Цитаты из книги «Дневник Анны Франк»

Милая Китти! Это какое-то наваждение! Все время быть рядом с ним и не приближаться к нему, скрывать и стараться быть веселой и непринужденной, когда во мне угасает всякая надежда. Петер Вессель и Петер ван Даан слились в одного Петера, очень ласкового, очень милого – меня так и тянет к нему. Мама стала невыносимой, папа мил и оттого еще невыносимее, а Марго невыносимее всех, потому что с ней надо быть ласковой, а я хочу, чтобы меня оставили в покое.

Мы оба боремся со своими чувствами. Мы слишком нерешительны, слишком робки и легко ранимы, чтобы допустить грубое вмешательство в нашу внутреннюю жизнь. И когда это случается, мое первое желание – «вырваться на волю». Но так как это невозможно, я прячу свои чувства и начинаю вытворять такие фокусы, что все думают – скорее бы она ушла! А Петер, напротив, замыкается в себе, почти не разговаривает, затихает, задумывается и пугливо прячется от всех. Где же и когда мы наконец найдем друг друга? Не знаю, долго ли я смогу разумом покорять свое чувство.

Мы долго смотрели на улицу, а когда ему надо было подняться на вышку и там наколоть дров, я уже все знала – я знала, какой он чудесный! Он поднялся по узкой лесенке, я – за ним, и целых четверть часа, пока он работал, мы опять не сказали ни слова. Я наблюдала, как он старается, как ему хочется показать мне свою силу. Но я больше смотрела в открытое окно, откуда виден почти весь Амстердам, море крыш до самой линии горизонта, которая так расплывалась в светлой голубизне, что не скажешь, где она кончается. «Пока все это существует, – думала я, – пока я живу и вижу это яркое солнце, это безоблачное небо, я не смею грустить!»

Какие бы теории я ни разводила, как бы ни старалась – все равно я каждый день чувствую, как не хватает мне настоящей матери, которая понимала бы меня. Вот поэтому, что бы я ни делала, что бы ни писала, я всегда думаю об одном – я буду для своих детей такой матерью, о какой мечтаю для себя. Буду для них «мамочкой», не стану делать трагедию из каждого слова, но все, что волнует ребенка, буду принимать всерьез. Чувствую, что не умею выразить свою мысль, но само слово «мамочка» уже все говорит. Знаешь, как я придумала называть маму, чтобы все-таки было похоже на «мамочка»? Я говорю ей «ман», а теперь из этого получилось «маночка» – что-то вроде испорченного «мамочка», но мне всегда так хочется переделать «м» на «н». Мама ни о чем не догадывается, и слава богу, а то бы ей было очень тяжело.

Поверь мне, когда просидишь взаперти полтора года, иной раз становится невмоготу. Пусть я неправа, пусть я неблагодарная, но себя не обманешь: хочу танцевать, свистеть, мчаться на велосипеде, хочу видеть мир, наслаждаться своей молодостью, хочу быть свободной! Но об этом я могу только писать, а виду подавать нельзя… К чему это приведет, если все мы будем ныть и строить кислые физиономии?

Мип часто говорит, как она завидует нам, что тут спокойно. В основном это верно, но она забывает, что мы живем в вечном страхе. Я и представить себе не могу, что мир опять когда-нибудь станет для нас таким, как прежде. Конечно, я часто говорю: «После войны!» Но говорю я об этом, как о воздушном замке, как о чем-то несбыточном. О нашей жизни дома, о своих подругах, о школе со всеми ее радостями и горестями – вообще обо всем «прежнем» я вспоминаю так, будто все это было не со мной, а с кем-то другим!

По ночам, между часом и четырьмя, часто стреляют зенитки. Еще не успев проснуться, я спрыгиваю с постели. Иногда мне снятся неправильные глаголы или семейная ссора у «верхних». В таких случаях я только потом соображаю, что мне посчастливилось и я проспала бомбежку. Но обычно я вскакиваю, хватаю подушки и носовой платок, влезаю в халат и шлепанцы и бегом несусь к папе искать защиты

Мип из-за нас просто надрывается, вечно она нагружена как вьючная лошадь! Почти каждый день она где-то достает нам овощи и привозит полные кошелки на велосипеде. Она заботится и о том, чтобы каждую субботу принести пять новых книг из библиотеки. Поэтому мы всегда так дожидаемся субботы – совсем как маленькие дети ждут подарков! Люди, которые ведут нормальную жизнь, даже представить себе не могут, что значат книги для нас, узников. Чтение, занятия и радио – ведь это весь наш мир!

Раутер, один из крупных немецких чиновников в Голландии, произнес речь: до первого июля все германские земли должны быть очищены от евреев. С первого апреля до первого мая будет идти чистка провинции Утрехт (как будто речь идет о чистке кухни!), с первого мая до первого июня – северной и южной Голландии. Как стадо больной бездомной скотины, гонят этих несчастных людей на убой. Нет, давай лучше помолчим. От этих мыслей меня душат кошмары…

Расскажу тебе побольше о моих стараниях убить время (называю их так потому, что все делается для того, чтобы как можно скорее проходили дни нашего пребывания здесь, в убежище). Я обожаю мифологию и особенно увлекаюсь греческими и римскими мифами о богах и богинях. Наши тут считают, что это – временное увлечение, они никогда не слыхали, чтобы девочки занимались изучением мифологии! Вот и отлично – пусть я буду первая!