные вещи родителей были аккуратно упакованы в полиэтиленовые пакеты: содержимое маминой сумочки, отцовские часы, мобильные телефоны с треснутыми экранами, записная книжка в кожаном переплёте с пятнами крови на корешке. Она неосознанно провела по нему пальцем, словно эти высохшие капли всё ещё хранили частицу жизни её родных.
Внутри нашёлся сложенный пополам листок, и Эллен развернула его.
– Не ищите меня.
Она прочла содержимое вслух, и сразу же прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Это был его почерк. Это была записка от Нэйта. У Эллен мелко задрожали руки, и маленькие, круглые буквы слились в одно сплошное пятно. Когда детектив, расследовавший автокатастрофу, сказал ей, что Барры спешили в участок, чтобы добиться повторного открытия дела, Эллен решительно не понимала зачем. Не понимал и детектив, с которым мать говорила перед поездкой по телефону, ведь на записке не было ни даты, ни адреса. Она не дала бы ровным счётом ничего, но родители вцепились в эту прозрачную надежду, словно в спасательный круг. Теперь всё встало на свои места. Они торопились в участок и попали в сильнейший ливень. Эллен была уверена, Нэйт не хотел, чтобы родители погибли из-за него. Он не хотел, чтобы его искали. Возможно, он жив. Возможно, он в беде.
Эллен захлопнула книжку и сжала её в руках. Где-то под ребрами словно вспыхнул огонь, его жар растекался по венам, впитывался в мышцы и сухожилия, заставляя её без толку метаться по комнате, лишь бы сбить эту назойливую жажду действия. Эллен знала это чувство. Её тело откликнулось на него быстрее разума, настолько оно въелось в подкорку. Она понимала, что в этот раз не сможет оставить всё так, как есть.
– Такова была их последняя воля.
Эллен вспомнила слова адвоката по наследственным делам, и решение пришло само собой. Она достала из кармана телефон и набрала номер офиса.
– Мне нужен отпуск. За все три года.
Летя по ночному шоссе в отель, Барр бросала нетерпеливые взгляды на папку с делом Нэйта и вслух проклинала дорожные знаки с ограничением скорости. Ей казалось, что она теряет драгоценные минуты. Эллен дала себе слово. Она выполнит последнюю просьбу родителей и найдёт Нэйта. Живым или мёртвым.
Следующие сутки Эллен обрывала телефоны. Двое частных детективов отказались, сославшись на занятость, ещё двое – ознакомившись с материалами дела, которые Барр выслала им по электронке, и лишь один, Фрэнк Делино, согласился с ней на встречу.
– Ваша мать была у меня, – детектив, престарелый мужчина с залысиной на макушке, сухой и высокий, как жердь, ошеломил её с порога. – Вот что я скажу вам, Эллен. Вам не стоит ввязываться в это дело.
Барр так и осталась стоять в дверях, в плаще, завернутая в шарф до самого подбородка. Отрицание и раздражение от его слов будто обернулось вокруг неё колючей шкурой: Эллен готова была спорить с ним до хрипоты и предлагать любые деньги, лишь бы не оставаться со своей бедой один на один.
– Оно безнадёжно, поверьте моему опыту. Ваш брат хотел уйти. Хотел, Эллен.
Она не верила ему, хотя детектив был убежден в своей правоте. В его пользу говорило безупречное резюме, опыт и стопроцентное раскрытие многих и многих запутанных дел ещё в бытность его работы в полиции.
– А если с ним что-то случилось? У него были проблемы с психикой…
– Я тщательно изучил дело Натаниэля, я провёл всесторонний анализ и привлёк специалистов из психиатрической лечебницы. Он был абсолютно адекватен, я бы сказал, адекватнее, чем когда-либо. Уйти было взвешенным, хорошо обдуманным решением.
Дэлино говорил так уверенно, будто пытался убедить её во что бы то ни стало. Казалось, он жалел её. Иначе и не могло быть, наверняка в его глазах Эллен была потерянной сиротой, которая отчаянно цеплялась за любую возможность отыскать единственного, оставшегося у неё родного человека. Детектив по-отечески жалел её, но Барр не собиралась принимать его жалость.
– Даже если с ним что-то случилось, вы уже ничем не сможете ему помочь. Он не объявится, пока сам этого не захочет,– он настаивал, но Эллен уже не слушала его. Она сунула папку подмышку и взялась за ручку двери.
– Спасибо, что уделили мне время.
Громкий стук каблуков по гладким гранитным плитам парадной перебивался глухим звоном в ушах. Казалось, сердце грохочет в висках, и на языке вертелось «да идите вы все к чёрту», которое Эллен держала за плотно сомкнутыми зубами.
– Эллен! – её окликнули сзади.
Она обернулась. Сутулая фигура Дэлино застыла в дверном проеме, его морщинистая, обветренная ладонь слишком крепко сжимала дверную ручку. Казалось, одним лишь взглядом он умолял её оставить всё, как есть. Эллен невольно дернула плечами, прогоняя плохое предчувствие.
– Вы ведь не остановитесь, верно?
– Нет, – она ответила резче, чем собиралась, и следом увидела, как в глазах старика погасла надежда.
– Храни вас Бог.
За ним с тихим щелчком закрылась дверь, и Эллен услышала, как шуршит ключ в замочной скважине. Она растерянно повертелась на узком пятачке лестничной клетки и направилась к лестнице, решив не пользоваться лифтом.
Барр не знала, что делать. Она машинально пересчитывала ступеньки, пытаясь собрать мысли в кучу. Нэйт не мог хотеть страданий родителей, он любил их. Он должен был понимать, к чему приведёт его уход, и что это его «не ищите меня» не только не остановит их, а наоборот лишь подстегнет. На всё должна быть причина, и Эллен собиралась выяснить её. Слова детектива расстроили её и насторожили, но решимости ей это не убавило. Теперь всё придётся делать самой, хоть у неё и не было опыта в подобных делах.
Барр села за руль, но не стала заводить машину. Она взяла в руки папку с делом брата и открыла на последней заполненной странице. В пластиковом кармашке лежала открытка, исписанная мелким, торопливым почерком прямо поперёк типографской линовки. Это было последнее его письмо. Натаниэль говорил, что нашёл тот маленький городок, где родился и откуда началась его кочевая жизнь по приёмным семьям. Он часто говорил об этом, несмотря на то, что мама обижалась на него. Нэйт хотел найти свои корни, у него были вопросы, и Эллен считала это нормальным для ребёнка, оставшегося без родной семьи. Она понимала его чувства.
Брат писал, что нашёл работу на местной лесопилке, и что ему нравится там. На открытке зеленел густой, живописный лес и на фоне сломанной сосны был изображён медведь гризли – полноправный хозяин лесов северных штатов и Канады. Обратным адресом значился некий Форт-Келли, и Эллен слабо представляла, как будет добираться до этой глуши, которой даже на карте не нашлось.
Барр запустила навигатор и дождалась, когда он рассчитает путь. Несколько суток в дороге. Эллен вздохнула и завела мотор. Она не хотела терять времени, ей нужно было собрать вещи. Выезжать она планировала следующим же утром.
О проекте
О подписке