Наталия решила еще раз побывать на квартире Полины. Но уже без свидетелей. Кроме того, у нее из головы не шла та сцена, которую она увидела на крыше. «Глупо, конечно, – считала она, – но ведь должен же кто-то убрать следы этого пиршества… Этот заляпанный ковер, остатки посуды…» Она не могла себе представить, кто бы мог всем этим заняться: ведь Полина осталась совершенно одна. Кроме своей матери (ныне покойной) и Наталии она последнее время ни с кем не общалась…
Поэтому перекусив, она поехала на Мичурина.
Главное, что у нее был ключ. Она взяла его со столика в прихожей: привычка, выработавшаяся за последние два года, когда ей приходилось по нескольку раз бывать на месте преступлений. Разве возможно что-либо расследовать, когда у тебя нет на руках ни одной улики и когда ты начисто лишен доступа к информации. А как часто случается такое, что эксперты, проработавшие на месте преступления несколько часов, оставляют, тем не менее, массу вещей, потенциальных улик, на которые на обращают внимания или же попросту недооценивают из значимость. Вот на такие случаи и приходится рассчитывать, откровенно воруя ключи или, по возможности, делая – рискуя быть застигнутой врасплох – их слепки.
Когда она поднялась на крышу, то была очень удивлена, не увидив ни единой крошки. Словно она перепутала крышу или же ей вообще все это приснилось.
И только когда она открыла дверь квартиры (разумеется опечатанной, но очень смешно, при помощи бумажной ленты, слегка смазанной клеем, которую ничего не стоило переклеить, когда ей понадобиться уже покинуть квартиру), то поняла, что кто-то очень заботливый перенес и ковер и посуду в дом. «Сапрыкин,» – почему-то сразу на него подумала она. Потому что больше некому. Логинову было как всегда некогда, а Сергей, зная о том, что Полина была подругой Наталии, просто не мог все это так оставить. «При случае обязательно спрошу и, если это действительно он, поблагодарю…»
Квартира выглядела так, словно ничего не произошло. Только полы не очень чистые, да пепел где попало от сигарет. А вещи все на месте. И кажется, что вот сейчас откроется дверь ванной и оттуда выйдет Полина и скажет: «Привет, я уж думала, что ты не придешь…»
Наталия заперла за собой дверь, вошла в комнату и села в кресло, пытаясь представить себе все то, что произошло здесь вчера вечером. Скорее всего, птицу – курицу или утку – запекала сама Полина.
Наталия зашла на кухню и открыла духовку: на нее сразу пахнуло запахом горелого жира и чеснока. Значит, она угадала. Фрукты принес ее жених. Он же и выносил из квартиры ковер, расстилал его, устанавливал журнальный столик – «вот он, стоит тоже в прихожей рядом с двумя складными дачными стульями» – помогал носить посуду и закуски. Они мирно беседовали, предвкушая праздник…
А что, если пришел кто-то третий?
Эта мысль явилась только что и сразу сняла тень подозрения с любовника Полины. «С Гурова, – вспомнила она его фамилию.
– С Гурова…»
Пока она о нем ничего не узнает, они будут топтаться на
месте.
Она стала искать сумочку Полины, в которой всегда можно было найти много чего интересного. Начиная с косметики и кончая пистолетом. Почти как у Наталии.
Но сумочки, конечно же, не было. Ее наверняка изъяли и увезли в прокуратуру. А жаль…
Тогда Наталия принялась выдвигать ящики письменного стола, перебирала какие-то бумаги, как ей сначала показалось, ее матери: свидетельство о смерти, ненужные уже справки, квитанции… Чувствуя себя в этой квартире не совсем спокойной, она сложила их в папку и положила в свою сумку: «Пригодяться».
В ванне на полочке нашла мазь, не крем, а именно медицинскую мазь «Флоретин». Зачем она понадобилась Полине? Ведь навряд ли она оказалась в ванной случайно. А что, если ею пользовался Гуров?
Вкладыш у мази отсутствовал, значит, надо было проконсультироваться у знакомых врачей, что это за мазь и в каких случаях применяется.
Открыв большой шифоньер, Наталия удивилась такому количеству костюмов и платьев Полины. Она предполагала, конечно, что у женщины, ведущей ТАКОЙ образ жизни, должно быть много нарядов. Но зачем она их привезла сюда, если не собиралась жить здесь долго?
Как-то все непонятно. Скорее всего, она блефовала со своим возвращением в Москву или путешествием «из Москвы». Это были ее мечты.
Наталия увидела висевшее на плечиках красивейшее вечернее платье цвета спелого апельсина, в блестках, и хотела уже достать и приложить к себе, как вовремя одумалась: «Ведь
Полина мертва, она лежит в морге на ледяном столе, а ты собираешься примерять ее платье… Это почти мародерство…» Но уже через мгновение она думала не так: «Нет, это никакое не мародерство. Это нормальное поведение подруги, пытающейся примерять на себя не столько платье близкого тебе человека, сколько ЕГО ЖИЗНЬ.» И это было на самом деле: надев, к примеру, это платье, она скорее всего представила бы себя на каком-нибудь приеме или в номере московской дорогой гостиницы для иностранцев, где находила Полина своих клиентов.
Но когда она открыла правую створку шифоньера, то увидела нечто, поразившее ее воображение куда больше, чем оранжевое платье: великолепный ярко-красный парчовый жакет, расшитый стразами и сверкающий при электрическом свете, как драгоценность.
Она достала его и надела, Сунула руки в карманы и нащупала в одном из них листок. Это оказался телефонный счет. Московский. Это был подарок для Наталии, которая к своему большому сожалению не знала московский адрес Полины. А на компьютерной распечатке была щедро изложена вся информация о Полине: адрес, номера телефонов – и ее московской квартиры и той квартиры, где сейчас находилась Наталия. Значит, это оплаченные разговоры Полины с матерью.
Она сняла жакет и убрала его на место. Квитанцию бережно положила к себе в сумочку.
В ванной, в синем махровом халате, в кармане она нашла записку: «Гуров, ты свинья, больше не опаздывай. Я в магазине. Целую, твоя Поль.»
Наталия вышла из квартиры сама не своя. Ей показалось, что она прожила целый час Полиной. Словно надела на себя ее кожу и приобрела на это короткое время и ее мозги, и тело, и даже все запахи.
Надо было возвращаться домой, чтобы в спокойной обстановке обзвонить всех, кого возможно, на предмет установления личности Гурова. Знать фамилию – этого мало. Кто он такой, чем занимался, где и с кем жил? Кто был по профессии и прочее…
***
Пожалуй, это был первый жаркий день в этом июне.
Сиреневый опель Наталии напоминал плавящийся на солнце кусок черносмородинного мороженого.
«Пора покупать кондиционер», – подумала она, усаживаясь в душный салон и заводя мотор. И даже несмотря на жару и духоту, она просто обожала свою машину и пользовалась ей с удовольствием. Больше того, иногда, как это бывает почти со всеми опытными водителями, ей казалось, что она и ее машина – единый организм. И это ощущение спасало ее не раз во время рискованных погонь, когда от того, сумеешь ли ты вовремя свернуть в узкую улочку или объехать другую машину, зависела жизнь. В прямом смысле.
Наталия холила и лелеяла свою машину, но никогда не занималась ее ремонтом, предпочитая отдавать в надежные руки профессионалов, с которыми дружила и всегда с ними щедро расплачивалась. Но одной машины ей явно не хватало: что делать, если ее придется все же когда-нибудь отдать в профилактический ремонт? Красный форд ей все чаще и чаще приходил в голову и постепенно вытеснил все остальные марки, перед которыми она восхищалась. Но если покупать машину, значит, и гараж, а эти две покупки могут, наконец, разбудить спящего сном полного неведения Логинова.
Задумавшись, она доехала до своего дома и сразу же заметила стоящую неподалеку «волгу» Логинова. «Обедать приехал», – подумала она, и уже через несколько минут звонила в свою дверь.
Логинов встретил ее улыбкой: видно было, что он уже пообедал.
– Слушай, когда ты все успеваешь? – он обнял ее и прижял к себе. – Это было что-то необыкновенное. Особенно блинчики и что-то сладкое с орехами…
– Я могу тебе все объяснить… – Наталия уже собралась ему рассказать о Соне, но Логинов еще крепче обнял и у нее перехватило дыхание.
– Все потом. Ты сама-то обедала? Вы ведь женщины настоитесь у плиты и у вас пропадает аппетит…
– Да, я пообедала, – она вздохнула и поняла, что сейчас
Логинов приступит к своим «послеобеденным упражнениям»…
С каждым разом ей это нравилось все меньше и меньше. Было что-то такое в этих размеренных занятиях сексом, что придавало упорядоченность и стабильность (как ежедневное принятие пищи), но лишало романтизма и остроты. Но эти два качества она уже некоторое время с избытком находила в объятиях совершенно другого мужчины, которого, как ей казалось, тоже любила. «Что ж с того, что я люблю сразу двух мужчин?» – спрашивала она себя довольно часто, испытывая небольшие нравственные муки. И находила сразу тысячу оправданий себе на этот счет. Жизнь ее вообще сильно изменилась в последнее время, поэтому она, как и всякое другое живое существо, научилась меньше удивляться происходящим в ней переменам. Только одно ей иногда хотелось бы вернуть – частные уроки музыки, которые давали ей ощущение необъяснимой гармонии, несказанного тепла, когда она разучивала с маленькими детьми какую-нибудь фортепианную безделицу, и вносило резкий контраст в ее беспокойный образ жизни. Вспомнить хотя бы о тех делах, которые были связаны с серийными заказными убийствами и горами трупов… Как было бы хорошо после всего этого ада оказаться в уютном тихом кабинете наедине с каким-нибудь наивным шестилетним мальчуганом и разучивать с ним «Вислу» или «Как под горкой под горой»…
Но об этом приходилось лишь мечтать. Расследования отнимали много времени. Те видения, которые посещали Наталию в связи с этим, подчас еще больше усложняли ход дела, хотя уже очень скоро вели к поразительным результатам.
– Ты утолил свою страсть? – спросила она, дурачась, и выскользнула из постели. – Теперь утоли и мою…
– Не понял… – Логинов выглядел расслабленным, умиротворенным и немного растерянным. Он лежал поперек огромной кровати, подложив одну руку под голову и другой пытаясь привести в порядок растрепанные волосы. —
Что-нибудь не так?
– Да нет, – улыбнулась она ему, надевая через голову юбку, – ты меня не понял… Меня интересует Гуров.
– А я?
– Еще часа три-четыре ты меня не будешь интересовать, это факт. Я же нормальная женщина… А что касается Гурова, то, боюсь, он будет интересовать меня куда дольше. Хотя бы потому, что он мертв… – она поймала себя на том, что научилась спокойно воспринимать смерть и даже успела привыкнуть к ее постоянному присутствию рядом.
– Хорошо, так и быть, кое-что расскажу… Но это очень
мало. Во-первых, он не местный. Жил в гостинице «Москва» уже больше месяца. Приехал из Талды-Кургана… Так, во всяком случае, записано в регистрационном журнале, хотя, я думаю, его фамилия наверняка не Гуров и администратору он предъявлял скорее всего фальшивый паспорт. Потому что человека с такой фамилией и такой внешностью в Талды-Кургане никогда не было. Мы проверяли. Ей подозрения, что он москвич. Или же довольно часто там бывал. Это видно и по одежде, и по массе мелочей, которые свидетельствуют об этом…
– А чем он занимался у нас? Зачем приехал?
– Непонятно. Пока непонятно. Хотя его лицо кажется мне очень знакомым. Такое ощущение, как будто я видел его чуть ли не в администрации… Но это личные впечатления… Что же касается здоровья Гурова…
– Как, разве идет речь о его здоровье? Его что, оживили?
– Да нет, просто у него оказалась недавно зажившая рана очень странного происхождения… Похоже, что в него стреляли, но пуля лишь задела мышечную ткань…
– Понятно, самой пули не нашли, так? И поэтому не знаете, кто стрелял и когда…
– Правильно. По сути, мы вообще о нем ничего не знаем. И не смотри на меня, я уже знаю, что ты хочешь мне сказать…
– Ну и что же?
– Что нам придется подключать тебя. Вернее, не так: не придется. Ведь ты давно уже подключилась, так? Я видел твой сиреневый опель полтора часа тому назад в районе улицы Мичурина. Голову даю на отсечение, что ты только что оттуда…
– Откуда?
– От Полины.
– Да, это так. Но только я тебе пока ничего не скажу…
– Что, тоже ничего не нашла?
– Ничего, – соврала она. – Твои ребята там неплохо потрудились. Будем ждать результатов экспертизы… Надеюсь, что они вычислят еще одного человека. Я не верю, чтобы Гурова, своего жениха, за которого она собиралась выйти замуж, убила Полина… Она не такая дура, чтобы выйти замуж за первого встречного. Вполне вероятно, что на крыше был еще кто-нибудь, кто и убил Гурова, а потом вложил пистолет насильно в руку Полины, а потом и вовсе столкнул ее с крыши…
– Да, ты права, мы тоже отрабатываем такую же примерно версию. Ты же видела, какой беспорядок был на крыше, влюбленные, на моя взгляд, должны вести себя как-то иначе…
– Не знаю, не уверена… Понимаешь, Логинов, если бы я, к примеру, узнала, что ты мне изменяешь или что – к примеру, как это могло случиться с Полиной – ты собрался на мне жениться, а в последнюю минуту раздумал и решил мне объявить об этом в романтической обстановке на крыше… Клянусь, я бы устроила из этого праздничного ужина еще и не такое…
Только я бы не оступилась, а скорее нашла бы в себе силы
сбросить тебя самого с крыши… Вот так-то вот…
О проекте
О подписке