Цитаты из книги «Музыкальный приворот. На волнах оригами»

Нина была слишком гордой, чтобы признать виноватой себя, а потому винила других с каким-то болезненным упоением, словно боясь сказать самой себе: «Это моя вина». Гордыня никогда не скажет слов прощения и не простит сама.

малышу! – все слышал Виктор Андреевич и сделал неправильные выводы. – Который тебя не забудет. Вместе пили, да? – Папа! – взвизгнула Нина. – Что ты мелешь!

– Даже корочки хлеба в этом доме не сыскать, – пробурчал Виктор Андреевич, однако супругу свою будить не стал, мужественно решив дождаться, когда она сама соизволит проснуться. Зато Виктор Андреевич нашел орехи и кошачьи консервы. Он интереса ради даже открыл одну из них и понюхал – консервы заманчиво пахли тушенкой. Дядя Витя сглотнул невольно. Кот, крутившийся рядом с независимой мордой, с прищуром глянул на хозяина. «Даже не вздумай, – говорил Кот. – Это мое».

Того, что я сделала неправильный выбор. Или что меня будут осуждать. Или что я причиню кому-то боль. Тебе причиню. Мстить ему не хотелось. Боль за боль – разве в этом смысл любви? Любовь – это прощение. – Не думай об этом, Катя. Твоя судьба – это череда только твоих решений, и ты вольна распоряжаться ею так, как ты того желаешь. Это твоя свобода. И это твоя жизнь, – уверенно отозвался Кей. – Всего несколько недель прошло, а я понял одну важную вещь. – И, не дожидаясь, когда я спрошу, что это за вещь, он сказал тихо: – Я приму любой твой выбор.

Наш поцелуй прервался минут через пятнадцать или двадцать. Не мной, как это часто бывало, а Кеем, хотя я не прочь была бы и продолжить дальше – тонуть в нашем общем болезненном головокружении мне безмерно нравилось. Я ощущала себя Алисой, падающей в бесконечном колодце – но только не следом за белым кроликом, а в объятиях белого принца.

буду сегодня образцом галантности. Романтический ужин, массаж, совместная ванна. – Антон поймал мой прищуренный взгляд. – Ах, да, прости-прости, Катенька. – И он коснулся указательным пальцем кончика моего носа, а после увел в гостиную.

– Не подумай, что это намек, – даже как-то сурово сказал он, открывая дверь и пропуская меня первой – как настоящий джентльмен. – Но у тебя слишком шумно и много отвлекающих факторов, – явно имел он в виду моих буйных родственников и их гостей. – Все что могла, я уже о тебе подумала, – излишне жизнерадостно объявила я ему, проходя в прихожую. Тотчас зажегся све

вы, значит, с Келлой, взрослые, да? – спросила Радова невинным тоном. Нинка тотчас замолчала. – И как он? – Ничего так, – на автомате отвечала Нинка и, поняв, что сморозила, злобно уставилась на подругу. – Я же сказала, хватит об этом ничтожестве говорить! И запомни, Катька, это я его сделала. Я – его, а не он – меня. – Блондинка зло усмехнулась, но Радова все же заметила в ее голубых глазах странны

– Смотри, какое небо красивое, – ласково сказала Катя, задрав голову. – Небо как небо, – никогда не ценила Нинка подобного. – Обычное, утреннее. Ненавижу утро… – Ты, наверное, обратишь внимание на небо, если там только какое-нибудь слово появится, – вздохнула Радова. – Матерное, – хихикнула Нинка и невинным тоном озвучила парочку из них, заставляя Катю морщиться.

лучше знаю, что стоило, а что нет. Вкусно Леша готовит все же, – похвалила Нинка с набитым ртом. – Это не Леша, а я, – сообщила ей со смехом подруга. Журавль тотчас подавилась. – Ты-ы-ы? – протянула она, закашлялась и стала судорожно пить воду из высокого стакана. – Ты что делаешь, Катька? – прокашлявшись, сиплым голосом проговорила Нинка. – Чуть подругу на тот свет не отправила. С