Главный танцевальный фестиваль мира не случайно возник на Ирландском побережье. Если говорить о таком понятии, как культура, то Британия прочно удерживает в этом плане лидерство. По части литературы, театра, моды, балета Великобритания старается задавать тон всей Европе. Это, правда, не всегда у нее получается, и главным оппонентом выступает, как нетрудно догадаться, Франция. Противостояние двух культурных столиц мира, Лондона и Парижа, слишком очевидно, иногда доходит до курьеза. И тогда культура превращается на какое-то время в свой антипод, в яркое эпатажное шоу. Таким эпатажем является театр трансвеститов Funny Girls («Фанни Герлз», что можно перевести как «Забавные девчонки» или «веселые девочки») в Блэкпуле. В труппе работают исключительно мальчики, исполняя и мужские, и женские роли. Этот кордебалет забавен тем, что театр трансвеститов – самое высокое здание в Блэкпуле. Среди горожан бытует курьезная быль о том, что однажды, когда в Блэкпуле появились высокие дома, здания торговых и промышленно-развлекательных центров, мэрия города приняла парадоксальное решение – об их сносе. Мол, большинство развлекательных центров оказались слишком высокими небоскребами и нарушали «исторический облик города». После их сноса промышленными взрывами совершенно неожиданно самым высоким знанием оказался… театр трансвеститов «Фанни Герлз». Но мысль мэра Блэкпула, конечно же, была направлена не на рекламу кабаре, а на противодействие «культуры потребительства», ведь после того, как высокие торговые «небоскребы» Блэкпула приказали долго жить, тут же открылись взору и старинные музеи, и здание городской библиотеки из темно-рыжего камня с готическими башенками на фронтоне, и невысокие костелы церквей со стеклянной разноцветной мозаикой узких и высоких окон также заблистали во всей своей старинной роскоши. А что уж говорить о легендарной башне – теперь ее первенству высоты никто не угрожал. В погоне за утраченным временем городские власти решили даже восстановить старую трамвайную линию. С этой целью они перегородили полгорода, чтобы откопать старые рельсы, когда-то закрытые тротуаром и новыми автотрассами. Теперь по Блэкпулу не пройдешь не проедешь, ощущение такое, что вся рабочая сила городских служб благоустройства брошена на археологические раскопки.

Мэр Блэкпула очень серьезно настроен в отношении восстановления «исторических улиц» и думает разрушить современные автомагистрали, чтобы, заменив безнадежно проржавленные, погребенные под слоями асфальта железные рельсы на новое металлическое полотно, вернуть улицам «исторический вид». Такое возможно лишь, видимо, в старой доброй Англии. В стране, где боятся лишиться даже такого символа старины, как телефонные будки (хотя этими телефонами в век мобильной сотовой связи уже никто не пользуется), городские службы о телефонных будках тщательно заботятся, их вовремя покрывают свежими слоями красной краски, счищают с них ржавчинку, убирают соринки. А для того, чтобы эти будки хоть как-то оправдали свое существование, в них устанавливают аппараты, рассчитанные на беспроводной интернет Wi-Fi. В век тотального увлечения «вайфаем» подобное решение хоть как-то оправдывает существование красных металлических сооружений с решетчатой дверью и королевской короной над входом.

Парадоксальное сочетание современности и старины находит отражение в культе викторианских времен. Трудно сказать, как современные феминистки отнесутся к заявлению королевы Виктории, но даже в век бизнес-леди дневник королевы Виктории необычайно популярен. «Я зависела во всем от своего мужа Альберта, – писала королева Виктория. – Он руководил всеми моими поступками, всеми моими мыслями».

Экзальтированная любовь Виктории к своему супругу и сегодня впечатляет и приводит в благоговейный восторг и почитание многих юных девушек. Виктория на сорок лет пережила Альберта, своего мужа и своего же кузена, который ушел из жизни в возрасте Ги де Мопассана и Николая Гоголя – всего-то в 43 года. Она умела подчинить свое поведение его интересам, так что ее сильный и волевой характер стал очевиден лишь в дни ее собственного правления.

Как и принц Альберт, королева Виктория происходила из немецкого аристократического рода. И как другие «немецкие» монахи, Виктория сделала все для того, чтобы Британия была превращена в мировую державу номер один, что, впрочем, периодически приводило к конфликтам с Пруссией. Правление Виктории, длящееся с 1837 по 1901 год, нередко называют «Золотой эпохой». Символизируя любовь, которую не способна разрушить даже смерть, прах Виктории и Альберта покоится в одной могиле.

Воистину по-императорски Виктория увековечила и память своего мужа Альберта, основав первый и, как впоследствии оказалось, самый большой в мире музей прикладного искусства. В этом музее удалось собрать самые удивительные этнические и культурные экспонаты со всего мира: национальные костюмы и украшения, конская сбруя, посуда и даже мебель. Удивительно, учитывая снобистский дух большинства англичан, что королева Виктория отдала распоряжение собирать эти экспонаты не по принципу «аристократической крови», а по совершенно другому – уникальности для этноса, для местной национальной культуры. Именно поэтому в коллекции есть и крестьянские платья простолюдинов, и бархатные камзолы аристократов. Собирая все эти экспонаты, принадлежащие разным эпохам, Виктория смогла собрать пеструю, если не сказать – сумбурную, коллекцию, которая тем не менее крайне любопытна и познавательна.

Вообще, англичане – консервативный народ. Их собственные традиции, их личная и семейная жизнь значат для них многое. Большинство из них вовсе не рвутся переселиться в Лондон как единственно карьерно перспективное место в стране, а предпочитают приехать туда на какое-то время, после чего вернуться в свой фамильный дом, будь он в глуши шотландских болот или же на просторном и светлом побережье Ирландского моря, и из этих мест в столицу их уже никаким пряником не заманишь. Мышление и ценности британцев противоположны установкам решительных и циничных американских яппи. Английские джентльмены с презрением относятся к тем, кто в современном мире рвется из грязи в князи, будь то Соединенные Штаты или стремительно меняющаяся на современном мировом капиталистическом рынке Россия. Быстрый финансовый взлет невозможен без подлостей, нарушения закона, лжи и предательства, убеждены они, и с подозрением относятся к тем, кто «вчера был никем», а сегодня стал олигархом. Даже такие крупные нефтяные олигархи из России, как Борис Березовский и Роман Абрамович, никогда не могли себя чувствовать в Британии своими парнями, несмотря на владение футбольными клубами и недвижимостью. Одно дело банковский счет и совсем другое – положение в обществе, уважение и доверие со стороны определенной социальной страты. Русским олигархам никакого «уважения» со стороны британских лордов и не светит. Ну разве что только внимание со стороны спецслужб и налоговых органов к этим вечно чужим русским на берегах Туманного Альбиона будет обеспечено… Джентльменом нельзя стать, нацепив на себя фрак, купив в собственность старинный замок. Джентльменом можно лишь родиться, если твоими предками являются не менее трех поколений английских джентльменов. Социальный статус, создаваемый из поколения в поколение, фамильное гнездо и родовая память для британца – ключевые ценности.

Фавориты из России

Карельские – Рита и Руслан, представлявшие Россию в европейской программе, обещали быть одной из самых интригующих пар на соревнованиях. А все начиналось много лет назад…

– Надо выглядеть стильно и дорого! Надо! – морщась, словно от проглоченного лимона, пояснил Руслан, глядя на свою жену. – Даже если у тебя последние деньги, ты без штанов ходишь и питаешься растворимым супчиком из концентратов, все равно, понимаешь, приходится играть по корпоративным правилам! Клиент должен быть уверен в стабильности и престиже фирмы. Респектабельность – наш бог.

Маргариту царапнуло слово «респектабельность». Но куда же деваться? Работа, которую предложили после окончания вуза, приносила Руслану копейки. И он неожиданно для себя самого решил пойти туда, где можно было найти «Клондайк». Таким «русским Клондайком» в лихие 90-е годы, когда в стране все рушилось и люди не успевали опомниться от очередного дефолта и смены кабинетов министров в правительстве Бориса Ельцина¸ оказался страховой бизнес. Люди, как утопающие, хватались за соломинку.

Маргарита знала, что одетые «от-кутюр» молодые менеджеры международной страховой компании вынуждены холеным и бодрым видом поддерживать «бренд» своих фирм, даже если эта фирма – мыльный пузырь, вот-вот готовый лопнуть. Но ведь клиент неосознанно своего менеджера встречает по одежке. Под воздействием корпоративной культуры и у самих менеджеров менялось мышление, становясь клиповым. Огромное значение придавалось атрибутике, когда торговые бренды, золотые часы, кожаные портмоне, модная электроника становились самоцелью.

Человек превращался в вещь. В приложение к своим часам, пиджаку, портмоне, компьютеру, автомобилю… Самооценка человека начинала измеряться накопленным барахлом. Вещизм стал религией «поколения менеджеров». Живые люди уходили из системы ценностей «продвинутых менеджеров». На их место приходили вещи.

– И когда же мне помогать старым да больным родичам? – однажды бросил, глядя на Карельского, еще новичка в системе «международного страхования», его наставник. – Да, когда же мне ими заниматься, ежели у меня контракт на миллион, а?

– Но ведь они тяжело больны, им нужна твоя помощь.

– Кто бы мне помог! – топ-менеджер, носящий прозвище Шакал, бросил на Карельского едкий, злой взгляд исподлобья. – Пусть им помогут «совковые чиновники», на которых они всю жизнь ишачили! А сейчас другие времена. Капитализм, рынок! Каждый сам за себя. Ельцин, Гайдар, Чубайс, конечно, молодцы, что разогнали «совковую» кремлевскую бюрократическую нечисть. Но… Эх, мы еще не Швейцария, не стали подлинно цивилизованной страной.

– А почему именно Швейцария?

– Ха! В Швейцарии разрешена эвтаназия. Сейчас бы я этих вечно ноющих, вечно болеющих предков, которые требуют моего времени, моей жизни на свои болячки, я бы с ними да как в Швейцарии…

– Ты за узаконенное убийство? – Руслан не верил своим ушам. В его голове еще крутилось на подсознании известие об убийстве телеведущего-рекламщика Владислава Листьева. Он не мог понять, как что-то может быть ценнее человеческой жизни.

Однако стремительно захватившая Россию рыночная жизнь вносила свои коррективы в мышление людей. В душе каждого менеджера (самая модная и перспективная профессия!) наступал перелом, и клиповое мышление начинало доминировать. Картинка мира становилась мозаичной.

Рабочий день в страховой компании проходил в нервозной суете, в ходе которой компания должна была максимально обобрать своих клиентов. Руслан ловил себя на мысли, что ни на минуту не может остаться наедине с собой. На нем концентрировались десятки скептических взглядов его сослуживцев, и он находился под ними словно под прицелом ружья. Трезвонили телефоны, и по всем телефонам велся слащавый разговор, полный пустопорожних обещаний. Международная страховая компания была рада любой прибыли, для получения которой требовалось бы применить все мастерство персонала хитроумного психологического давления на клиента. Топ-менеджер, начальник Руслана, учил:

– Запомни, Рус! От трудов праведных не наживешь палат каменных! – Шакал не то присвистнул, не то закашлялся. – Главное для тебя – понять психологию клиента. Большинству хочется платить как можно меньше, а иметь с нас выгоду как можно больше. Ну и у компании примерно те же задачи, для того у нас и работает штат юристов, чтоб с деньгами не расставаться. Что в последний месяц самое эффективное, так это «метод салями».

– Метод салями? То есть речь идет о колбасе? – поинтересовался Руслан.

– Слухай сюда, Рус. Ты берешь пакет страховых услуг и пилишь его на кусочки, как колбасу на шматки. Делаешь эдакую нарезку страховых предложений – видел, небось, как в наши дни салями продают, нарезкой в вакуумной упаковке. Предлагаешь страховать что-то одно. За маленькие деньги. А потом начинаешь: как же так, может быть, клиент купит и другую услугу? И так постепенно набираешь пакет услуг, стараясь выйти на максимальную сумму. И клиент у тебя на крючке. А спустя пару месяцев информируешь, что, мол, с нового квартала года все, что было раньше, аннулируется, потому что компания сформировала новые принципы обслуживания клиентской базы…

– Пересмотр условий?

– Маленькая хитрость. Без этого в нашей работе не обойтись. Пойми, это же бизнес и ничего личного, как говорил персонаж «Крестного отца». Компания должна зарабатывать на человеческом страхе! Держи клиента на крючке. Цель оправдывает средства. Дави на психику, манипулируй! Подчеркивай, что мы работаем в интересах клиента. А вообще, прости за банальность, где ты в нашей жизни видел мораль да честность?! Этика, которой нас учат в вузах, – это вообще чепуха, с реальностью ничего не имеющая общего. Этика – это наука о лжи!

Работая в страховой фирме, Руслан чувствовал, что раздваивается на противоречащие друг другу социальные роли. В одном своем «я» он был нормальным человеком, любящим свою жену Риту, своих стареньких родителей: уже почти спившегося отца – дирижера военного оркестра и мать – работницу отдела качества парфюмерной фабрики. В другой роли он был циником, хитрой и бессердечной «акулой бизнеса», менеджером, смотрящим на людей лишь как на ходячие банковские счета.

– А ты просто дели людей на «своих», «чужих» и «врагов». Так легче бороться с угрызениями совести! – посмеиваясь, заметил наставник Карельского, топ-менеджер, с которым Руслан поделился своей нравственной «шизофренией».

Непросто давалось страховому агенту Карельскому соединение в душе разных ролей. На работе надо было убить в себе все человеческое, лучшие качества, что закладывали в него мать с отцом, – честность, порядочность, ответственность, любовь к людям. Вместо них следовало культивировать эгоизм, беспринципность, использовать человеческие беды для выкачивания денег. Это называлось бизнесом. Однако по-другому вырваться из круга бедности выпускнику престижного московского вуза не удавалось.

Циничная работа по обираловке клиентской базы, или, как шутили в офисе, «стрижке купонов», требовала чудовищного расхода нервов, который следовало чем-то компенсировать. И вот здесь Маргарита предложила Руслану всерьез задуматься о танцевальном спорте. Они и раньше выходили на паркет, но не всерьез. Танцевальный спорт был миром блеска и роскоши, конечно, со своими интригами и темными углами, но все же оставаясь при этом таким же прекрасным, как летнее солнце, на котором, как известно, также есть пятна.

Карельскому простое «хождение на тренировки» казалось скучным. Дух победителя и перфекциониста требовал от Руслана доказать (не столько окружающим, сколько самому себе), что он – супермен вроде тех, что изображены в голливудских фильмах: сильный, красивый, успешный. «Уж если быть, то первым» – этот слоган крутился в голове Карельского. И он размышлял о том, что же требуется для завоевания «золота».

Победы на конкурсах требовали незаурядной энергетики, упорства, а самое главное – постоянного мелькания на различных турнирах. В этом плане правила спорта походили на мир шоу-бизнеса. Судьи высоко оценивали мастерство тех, кто постоянно мелькал на чемпионатах, чьи имена были на слуху. Ради этого следовало жертвовать множеством дел, и не только рабочих, но и семейных: некогда было сделать ремонт в квартире, собрать урожай на даче, не говоря уж о воспитании детей и ежедневной заботе о стариках родителях.

А каким же был коэффициент полезного действия при всех этих жертвах?

Никто не хочет ходить в неудачниках. Но Карельским не везло на зарубежных соревнованиях. И они всерьез задумались о том, какую же избрать стратегию, чтобы пробираться через тернии к звездам.

После пяти катастрофических проигрышей на британском Блэкпуле Руслан решил всерьез поговорить с Ритой. Он знал, что разговор будет для нее неприятным, ибо коснется ухода из студии Петра Павловича Пирожкова, фактически предательство друга семьи.

С хореографом Пирожковым Риту связывала особого рода давнишняя дружба, начавшаяся еще в те далекие советские времена, когда Пирожков преподавал «народный танец» во Доме пионеров и Рита была одной из самых любимых учениц. В лихие 90-е годы Пирожков неожиданно от ансамбля «Березка» переключился на бальные танцы. Теперь он учил своих учеников уже не отрывистому шагу в сапожках по третьей хореографической позиции, а скользящему шагу по шестой позиции в «тесном контакте с телом партнера». Дом пионеров с его почти бесплатными кружками канул в Лету, теперь Пирожков нанимал за солидную плату учеников-«бальников», арендуя помещение в одном из полудохлых в плане проката фильмов кинотеатров, по соседству с мебельным салоном и ателье по ремонту верхней одежды.

Рита оставалась одной из любимейших учениц Пирожкова, которая, впрочем, получала удовольствие от самих тренировок и не задумывалась даже о выходе на чемпионаты.

Постепенно у Риты, как у талантливого модельера и дизайнера одежды, сложилась своя клиентская база. Не было в студии Пирожкова ученицы, которая не шила бы у Риты Корсак свое бальное платье.

Но потом в жизни Риты Корсак произошли глобальные перемены. Она стала Маргаритой Карельской. И ее муж, Руслан Карельский, сразу же жестко обозначил свои приоритеты.

– Если танцевать, то только ради победы!

После упорного аутсайдерства на зарубежных чемпионатах Карельский объявил Рите за вечерним чаем:

– Я убежден: чтобы нас заметила судейская бригада, чтобы нам начали наконец-таки начислять призовые очки, нам, увы, придется менять тренера.

Идею расставания с Петром Павловичем Карельская восприняла с тревожной грустью. Пирожков был ее близким другом, а уход к «перспективному», как был убежден Руслан, тренеру Никите Борисоглебскому словно резал ножом по живому.

– Сентиментальность – это психология жертвы. Ты хочешь быть жертвой обстоятельств? Надеюсь, что нет. Не будь сопливой девочкой! Рита, выбирай: или твоя дружба с Петропалычем, или наша победа на конкурсе.

И тут Карельский себя ощутил неожиданно тот-менеджером страховой фирмы. Перед его внутренним взором поплыли крикливые плакаты страховой компании, зазвучал металлический голос шефа. «Цель оправдывает средства! – повторял незримый топ-менеджер Шакал громовым, как из репродуктора, голосом. – Кому сейчас легко? Велика честь, коли тебе нечего есть. Трудом праведным не наживешь палат каменных!»

Чай остывал на глазах. Сбивчиво, с трудом подбирая слова, но продолжая уверенно гнуть свою линию, Карельский говорил о том, что Петропалыч – отличный мужик, но не боец. Он простой хореограф из Дома пионеров. Ему бы и руководить дальше кружком танцев для школьников, куда ему лезть во взрослую жизнь с ее «камнедробильными» правилами игры, тем более в мир бального танца с его звериной конкуренцией?! Хотим мы того или нет, но с Петропалычем придется расстаться…

– Но это же предательство!

– Жизнь состоит из постоянных перемен. Все живое обязано двигаться. Отсутствие движения – символ омертвелости.

Далее Карельский начал рассуждать о том, что, не поменяй он профессию, не было бы ни у него, ни у Риты денег даже на тренировки. Занятия танцами не из дешевых!

Рита грустно молчала. Она не могла противоречить железной логике мужа, но всем его аргументам противоречила ее душа. Она чувствовала, что уход из студии Пирожкова будет им воспринят гораздо больше, чем просто уход любимой ученицы: он относился к Рите по-отечески, как к родной дочери.

Рита Корсак-Карельская молча смотрела в бурое зеркальце остывающего чая, словно надеясь там, как в магическом котле древней цивилизации майя, увидеть ответ на вопрос о том, что же делать.