8
Из дневника Анатолия Концевича

«Весь следующий день я думал об этих туфлях и спрашивал себя: сон ли это был, или нет… Ошибки быть не могло, эти туфли принадлежали моей жене, Вере. Я отлично помню тот декабрьский вечер, когда она, радуясь предстоящему новогоднему празднику в кругу друзей, расшивала их разноцветными стразами, такими же, которые украшали ее вечернее платье. Куда она их дела после вечера, понятия не имею, я вообще не слежу за подобными вещами, но, понятное дело, что после смерти Веры они должны были либо оставаться в коробке в шкафу (где же им еще быть-то?), либо… либо она их кому-то подарила, и теперь этот кто-то пытается причинить мне боль, подкинув на порог моей квартиры.

Или же это все-таки был сон? Конечно, чтобы знать точно, реальные ли меня окружали кошмары, либо все они были плодом моего больного воображения, замешанного на появлении в городе двойника Веры, следовало бы, конечно, забрать эти проклятые туфли с порога. Но я, как трус, поступил иначе, и теперь вот мучаюсь…

Вечером на меня чуть не наехала машина. Да, она появилась в нашем дворе по мою душу, я понял это сразу, как только, пережив шок, оказался на асфальте… Я так быстро и неловко отскочил от мчавшегося на меня „Мерседеса“ с заляпанными грязью номерами, что упал прямо в лужу, разодрав колено и довольно сильно повредив кисть руки. Куда, спрашивается, могла мчаться эта машина между строениями, на узкой дороге, соединяющей наш двор с улицей. Водитель не мог не видеть меня – на мне была светлая куртка. Стало быть, меня хотели сбить или, точнее, убить.

Так хотелось позвонить Лёне и рассказать обо всем, что со мной происходило, но я словно заранее знал, что он мне ответит: старик, не бери в голову, все это твои фантазии, это я, дурак, во всем виноват, рассказал тебе об этой бабе из ресторана, забудь и успокойся…

Что касается дружной четы Маевых, то поведать им о своих страхах – приравнивается к унижению. Ну не мог я даже Олегу, моему другу, рассказать о том, какой я слабый и нервный, и что простое дорожное происшествие кажется мне подстроенной попыткой убийства, а появившиеся во сне на пороге моей квартиры туфли Веры – попыткой свести меня с ума… К тому же у этой не совсем, мягко говоря, умной Татьяны Маевой появится лишний повод поговорить со мной о книжных новинках в детективном жанре или, того хуже, о фильмах Хичкока… Ну, да, у меня сейчас не самый лучший период жизни, но я вообще не могу вспомнить, когда в моей жизни бывали эти самые лучшие периоды. Разве что когда я познакомился с Верой. Да, тогда действительно была встряска – приятная, эмоциональная, я всегда хотел ее видеть, а позже – касаться ее, говорить с ней, дышать с ней одним, что называется, воздухом… Я был влюблен и счастлив. Это состояние продолжалось довольно долго, и того охлаждения, о котором я слышал, что бывают у мужчин, которым надоела жена, у меня так и не наступило. Наоборот – Вера стала от меня отдаляться… И это как раз после того случая, когда на нее напал, по ее словам, маньяк. Но о каком маньяке могла идти речь, когда его к тому времени уже поймали, просто к ней в музыкальную школу пришел какой-то парень и признался в любви. Я, напротив, хотел ее успокоить, что ничего страшного не произошло, что это обыкновенный человек и что она, будучи женщиной привлекательной, должна была уже привыкнуть к знакам внимания со стороны мужчин… Это теперь мне понятно, что я вел себя как последний эгоист, как идиот. Ну что мне стоило каждый день заезжать за ней в школу, быть к ней более внимательным? Она считала меня холодным и черствым человеком, хотя на самом деле я пытался внушить ей мысль о том, что никакой угрозы ее жизни не существует и что хотя бы один из нас должен оставаться „здоровым“ и не обращать внимания на разные глупости… Я в тот момент ничего не боялся, и это чувство было мне практически незнакомо. Я был поглощен другими чувствами – готовился стать отцом, много размышлял об этом, к тому же у моего брата возникли проблемы со здоровьем, и я много времени проводил рядом с ним, у него дома… 1) Это он после того, как я рассказал ему о страхах жены, сказал мне, что виной всему ее беременность…Мой брат – психиатр. Это он после того, как я рассказал ему о страхах жены, сказал мне что виной всему ее беременность… Еще он сказал, что ей не следует читать газеты и смотреть новостные телевизионные программы, чтобы оградить себя от губительной для нее информации, касающейся разных маньяков и жестоких преступлений, совершаемых в нашем городе… Я даже делал выписки из его диссертации, посвященной как раз этой теме – страхам беременных. Вот, к примеру, одна из них? „Если тревога становится столь сильной и частой, что лишает человека способности к нормальной жизнедеятельности, то это является признаком тревожного расстройства. Для него характерно напряжение, доходящее до дрожи, выраженный дискомфорт, когда из-за беспокойства трудно усидеть на месте, сердце учащенно бьется, „не хватает воздуха“, усиливается потоотделени, может быть слабость, дурнота, головокружение, чувство „комка в горле“. Такое состояние нуждается в лечении“.

А сейчас я, далеко не беременный, тоже, похоже, нуждаюсь в лечении…»

Господи, меня же сегодня собирались убить!»

9

– Познакомься, Рита, это мой хороший друг – Анатолий Концевич, он большой почитатель твоего таланта… – Марк представлял гостя Рите, своей жене.

– Брось, Марк, у меня отличная память, и однажды ты нас уже знакомил. Проходите, Толя, мы как раз садимся ужинать. У нас сегодня жареные грибы и пирог из тыквы.

Концевич вздохнул с облегчением. Он, измученный бессонницей, все же нашел человека, которому мог бы рассказать о своих страхах. И начать хотел именно с того, что в городе появилась женщина, похожая на умершую жену. А о страхах он расскажет как бы между прочим…

Он знал Марка по одному делу, которое вел как следователь прокуратуры. Что же касается «большого почитателя таланта» известной художницы Маргариты Орловой, так это была чистая правда. Когда он любовался ее работами, ему хотелось жить… Помнится, он побывал в ее мастерской сразу после смерти Веры, и, вернувшись домой, впервые за все время уснул, и снились ему цветы и красивейшие птицы…

– Ну, садись… – Марк усадил его в гостиной за стол. В эту минуту на пороге комнаты появилась маленькая девочка в розовом платье. Над головой у нее покачивался, как белое облачко, воздушный бант, размером с голову. – Ба, кто к нам пришел? Фабиола? Толя, ты знаком с моей дочкой? Фабиола, подойти к нам…

Марк приподнял малышку и усадил к себе на колено. Девочка смотрела на гостя широко распахнутыми карими глазами. У нее были золотистые и вьющиеся, как и у матери, волосы. Щеки ее разрумянились, и вообще она была похожа на куклу. У Концевича сжалось сердце. Кто знает, может, и у них с Верой могла бы быть такая же очаровательная девочка…

– Какой ребенок… – вырвалось у него. – Никогда не видел такой красивой малышки…

– Ты как вообще? – спросил Марк. – Я же понимаю, что ты пришел не за тем, чтобы разглядывать натюрморты Риты… Что-нибудь случилось? У тебя очень нездоровый вид. И глаза красные… Что-нибудь в бизнесе?

– Нет, у меня другая проблема… – быстро заговорил Концевич, словно появление Риты могло бы что-то изменить, и он прекратил бы говорить. Нет, он и при Рите рассказал бы все, что с ним происходило. Просто он был рад, что предоставили возможность рассказать о себе, что его поняли. И вообще, Марк был хорошим человеком, понятливым, умным. Жаль, что они только приятели. – Ты же знаешь Леню Охрименко… Так вот, он встретил в ресторане женщину – точь-в-точь моя Вера. А на следующий день после того, как он мне все это рассказал, ко мне заявились друзья, Маевы, может, знаком. Так вот, Татьяна Маева видела эту лже-Веру на рынке, где она покупала виноград. И она была не одна. И в первом и во втором случаях – с каким-то молодым человеком. Понимаешь, все говорят, что сходство поразительное.

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе найти ее или выяснить, кто она?

– Ну… да…

И тут он понял, что не готов к встрече с этой женщиной. Что боится.

– Не знаю… – Он схватился за голову. – Мне страшно, черт побери…

В эту минуту в комнату вошла Рита. На ней было темно-синее платье с красно-белым восточным орнаментом. Она была очень красива и улыбалась так, что Концевичу захотелось заплакать от умиления. Совсем нервы ни к черту!

– Рита, вы такая красивая, – произнес он со вздохом. – Вера моя тоже была красивая.

– Я могу говорить при Рите? – спросил Марк. И, когда Концевич кивнул, Марк вкратце рассказал историю жене. – Что думаешь?

– Интересная история, вот что я думаю. Но надо бы ее увидеть… эту женщину.

– Они говорят, что у этой особы даже родинка на том самом месте, что и у Веры была. И что одевается она в том же стиле, как Вера, понимаете? Словно она вернулась с того света.

– Вы, главное, не нервничайте, Анатолий. На вас же лица нет. Подумаешь, появилась женщина, похожая на вашу жену. Да может, она давно жила здесь, просто на нее никто не обращал внимания. Или же, сами понимаете, сестра Веры. Мало ли каких историй в жизни не бывает.

Находясь здесь, Концевич понял, что страхи на время отпустили его, и ему стало легче дышать. Надо же, совершенно, можно сказать, чужие люди, но люди, которым он доверял, одним своим умиротворенным и одновременно серьезным видом вселили в него надежду, что и у него когда-нибудь все наладится. И кошмары, которые его мучили его, отпустили на время…

– Вы можете рассказать, как и при каких обстоятельствах умерла ваша жена, Анатолий? – спросила Рита, накладывая ему грибы и поливая густым сметанным соусом.

Удивительное дело, но ей он мог безболезненно пересказать весь тот ужасный день, когда ему позвонили из больницы и сказали, что его жена умирает.

– Хотя все началось, конечно, много раньше. Я видел, что ей нездоровится, что она находится в каком-то напряжении, бледна. Но мы с ней приписывали это боязни родов, и вообще где-то на шестом месяце беременности она стала странной… Тут еще эта история с маньяком, который терроризировал город. Сначала он убивал блондинок, потом брюнеток… Словом, моя мнительная жена повсюду видела маньяков. Думаю, что и гепатит у нее развился на нервной почве, но мы не знали, что у нее гепатит. Все произошло как-то очень уж быстро, она прямо растаяла на глазах…

– Подождите, не так скоро… – прервала его внимательно слушавшая Рита. – Вы сказали, что это вы с ней приписали ее нездоровый вид боязни родов. Или же это, Анатолий, вы лично решили, что всему виной ее мнительность?

Концевич понял ее вопрос – она повела себя как истинная женщина. Надо же, на что обратила внимание!

– Хорошо, вы правы… Это мы с братом так решили, у меня брат – психиатр.

– Вот теперь все ясно и можете продолжать дальше. Хотя, постойте… гепатит… Это очень серьезно. Скажите, вот ей стало плохо, ее положили в больницу, потом ей стало хуже, и вас вызвали, сказали, что она умирает… И что потом?

– Я вошел в палату…

– Как фамилия доктора, помнишь? – спросил Марк.

– Да, безусловно, – оживился Концевич. – Его фамилия Нольде. Легко запомнить, от слова «ноль».

– Я слышала о нем, – сказала Рита. – Он известный в городе гинеколог.

– Юлий Михайлович Нольде, – дополнил Концевич. – Так вот, он провел меня в палату…

– Так ваша жена к тому времени уже скончалась?

– Да… Все было кончено. Она лежала вся в трубках. Ужасное зрелище, что-то такое отчаянно беспросветное было во всей этой картине.

– Спрошу прямо, Толя, ты видел свою жену мертвой?

– Думаю, что да, – растерялся Концевич. – Конечно, ее укрыли… с головой. Но этот доктор приподнял простыню, и я увидел Веру. Он, правда, сказал, чтобы я близко не подходил. Но я и так находился в таком состоянии… мне было страшно, очень страшно… Я никак не мог поверить, что она уже никогда не пошевелится, не оживет… не знаю, как сказать… Она была очень живая, понимаете? Живая, жизнерадостная, энергичная, шумная, если хотите… И вдруг… Лежит, с закрытыми глазами…

Он перенесся в то время, в тот надвигавшийся тогда кошмар, пропитанный запахами больницы, смерти, страха. В ту палату, где лежала вытянутая, как струна, женщина, жена, Вера. Небольшое возвышение – живот, в котором так и не развилась до конца еще одна жизнь. Как же могло случиться, что он потерял сразу двух дорогих ему людей: жену и ребенка?

– Мы расспрашивали вас обо всем этом, Анатолий, для того, чтобы исключить возможность, что ваша жена в тот момент, когда вы увидели ее в последний раз, была живой, понимаете? И что там, в ресторане, ваш друг видел действительно ее. – Рита произнесла это с сочувствием, и Концевич сразу же простил ей тяжелые вопросы.

– Да, конечно, я понимаю, – замахал он руками. – Я же, собственно говоря, для того и пришел.

– Давай подождем, Толя, пока ее не увидит кто-нибудь еще. Хорошо бы, если бы ты сам увидел ее, поговорил. Думаю, после пары фраз ты и сам поймешь, что эта женщина не имеет к твоей жене никакого отношения.

– Да я все понимаю… – На Концевича было жалко смотреть. – Просто сначала Ленька позвонил, потом Маевы пришли… Все один к одному… Еще эти туфли…

И тут он так густо покраснел, что Рита подумала, как бы у гостя не случился удар.

– Анатолий, что с вами?

– Со мной? Нет.. Ничего…

– Вы что-то сказали про туфли.

– Думаю все же, что они мне приснились… Туфли Веры. Понимаете, в дверь позвонили…

Видно было, что каждое слово дается ему с трудом, и он словно стыдится того, что говорит.

– И что же было дальше? – Брови Марка взлетели вверх. – Да ты не тушуйся, говори, как было. В этой кухне еще и не такие истории рассказывали.

– Туфли… Веры… Словом, в дверь позвонили, я открыл дверь и увидел на пороге туфли.

– А почему ты решил, что это именно ее туфли?

– Потому что она пришила к ним эти… стекляшки… К новому году… Это ее туфли, могу поклясться, чем хотите…

– И что же, где эти туфли?

– Они так и остались там, на пороге… Я же как рассуждал? Если это сон, то зачем мне их брать… А если все это происходит со мной наяву, то тем более – страшно… Чего им там делать? Утром проснусь, увижу туфли, еще кондратий хватит…

– Резонно, – заметила Рита. – Но вы так и не разобрались, приснилось вам это или нет?

– Я не хочу разбираться, – Концевич вспотел, достал платок и промокнул им мокрый лоб. – Вот в чем, собственно, вопрос…

– Ну и бог с ними, с туфлями… – махнула рукой Рита. – Хотите еще чаю?