Андрей постучал в дверь и очень удивился, когда ему никто не открыл. В десять часов Люба всегда бывала дома.
Он обошел по скрипучему снегу дом и заглянул в окна: светятся, но никакого движения нет. Не видно теней за занавесками, не слышно Любиного смеха… А ведь дом заперт изнутри.
Вязовка спала. Люди здесь ложились спать рано.
Голубоватый снег, казалось, отражал самый нежный тон зимнего ночного неба, усыпанного звездами.
Но Андрей ничего этого не замечал. Он должен был непременно попасть в дом и убедиться в том, что Люба там одна.
Люба Прудникова, 20-летняя доярка, несмотря на свою грубую работу, выглядела всегда как артистка. Высокая, полногрудая, но при этом с длинными тонкими стройными ногами, она привлекала внимание всего мужского населения Вязовки. Или даже двух Вязовок: Нижней и Верхней, разделявшийся небольшой речкой (тоже, кстати, Вязовкой), но соединявшимися недавно построенным бетонным мостом.
Люба, как и мост, тоже соединяла мужчин, но, в основном, для драки. Потеряв надежду выйти замуж за Ванеева, нынешнего директора вязовской птицефабрики, она просто пошла по рукам. И вот насколько ее любили местные мужчины, которым она редко когда откадывала в своей благосклонности, настолько ее ненавидели женщины. Ревность, помноженная на зависть этой природной, данном ей Богом красоте, оказалась страшной силой. Никто из женщин не хотел работать с Любкой. Куда бы она ни устроилась, ее всячески пытались вытеснить, а то и просто говорили прямо в лицо: уходи, мол, ко двору не пришлась. И только на молочной ферме, где всегда не хватало практически дармовых рабочих рук, Любка и задержалась. Но работала не напрягаясь, то и дело отлучаясь то в магазин, то домой, а то и в поле или лес…
Андрей снова постучал, а потом, не выдержав, стал сильно колотить железной скобой по замку, да так, что услышала вся Вязовка. И только после этого послышались слабые шаги, дверь открылась и он увидел на пороге заспанную, розовую ото сна Любу. Джинсы, мятый белый свитер, копна спутанных волос и черные, с тяжелыми веками глаза…
– Ты чего не открывала?
Она как-то странно посмотрела на него.
– Сейчас ночь или утро, я что-то не пойму? – При всей порочности Любы, она, гуляя с мужиками, никогда не пила и не курила. Женственности в ней было в достатке. Поэтому Андрей удивился, услышав такой вопрос. – Ты чего молчишь-то? Не видишь разве, заспала я все… ничего не помню…
– Может, пустишь в дом?
– Пущу, конечно… – она отстранилась, пропуская его, но отступив назад, вдруг почувствовала, что ноги ее не держат. Больше того, они дрожали, так, как если бы она целые сутки полола капустные грядки или картошку. – Где же это я так натрудилась?
– Ты сегодня какая-то странная, словно и не рада мне… – Андрей, который на свидание вырядился в новый адидасовский костюм китайского производства, прошел в комнату, где Люба, обычно, перед тем, как лечь с ним, поила чаем или угощала чем-нибудь вкусным. – Ты, случаем, не выпила?
– Я же не пью… Проходи, Андрюша…
Она села за стол, подвинула к себе сахарницу и снова как-то странно посмотрела на Андрея.
– Знаешь, по мне словно ходили… Все тело болит… Ноги дрожат… Может, я заболела? – но, сказав это, она поняла, что это болезненное состояние граничит у нее с верхом блаженства: так обычно она чувствовала себя после близости с Ванеевым. Только он, Сергей Николаевич, мог так утешить ее, так усладить… Андрей был тоже ничего в постели, но какой-то торопливый, нервный и постоянно задавал ей дурацкие вопросы, на которые ей не хотелось отвечать.
– У тебя такое лицо, словно ты только что… Словом,
как в анекдоте… Лимон у тебя есть?
– А при чем здесь лимон? – не поняла Люба, усмехнулась, потягиваясь всем своим долгим и гибким телом.
– Откуси лимону, может, не такое блаженное лицо будет…
– Андрюша, давай я тебе лучше чаю согрею… – она встала, но поняла, что далеко не уйдет: у нее горели пятки, икры, бедра… Она никак не могла понять, что с ней происходит…
Поэтому, когда Андрей начал раздевать ее, она впервые за всю свою жизнь, оттолкнула его от себя, как не отталкивала еще ни одного мужчину.
– Я не могу… У меня такое впечатление, словно я весь день только этим и занималась…
Он сжал кулаки: такой наглости от этой потаскухи, которая на этот вечер должна была принадлежать только ему, он не ожидал. Он кинулся на нее и начал срывать одежду. Но стоило ему содрать с нее сорочку и чулки, как он увидел на ее теле ссадины и царапины, синяки и непонятные розовые пятна… Грязно выругавшись и понимая, что его обошли, что кто-то успел побывать с этой женщиной раньше него, он выбежал из дома, одеваясь на ходу, и прямо с крыльца бросился лицом в холодный, обжигающий снег.
Наталия впорхнула в кабинет Логинова с улыбкой на губах. Она знала, что то известие, которое она ему принесла, огорчит его, но решение уже было принято, и Люся ждала ее в машине у ворот прокуратуры…
– У меня хорошие новости, – она подошла к нему сзади и обняла за шею. – Бланш взяла Люсю в школу, а я нашла ей хорошую квартиру неподалеку от нас…
– Ты уверена, что из-за таких пустяков, как устройство твоих многочисленных подруг, меня можно отвлекать от дела? – у него было довольно благодушное настроение, но Наталия поняла скрытый намек. – Так что еще?
– Тебе понравилось, как мы отметили Новый Год?
– Конечно…
– И маскарад, и фейерверк, и мое платье с блестками, и елка и норвежский свитер с орнаментом из синих оленей? Скажи, понравилось?
– ПОнравилось, а в чем, собственно, дело?
– А в том, что пора тебе, Игорь, от меня отдохнуть. Я уезжаю. Вместе с Люсей.
– Куда? Ты что это придумала? – Логинов тотчас оторвался от своих бумаг, в которых вот уже несколько минут пытался уловить хоть какой-то смысл. Вот уж чего он не ожидал, так только этого. Не хватало еще, чтобы эта подружка Люся похитила у него Наталию.
– Я сейчас позвоню и тебя не выпустят…
– Звони. Но я все равно уеду.
– Куда?
– В Вязовку.
– И что ты там будешь делать?
– Ничего. Там на месяц освободиться большой деревенский дом какой-то польской учительницы Зоси, которая уезжает по делам в Москву… Кажется, ей причитается какое-то наследство. Вот я в нем и поживу.
– А как же я?
– А ты работай. Город без тебя просто утонет в крови. Не сердись, но я знала, что ты все равно не сможешь вырваться… Скажи, что не злишься на меня, тогда я поеду…
Он посмотрел в ее светлые глаза и в который уже раз понял, что эта женщина никогда не будет принадлежать ему полностью. Она, похоже, всегда будет принадлежать только себе. И с этим надо либо мириться, либо расставаться… Другого не дано. Но тут же представив себе всю ту безысходность и тоску, которые охватят его сегодня же вечером, когда он вернется домой и обнаружит на кухне только Соню, он понял, что уже не может без Наталии. Но сказать ей об этом вслух, вот так неожиданно, здесь, в этом кабинете, в этих казенных стенах, пропитанных миазмами преступлений и лжи, было не в его духе. Он мог бы, положим, признаться ей в своей любви дома, в минуту нежности, когда они оставались наедине и принадлежали только друг другу… Но почему он этого не сделал? Почему не сказал?
– Хорошо, я на тебя не злюсь… Но хотя бы скажи свой
точный адрес, ведь в нашей области пять Вязовок…
– Я не знаю… Но как только доберусь, так обязательно позвоню… – она склонилась над ним и, обняв, прижалась к нему тесно, словно для того, чтобы он запомнил и тепло ее тела, и мягкость и аромат его. А потом поцеловала Логинова в губы и, помахав ему на пороге рукой, так же легко, как и впорхнула, выпорхнула из кабинета.
***
Они ехали четыре часа по заснеженной трассе. Люся, панически боявшаяся гололедицы, несколько раз спросила, есть ли на колесах машины «шипы».
– Есть, не бойся. – Наталия уверенно вела свой красный
«форд», развивая скорость, и радовалась предстоящим переменам в своей жизни. На железнодорожном переезде ее должен был ждать Валентин. Но об этом не знала еще ни одна живая душа.
Они условились провести недельку в деревне, чтобы отдохнуть от городской суеты и шума, чтобы попить деревенского молока, поесть жирных и вредных для организма деревенских деликатесов вроде копченого сала и кислой капусты, вареников с творогом и толстых, сочащихся маслом, ноздрястых блинов… Наталия еще не знала, как воспримет ее любовника Люся, которая после двух недель, проведенных в обществе Логинова, просто боготворила его, и чувствовалось, что она чрезмерно его заидеализировала. Хотя, после всего того, что Наталия сделала для нее, Люся должна бы воспринять Валентина как можно спокойнее, хотя бы из благодарности к Наталии. Во-первых, она приодела ее, во-вторых, КУПИЛА ей квартиру (хотя и сказала, что сняла), в-третьих, нашла ей работу теоретика в музыкальной школе на полторы ставки… Правда, надо отдать должное Люсе: она изо всех сил отказывалась принимать все это, поскольку была хорошо воспитана и не хотела чувствовать себя обязанной, пусть даже и лучшей своей подруге. И вот тогда пришлось признаться в том, что деньги достались Наталии не от продажи ценных бумаг (иначе бы Люся ни за что не согласилась принять такие щедрые подарки), а от выгодной перепродажи картин Лотара. «Люсенька, это деньги, упавшие мне с неба… Раз деньги легко достались, значит, и расставаться с ними нужно легко…»
Увидев тронувшуюся с места черную «волгу», которая поджидала появления красного «форда» у самого шлагбаума.
– Ты видела черную «волгу», которая никак не может нас
обогнать? – спросила Люся, когда они проехали уже приличное расстояние, и внимательный человек уже давно бы заметил «хвост».
– Люся, этот человек едет за нами не случайно… Его зовут Валентин. Он будет жить со мной там, в том доме, о котором ты мне сказала… Думаю, что ты не будешь возражать? Ты извини, что мне пришлось поставить тебя уже перед фактом, но я боялась, что ты начнешь презирать меня и это как-то отразится на твоем ко мне отношении… А у нас было много проблем, которые надо было решать со светлой головой… Кроме того, ты бы извела меня упреками… Ну, что скажешь?
Люся долгое время молчала, но потом все же сказала:
– Если честно, то я шокирована. Мне трудно тебя понять.
Ведь ты живешь с Игорем, он тебе нравится, больше того, я поняла, что вы любите друг друга, тогда зачем же еще один мужчина?
– Понимаешь, он совсем другой. Он постарше, поспокойнее и мудрее. Кроме того, он красив совершенно другой красотой… И умен.
– А Логинов?
– Игорь тоже очень умный, у него масса достоинств. Но мне нужны они оба. Это мой образ жизни, и я не заставляю никого принимать его… Больше того, я не обижусь, если ты мне сейчас откажешь в том, чтобы мы жили с ним у Зоси.
– Да нет же, об этом и речи быть не может. Я обещаю тебе, что постараюсь понять тебя. Кроме того, ведь мне же понадобиться помощь… – и она, к великому облегчению Наталии, даже улыбнулась.
– Спасибо, – горячая ладонь Наталии легла на руку Люси. – Поверь, мы весело проведем время… И тебя соберем, и отдохнем заодно…
***
У поворота в деревню остановились. Валентин вышел из машины и подошел к Наталии, которая тоже вышла из машины и теперь в нетерпении притоптывала на месте… Люся, увидев высокого худощавого мужчину в черной длинной дубленке, красивого, но севершенно седого, с ироничной и даже слегка презрительной усмешкой, покраснела. Она не ожидала, что Валентин, о котором рассказала ей Наталия, окажется настолько элегантным и по-настоящему красивым. Она обещала понять Наталию, что ж, теперь, когда она увидела Валентина, это совсем нетрудно.
– Познакомьтесь: Валентин – Людмила. Вы уже друг о друге наслышаны, поэтому, не теряя времени на церемонии, давайте сразу определимся…
Но она не успела договорить, потому что прямо рядом с ними остановились желтые «жигули», из окна которых высунулось широкое красное лицо усатого мужчины, который, обращаясь в первую очередь к стоящей на обочине дороги Люсе, сказал сиплым голосом:
– Хорошо, что приехала. Как раз на похороны успеешь…
– На какие еще похороны? – перепугалась и побледнела Люся.
– Ванеева Лариса умерла…
– Как это?.. От чего? Когда?
– Да ты поезжай к ним, все и узнаешь…
И желтый жигуленок, подпрыгивая на ухабах, свернул на проселочную дорогу и затерялся в снежном далеке.
– Кто такая Лариса Ванеева? – спросила Наталия. – Да у вас тут не соскучишься…
– Это жена директора птицефабрики. Ей всего-то двадцать пять лет. Что с ней могло случиться?
– Поехали, посмотрим… Валя, или лучше сделаем так… Сейчас нас Люся поселит в Зосином доме, и ты делай там что хочешь, а мы сходим на похороны, идет? – И, обратившись к Люсе, – он неразговорчивый, поэтому имей это в виду…
Они въехали в Вязовку и остановились возле большого, красного кирпича, дома, аккуратного, огороженного прозрачной сеткой-рабицей, за которой виднелся уснувший на зиму белый сад и крыльцо дома, высокое, добротное, возле которого в будке виднелась мощная голова раскормленной немецкой овчарки.
– Вот это голова, представляю, какой конь, а не пес… – Наталия дождалась, пока Люся откроет ворота, заехала во двор, почти упершись в летнюю кухню и давая возможность заехать Валентину.
Люся отперла дверь дома и помогла Наталии занести вещи.
– У нее что, и ванна есть?
– Да. У Зоси хорошо… Ее покойный муж обустроил ей все так, что ничуть не хуже, чем в городской квартире.
Поставив чемодан и сумки на пороге, Наталия пошла осматривать дом. Пять больших комнат с самодельной простой мебелью, паркет, ковры… Не таким она представляла себе дом сельской учительницы.
– Да здесь целые хоромы… Ты мне только объясни-ка еще раз, какое отношение ты имеешь к этой Зосе, и я оставлю тебя в покое…
– Я ее близкая подруга. Она доверяет мне, как себе. Вот и все. Поэтому можете чувствовать себя здесь спокойно. Она не вернется еще месяц, а то, может, и больше… Говорю же, ей прислали письмо из Польши, вроде там кто-то из ее родных умер… Я почему так туманно все объясняю, потому что и сама Зося Вольдемаровна так и не поняла, кто именно оставил ей наследство… Но ей, кроме письма выслали еще и деньги в долларах на дорогу.
– Я так думаю, что если у нее там дела заладятся, то она ведь может и совсем сюда не вернуться… Ты бы позвонила ей и спросила… Валя! Сходи в ванную и посмотри, как работает система водоснабжения… Потому что, если понадобиться включать электронагревательный котел, то включить его надо будет заранее, чтобы к вечеру была горячая вода…
– Я позвонила… – вдруг сказала Люся и глаза ее заблестели. – От тебя же, из твоей же квартиры и позвонила… Ты не помнишь разве, какой большой счет пришел за телефон?
– Нет, не помню… Я же с Фальком разговариваю, поэтому меня трудно удивить большими цифрами, а Фальк живет в Париже…
– Это тот самый, который занимается продажей твоих картин?
– Не столько моих, сколько Лотара. Ну и что тебе сказала Зося?
– Она сказала… Ты только не падай… Что она будет оформлять этот дом на меня…
– Слава тебе, Господи, раскололась. А то я все никак не могла понять, с какой стати мы будем здесь хозяйничать, на каких правах и все такое прочее… Я рада за тебя…
– Я тоже, но это еще только разговоры… Кроме того, без
Зоси здесь вообще будет скука страшная… Словом, я хочу, чтобы ты знала: я не передумаю уехать в город. Даже не смотря на то, что у меня здесь будет такой дом. Я его продам, а деньги верну тебе…
– Какие еще деньги? – насторожилась Наталия, все время разговора занимаясь тем, что переодевала свитер. – Я не понимаю…
– Я знаю, что ты ТУ квартиру КУПИЛА. Я тебе, конечно, благодарна невозможно как, но деньги за нее все равно верну… Ты меня знаешь…
Наталия рассмеялась: Люся оставалась верна своим принципам. «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке», – любила повторять она, сколько Наталия ее помнила.
– Ладно… Мы с тобой куда-то, кажется, собирались?
Из ванной вернулся Валентин:
– Хороший дом, все сработано с умом, добротно… Приятно находиться там, где все сделано с любовью… Мне даже стыдно стало за то, что я, уже в таком возрасте, а ничего такого, фундаментального что ли, не сделал…
– Ты сделал дочь, а этого вполне достаточно… Люся, если бы ты слышала, как поет его Валентина… Кстати о музыке, я видела в дальней комнате пианино…
Говоря об этом, Наталия почувствовала некоторое волнение, связанное с тем, что в последнее время ее видения стали все реже, и она стала опасаться того, что постепенно лишается своего дара. Находясь в этом доме, в полной тишине и гармонии с собой, она надеялась на чудо…
– Ну что, мы идем на похороны или нет? – спросила она, после некоторого раздумия.
– Идите, а я отдохну, может, подружусь с собакой… Кстати, а кто же его кормил, пока тебя не было? – обратился он к Люсе.
– Соседка Лида. У нее вы будете брать молоко и грибы, если захотите… У нее всегда есть и то и другое на продажу…
– А как зовут собаку?
– Джек.
О проекте
О подписке