в перестройку подсолнечным маслом, картошкой и наркотиками. Хотелось спать. Я сосредоточилась на подбитой войлоком двери квартиры, ведущей в бабушкин мир. Со всегда включенной радиоточкой, газетками для обуви, скрипящим диваном и надорванными корешками пахнущих лекарствами и мышами книг. Соседка, закончив монолог, благодарно пожелала мне спокойной ночи.

Следующим утром, гремя бутылками и пугая ранних собак, я поняла, что 8-е марта удалось.

2009 г.

29 февраля

Этого дня вообще нет в календаре. Вернее, он появляется раз в четыре года, на 24 високосных часа продляя зиму. Отодвигая сизое облако дождя, угрожающее городу первыми весенними лужами, промокшими носками, постепенно обнажающимися коленками и пиком обострения психических заболеваний.

Словом, день не должен был быть, но он случился. Чужой день, в чужом городе… когда я поняла, что завтра весна. Когда почувствовала, что больше нет сил смотреть из окна четырнадцатого этажа на голубей, слетевшихся на соседнюю крышу такой же однотипной многоэтажки в Сокольниках. Ждать звонков от редакторов столичной прессы – потенциальных работодателей, – чтобы, не дождавшись, с утра вновь бороздить просторы СМИ на утлом суденышке из опусов крепкой провинциальной закалки. И чего всех (нас) так в Москву тянет. Написать бы вот роман какой. Побродить по Патриаршим часа два, можно даже без «отвратительных жёлтых цветов», а вдруг встречу там – по застывшей в глазах тоске узнаю – это Он. И чего ему в такую метель дома не сидится.

– Девушка, вы москвичка?

Подобные вопросы раздражают как местных, так и приезжих. Но почему-то находятся люди, даже неглупые, которые их задают. Уже нет, в первом поколении – нет. Уехал дед подполковник из столицы на лечение в солнечные степные края, да так там и остался вместе с семьей и моим юным родителем – подальше от суеты. Это теперь так называется, но запах подземки да цветущих на бульварном кольце лип не отпускает, передается каким-то загадочным образом по крови.

– А что? – привычно-осторожно спросила я. Не рассказывать же первому встречному особенности семейной биографии.

– Представляете, такая ситуация. У меня, видите ли, лишний билет в «Современник»… вернее, не лишний – мы с другом выиграли в викторине, да он не пришел…(взгляд открытый, внимательный, как у старого знакомого. Мелькнула мысль: «Неужели встречались в моё беспокойное студенчество, на треть протекавшее в Москве?.. Да нет, непохоже…» А на дне этих глаз рыжие огоньки пляшут – или солнце так падает закатное?)

– Не хотите ли составить компанию?..

Наверное, эту фразу из американских лав-сториз он повторил уже раза три. Даже притопывать начал от нетерпения. А пепел на землю он стряхивает красиво. Красные искры врезаются в снег.

– Почему бы нет? У меня как раз сегодня нет планов на вечер, – выудила я встречную книжную фразу. (Сегодня придут в гости родственники, должен звонить любимый по межгороду, да ещё нужно придумать тему статьи). – А живу – в Сокольниках, – зачем-то прибавила я.

– О, а мне приходится приезжать сюда каждый день из Зеленограда. Но ничего, привык.

– А зачем вы спросили, москвичка ли я?

– Да вот влюблюсь в вас, а вы уедете…

Договариваемся на пол-седьмого у театра. Интересно, что из этого может выйти.

Иногда я встречаюсь со своим другом по Интернет-переписке. Он грек, родился в Лондоне, а в Москве у него бизнес. Красивый, темпераментный, погружённый в жизнь вип-уровня, он водит меня по ресторанам в стиле помпезного 18 века, где официанты принимают его за итальянца и говорят «бон джорно». Мы пьём сакэ в суши-барах, а весельчак повар из Венесуэлы жонглирует ножами, а потом запускает в нас сырым яйцом, которое аккуратно разбивается под стулом, никого не забрызгав.

Ещё грек любит современное искусство, философию и Кубу. В его московской квартире четыре огромные комнаты, белая мебель и засохший арбуз в холодильнике. На стеклянном журнальном столике компакт-диски с русской попсой и телефонная книжка, распухшая от номеров русских красавиц. Я не строю иллюзий на его счет. Мне даже нравится эта откровенность. С ним интересно, а мой английский совершенствуется день ото дня. Только какой-то механизм в организме не запускается. Тот, который управляет сердцебиением, появлением румянца на щеках, смехом и слезами без причины.

Вчера мне позвонил гид по Праге, с которым я познакомилась в турпоездке полгода назад. Он приехал в Москву на пару дней и горел желанием меня увидеть. Мы изредка флиртовали по телефону и ещё реже отправляли друг другу игривые стишки по электронной почте. Я помнила, что он был уже «убелен» сединами, хотя оставался сексуально-привлекательным, и наверняка не одна туристка торжественно раздевалась в его двухместном номере какой-нибудь трёхзвездной пражской гостиницы.

Итак, гид по фамилии Спица встречал меня в этот 29-й день последнего зимнего месяца с букетом роз. Судя по его долгому поцелую моей руки, я поняла, что он скучает в Москве, последний тур не доставил ему удовольствия от общения с юными созданиями, и сейчас он настроен совсем не на дружескую беседу.

Седины показались мне в этот раз вовсе не

сексуальными, но охапка роз в моей руке и его крепкий локоть, на который мне пришлось опереться, убеждали меня в обратном. Поблуждав по занесённому снегом парку, мы пили кофе, потом покупали книги, катались с горки, пили кофе, он смешно целовал меня в щёку, снова кофе.

Он считает, что перед ним невозможно устоять, так как владеет какой-то классной сексуальной методикой. Я считаю, что устоять можно всегда. Гид не согласен, и мы едем в его номер в гостинице, где он остановился. Он говорит, что не тронет меня и пальцем, если я не захочу. А я и не захочу. Теперь ещё и из принципа перед такой самоуверенностью.

Спица трепещет от нетерпения и хочет вымыть меня душистым мылом. Я раздеваюсь и встаю под душ, пока он натирает меня оранжевым маслянистым куском, пахнущем геранью. Тёплые струи смывают запах без следа, и я в свою очередь формально и холодно мылю вздыхающего Спицу. Он включает телевизор, и мы ложимся в постель. Я предлагаю вздремнуть вместе часок. Ничего более романтичного мне в тот момент в голову не приходит. Он обескуражен, мужское достоинство сникло, как будто, навсегда. Поговорив о всякой всячине, от нечего делать, мы, и правда, уснули. Проснувшись, долго смеялись и целовали друг друга в щёку. Расстались, в общем-то, друзьями.

Времени перед театром много, и я решаю заглянуть на ВДНХ, посмотреть, какие сегодня выставки, и не нужен ли кому рекламный ролик. Если всё пойдет по плану, устроюсь в PR-агентство. В самом разгаре агропромышленная экспозиция. Веселый крикливый клоун, прыгая от холода, зазывает публику на лотерею, организованную какой-то компанией типа «Беларусь-трактор». Главный приз, наверное, и есть трактор. Остальные – наборы инструментов. Захожу в полотняное здание, сооруженное специально для выставки, пишу свои данные на бумажке, опускаю её в барабан. Минут через двадцать получаю приз.

Бреду с ящиком инструментов к театру. Пошёл снег.

Позвонил любимый из родного города и сказал, что не намерен больше меня ждать, в Москву не приедет и решил строить свою жизнь с другой женщиной. Прямо так и сказал – строить свою жизнь. Как в старом советском фильме про студенческую молодежь, которая с песнями уезжала на БАМ.

На днях в метро у меня вытащили кошелек. Практически со всеми деньгами и телефонной сим-карточкой. Которой я пользуюсь в другом, родном городе. На ней же – номера телефонов всех друзей и коллег. И теперь уже бывшего любимого.

Я пришла в отдел сотовых операторов в Сокольниках, чтобы восстановить карту. Сделать это из другого города оказалось почти невозможным, но молодой человек – работник службы – действительно хотел мне помочь, и сбился с ног, обзванивая местные службы. Наконец, он оставил мне визитку со своим мобильным. Он высокий, симпатичный, улыбчивый. На бейджике указано, что он – Кирилл.

От него веет энергией и оптимизмом. Мне хочется отблагодарить Кирилла, и я решаю как-нибудь подарить ему бутылку мартини. А лучше – пригласить куда-нибудь поужинать. Почему бы нет?

За локоть меня схватила девушка в поношенном пальто, и чьи-то руки захлопали меня по спине. Светка. Бывшая одногруппница по театральному ВУЗу. Всегда была талантливой и слегка сумасшедшей. В Москву уехала давно, толком никуда пока не устроилась, проводила время в тусовках со странными типами, мнившими себя последними гениями эпохи и злоупотреблявшими транквилизаторами. «Мы аскеты и довольствуемся малым», – гордо заявила Светка, с жалостью посмотрев на меня. Видимо, поняв, что путь аскезы – не то, что меня сейчас больше всего волнует. На душе почему-то остался неприятный осадок, словно окликнули из забытого, да и не особо нужного прошлого.

У театра меня ждёт симпатичный потенциально интересный мужчина со знакомыми глазами, который красиво стряхивает пепел. После спектакля мы будем целоваться, глядя на пушистый, падающий хлопьями снег, и я, смеясь, передам ему ящик с инструментами. Потом – кофе, кино, холостяцкая квартирка в Зеленограде, чёрные загогулины носков под кроватью, плита со следами убежавшего кофе. Мы – романтики и смотрим на звёзды, трогательно заботимся друг о друге и пишем страстные эсэмэски. Ещё он может помочь с жильем или одолжить денег на обратный билет. Я люблю сидеть на его подоконнике и курить, он учит меня так же красиво стряхивать пепел.

Я иду мимо театра к Чистым прудам. Там кидаю на обледеневшую скамейку ящик с инструментами и сажусь сверху. Напротив каток, и пары скользят по льду в ранних зимних сумерках, как призрачные тени. Звучит музыка. Какая-то известная, очень красивая и почти забытая. С высоких деревьев блёстками осыпается снег, в театр спешат последние посетители, а люди на коньках плывут и кружатся на льду как потерявшиеся перелётные птицы. Которым нужно танцевать, чтобы не замерзнуть, танцевать, несмотря ни на что. Потом, рано или поздно, они превратятся в прозрачные ледяные скульптуры и замрут навсегда.

В театре гаснет свет. Наверное, мой ящик тоже хорошо скользит. Я взбираюсь на крутую ледяную горку в парке и сажусь на него верхом. Он несётся вниз, инструменты грохочут, меня обдают снежные брызги, а я слышу свой радостный хохот. Я ещё слышу его, кувыркаясь с ледяной бесконечной кручи, летя куда-то сквозь клубящийся снежный дурман вдогонку разлетевшимся дрелям и сверлам. Туда, где снег блёстками осыпается с призрачных ледяных скульптур, и где ещё громче звучит прекрасный мотив, который никак не удается вспомнить.

2006 г.