Цитаты из книги «Убежище. Дневник в письмах»

Уже и голландские христиане боятся — их сыновей отсылают в Германию. Боятся все. И каждую ночь сотни самолетов летят над Голландией в немецкие города и взрывают там землю своими бомбами, и каждый час в России и в Африке гибнут сотни, даже тысячи людей. Никто не может остаться в стороне. Весь земной шар воюет, и, хотя у союзников дела идут лучше, конца еще не видно. А нам, нам живется хорошо, да, лучше, чем миллионам других. Мы пока в безопасности и покое и «проедаем наши деньги». Мы так эгоистичны, что говорим о «после войны», радуемся новой одежде и обуви, а на самом деле надо бы экономить каждый цент, чтобы после войны помочь тем, другим людям и спасти то, что еще можно спасти.

Мефрау занималась всем сразу: учила голландский по книге, мешала суп, смотрела за мясом, вздыхала и жаловалась на свое сломанное верхнее ребро. Вот что случается, когда пожилые дамы (!) делают такие преидиотские гимнастические упражнения, чтобы согнать жир с толстого зада!

Как хорошо нам тут, как хорошо и спокойно. Нас не касался бы весь этот ужас, если бы мы только не боялись за всех, кто нам так дорог и кому мы уже не можем помочь. Мне стыдно оттого, что я лежу в теплой постели, в то время как мои самые любимые подруги где-то там упали на землю или их сбили с ног. Мне самой становится жутко, когда я думаю обо всех, с кем я чувствовала себя всегда связанной так тесно и кто теперь отдан в руки самых свирепых палачей, каких еще не бывало на свете. И все это потому, что они евреи.

Каждый вечер по улицам ползут зеленые или серые военные машины. Звонят во все двери и спрашивают, живут ли там евреи. Если да, то тут же забирают всю семью, если нет, едут дальше. Никто не может избежать своей судьбы, если не скроется. Часто ходят со списками и звонят только туда, где, как им известно, их ждет богатая добыча. Им нередко платят деньги, сколько-то за душу. Это похоже на охоту за рабами в старое время. Но это никакая не шутка, для шутки это слишком драматично. По вечерам в темноте я вижу ряды хороших, ни в чем не повинных людей, они идут, с плачущими детьми, все идут и идут, ими командуют несколько эдаких типов, их бьют, мучают до того, что они валятся с ног. Никому нет пощады. Старики, дети, младенцы, беременные женщины, больные, все, все идут вместе на смерть.

Днем мы не должны шуметь, чтобы внизу нас не услыхали, а если есть кто-то посторонний, как, например, уборщица, то мы все должны быть особенно осторожны

Прекрасный народ эти немцы, и, по сути дела, я тоже принадлежу к этому народу! Но нет, Гитлер нас уже давно лишил гражданства. И кстати, в мире нет большей вражды, чем между немцами и евреями. Твоя Анна

По Моортье я тоскую каждую минуту, и никто не знает, как много я о ней думаю.

Я не подхожу им, и я это отчетливо вижу, особенно последнее время. Они так сентиментальничают друг с другом, а я предпочитаю давать волю чувствам, когда я одна. И потом они еще говорят, что нам так хорошо вчетвером и что мы так гармонично подходим друг к другу, а то, что я это совсем по-другому чувствую, об этом они ни на миг не задумываются.

То, что нам вообще нельзя выходить на улицу, угнетает меня больше, чем я могу выразить, и я ужасно боюсь, что нас могут обнаружить и расстрелять. Это, конечно, не очень приятная перспектива.

нас также есть и что почитать, и мы еще купим множество настольных игр. Конечно, ни ходить на улицу, ни смотреть в окно нам вовсе нельзя. А также мы должны вести себя очень тихо, чтобы внизу нас не услышали