В ресторане, где их знали, Инга с мужем заняли столик возле окна, откуда хорошо просматривался небольшой уютный зал в красно-зеленых тонах, заказали ужин из морепродуктов, фрукты и сразу же выпили по бокалу белого вина.
Инга чувствовала на себе взгляды посетителей, сидящих за соседними столиками. Конечно, они ее узнали, вернее, их узнали. Красивая, яркая пара, их лица можно часто видеть на экране. Поэтому они всегда должны быть в форме. Инга всегда об этом помнила и тщательно следила за собой. Чистые уложенные волосы, макияж, маникюр, удобная и стильная одежда. Сейчас на ней было просторное черно-белое шифоновое платье, надетое поверх черной туники. Бледное лицо с подрумяненными высокими скулами и пунцовые губы – такой она увидела себя в зеркале перед тем, как выйти из дома.
Нечаев же был во всем белом: легкий американский костюм с широкими штанами и рубашка с серебряными пуговицами.
– Как там Ирочка? – спросила Инга мужа, чтобы сделать ему приятное. Речь шла о его младшей сестре, которая со дня на день должна была родить. – Нормально себя чувствует? Психологически готова к родам?
– Да, слава богу, все хорошо. Ты бы позвонила ей или, еще лучше, приехала, поговорили бы по-женски. Ты же знаешь, как она тебя любит, как радуется всегда твоему приходу.
– Обязательно съезжу к ней. Она – самый светлый человечек в вашей семье, – сказала она нечаянно вслух то, что думала. И чтобы муж не обратил внимания на случайно прозвучавшую правду о его семье, перевела разговор в другое русло: – Надеюсь, твоя мама не успела заморочить ей голову разными сглазами и прочим бредом?
– Ты так пренебрежительно отозвалась о моей маме, – попытался обидеться обожавший свою мать Александр, – словно и сглаза-то никакого не существует, словно я сам все это придумал!
– Нет-нет, конечно, сглаз существует, но не думаю, что беременным женщинам надо вообще рассказывать об этом.
– Послушай, – начал раздражаться Нечаев, хмуро следя за тем, как официантка ставит перед ним огромное блюдо с креветками, кальмарами и мидиями. – Мы же своими глазами видели фотографии из нашего семейного альбома. Двоюродного деда моего видела?
– Ну, видела, – прошептала, испытывая леденящий ужас, Инга. В такие минуты, когда страх охватывал ее и она казалась загнанной в тупик, когда понимала, что не в состоянии осмыслить и принять что-то страшное, ее организм словно замирал, и только корни волос шевелились, а по коже пробегал ледяной ветерок смерти…
– Мы все видели. И он родился таким от сглаза, понимаешь?
– Поэтому вы заставляете Иру сидеть дома? А как же свежий воздух?
– Ее возят на дачу, и там ее чужие не видят.
Инга всегда восхищалась своим мужем, считала его умным человеком, талантливым, серьезным. Но вот в такие минуты, когда он, по ее мнению, нес всю эту чушь про сглаз, да еще и с умным видом, ей казалось, что она видит перед собой настоящего ребенка! И ей хотелось потрепать его по плечу и сказать: «Саша, дорогой, приди уже в себя! Мы взрослые цивилизованные люди! Скажи, что ты пошутил и что твой двоюродный дядя родился таким по какой-то другой причине».
К счастью, разговор на эту неприятную для обоих тему был прерван. Замурлыкал телефон Инги.
– Да, Дима, слушаю тебя, – улыбнулась она невидимому собеседнику, и Нечаев усмехнулся, понимая, что ее улыбка предназначена режиссеру Инги, молодому красавцу Дмитрию Сапрыкину. – Где мы? В ресторане, а что? Телевизор? Подожди…
Она оглянулась, кивнула:
– Ну да, конечно, есть телевизор. Что, какой канал? Наш? Хорошо, я попрошу сейчас переключить. Я тебе перезвоню…
Она подозвала проходившую мимо официантку и попросила переключить канал, после чего поднялась со своего места и подошла к большой плазме напротив бара, на экране которой беззвучно пела Рианна. Бармен переключил канал, включил звук, он оказался громче, чем следовало бы, и на весь ресторан зазвучал голос взволнованной журналистки, которая вела репортаж с места происшествия:
– …ее тело выловили рыбаки… Наш оператор сейчас переместит камеру… вот сюда… Вы видите, как тело девушки укладывают на носилки, которые сейчас погрузят в машину «Скорой помощи»…
Инга увидела набережную, толпу зевак вокруг места трагического действия, связанного с погрузкой тела утопленницы, огромные испуганные глаза журналистки, она узнала ее – это была Мила Звонарева, людей в бирюзовых медицинских костюмах, подъехавшую черную машину прокурора, полицейских…
– Что там интересного? – Нечаев, явно рисуясь перед посетителями ресторана, с любопытством рассматривающих Ингу, застывшую перед экраном телевизора, подошел к ней, ничего не подозревая и не предчувствуя, и обнял жену сзади за талию. – Надеюсь, это не теракт?
– Репортаж с места трагедии, – сказала, быстро оглянувшись на мужа, Инга. – Но я пока не поняла, почему этим заинтересовался Дима… Ладно, он потом перезвонит…
– Да уж, наш мост самый большой в Европе и самый, на мой взгляд, красивый, я бы даже сказала, величественный имеет и другую репутацию, – между тем продолжала тараторить в камеру Мила. – Сколько жизней было оборвано в свободном полете с самой высокой его точки… Кто только не бросался с моста в реку! Брошенные мужьями и любовниками женщины, сумасшедшие…
– Вот дура, – пожала плечами Инга и собиралась еще что-то добавить, но в эту же самую минуту в ресторан вошла, громко цокая по мозаичному полу высокими каблуками, молодая женщина. Очень высокая, в развевающихся белых одеждах. Длинные рыжие волосы, бледное лицо, черные, ярко накрашенные глаза, блестящая красная помада. Подойдя к бару, она, словно и не замечая стоящих в шаге от нее Ингу с Александром, забралась на высокий табурет и, обращаясь к бармену, громко сказала:
– Водки! Адам, помяни мое слово, они мне еще дорого за это заплатят!!! Суки, гады, твари!!!
Адам, так звали, по всей вероятности, бармена, тотчас бросившегося исполнять желание посетительницы, наливая водку, поглядывал на женщину с явным ожиданием подробностей, однако не проронил ни слова.
Инга, немного уязвленная, что все внимание публики моментально переключилось на эту молодую даму, вернулась за свой столик. Нечаев последовал за нею.
– Дима! – воскликнула она, увидев, как загорелся дисплей ее мобильника. – Вот сейчас он все и объяснит… Слушаю тебя, дорогой…
И вспыхнула, услышав собственные вылетевшие непроизвольно слова: «Слушаю тебя, дорогой…» Вот почему так? Словно рот, ее речевой аппарат, живет своей собственной бесстыжей жизнью, каждый раз подставляя ее! Нечаев потом припомнит ей этого «дорогого», хотя она всегда обращалась так к людям, которыми дорожила, которые были ей близки чисто как друзья. У нее вообще нет любовников, а потому будет обидно снова извиняться, что-то доказывать…
– Да, Дима? – Она попыталась прислушаться к тому, что ей говорил помощник, но не могла расслышать его из-за громкого голоса посетительницы, явно намеревавшейся устроить скандал. Она была похожа на бомбу, которой не терпелось разорваться прямо здесь, у барной стойки. Вероятно, у нее случилось что-то такое, в чем она хотела обвинить весь мир.
Перехватив взгляд мужа, она заметила, что и тот наблюдает за дамой в белом. Причем он смотрел на нее не с восхищением и даже не с любопытством, а с видом человека, пытающегося что-то вспомнить.
– Саша, ты что, ее знаешь?
– Знаю… кажется… Да и ты тоже ее знаешь! Это ведь жена депутата Краснова, того, кто два года тому назад выставлял свою кандидатуру на выборах губернатора!
– Это она?
– Ее зовут Наталья. Мы с тобой были приглашены на банкет по случаю пятидесятилетия ее мужа, ты что, забыла? Они встречали гостей на лужайке своего нового загородного дом в Шумейке!
– Ты хочешь сказать, что та молодая леди во всем белом, увешанная брильянтами, и есть Краснова?
– Да, это она, я ее узнал.
Между тем дама выпила рюмку водки, похлопала себя ладошкой по губам, словно остужая рот, шумно выдохнула и, совершенно не обращая внимания на то, что она в ресторане не единственная посетительница, что за столиками ужинают почти десять пар, разглядывающих ее с интересом, она повернулась и обвела всех тяжелым взглядом и вдруг, когда ее взгляд остановился на Александре Нечаеве, буквально сползла с высокого табурета и, пошатываясь и путаясь в складках своего шифонового одеяния, подошла к нему с полной рюмкой в руке.
– На ловца и зверь бежит! – сказала она с нехорошей, опасной улыбкой, практически вплотную подойдя к нему. Одно резкое движение – и Нечаев вскрикнул и зажмурился: Краснова выплеснула содержимое своей рюмки ему прямо в лицо!
– Что вы делаете? – воскликнула Инга, вскакивая со своего места и пытаясь оттолкнуть женщину от своего мужа. – Алкоголичка, мерзкая тварь!
Последнее слово тоже услышали все, кто находился в ресторане. Инга готова была провалиться сквозь землю от стыда! Снова ее язык сказал то, что она хотела, но что не должна бы произносить вслух, что вырвалось у нее словно помимо воли!
Тут Краснова подошла к Инге и неожиданно схватила ее за волосы и больно дернула.
– Помогите! Полиция!!! Охрана!!! – закричала, обезумев от резкой боли, Инга. – Черт, официанты, куда вы смотрите?!!
– Что, больно? – между тем таскала ее за волосы, причиняя невыносимую боль, Краснова, заглядывая в ее глаза своими, казалось бы, невидящими глазами. – А думаешь, ей не было больно?
– Кому? О ком вы говорите? – прикрывая ладонью глаза, спросил Александр, пытаясь свободной рукой оттащить от жены взбесившуюся женщину. – Если хотите, я позвоню сейчас вашему мужу и скажу, чтобы он за вами приехал или прислал водителя… Да у вас белая горячка!
Наталья Краснова отпрянула от Инги, ее лицо исказила гримаса такой душевной боли, что в ресторане в эту образовавшуюся минуту полной тишины не слышно было даже дыхания присутствующих. Все ждали, что же сейчас будет.
– Да, Лариса была проституткой, была… И я тоже была проституткой! – Она резко повернулась и посмотрела на застывших за своими столиками посетителей пристальным взглядом. – Но Лариса вышла замуж, родила детей, выучилась на дизайнера… Она была счастлива, вы, уроды! И муж ее был тоже счастлив! Это была прекрасная семья!!! И что теперь? Тунцов лежит с инфарктом, а Ларочка бросилась с моста!!! И кто все это организовал, подстроил, срежиссировал?! Не вы ли, сладкая парочка?! Ненавижу вас!!!
И она, как разъяренная кошка, снова бросилась на растрепанную, с красным лицом Ингу, схватила со стола тарелку с морепродуктами и влепила прямо ей в лицо, затем, быстро повернувшись, взяла бутылку с вином и обрушила ее на голову потрясенного услышанным Нечаева.
В эту же секунду подоспевшие охранники скрутили Краснову и оттащили подальше. Нечаев, схватившись за голову, рухнул на колени и замычал. Инга, которую колотило от злости, стряхивала с себя влажные мидии, розовые кружева кальмаров, блестящие от масла креветки…
И в какую-то минуту все ее физические и душевные страдания, связанные с унижением, которым они подверглись на глазах зрителей, вдруг перебила боль другая, страшная, неотвратимая и необратимая: до нее вдруг дошло, что та утопленница, которой был посвящен бездарный репортаж Милы Звонаревой, и есть Лариса Тунцова! Что это она сегодня бросилась с моста в реку!
Волосы на ее голове зашевелились, когда до нее дошел весь ужас происшедшего: Тунцов ничего не знал о прошлом Ларисы! Пришел к ним в студию в роли преуспевающего бизнесмена и человека, привыкшего выслушивать благодарности, связанные с его благотворительной деятельностью, а его вместо этого вываляли в грязи, доказали, что его жена – проститутка, что он, получается, наивный слепец, доверивший этой женщине рождение своих детей, и он, скрыв свои истинные чувства, преодолев самого себя и из-за любви к своей жене, сделал вид, что он все знал о ее прошлом. Продемонстрировал высший пилотаж благородства и порядочности по отношению к женщине, которая нашла в себе силы начать жизнь с белого листа. Рядом с ним Лариса прошла весь путь очищения и доказала, что она может быть верной женой, хорошей матерью и талантливым человеком. Что шанс, который ей дала жизнь, позволив ей выйти замуж за Тунцова, был использован ею в полной мере.
Возможно, все эти годы, что она жила в браке, ее терзал страх разоблачения, может, по ночам ее мучили кошмары, связанные с ее прошлой жизнью, и чем дольше длился этот брак, тем страшнее ей было при мысли, что ее тайна откроется и она потеряет все, чем была счастлива и чем жила все это время.
Ее поймали, как дикого зверя в капкан, и убили. Она убила, Инга. Вот просто разрушила две жизни, семью, оставила маленьких детей без матери. Если же Тунцов, не дай бог, умрет в больнице, то дети останутся сиротами! Полными сиротами!
Через несколько минут об этом узнает весь город!!!
Можно себе представить, что испытали они оба, Лариса и Тунцов, когда в студии появилась ее родная сестра-неудачница, мать-одиночка, с которой Лариса не общалась, и, давясь от зависти к Ларисе и от злости, вывалила всю правду-матку в прямом эфире: мол, а вы и не знали, что Лариса была вокзальной проституткой?
Еще этот сутенер, Борис Бессонов, который испытал немалый шок, когда до него дошло, зачем его пригласили… И он тоже хотел забыть свое сутенерское прошлое, построил небольшую гостиницу на берегу моря, жил спокойно… А тут его спрашивают прямо в лоб: вы знакомы с этой женщиной? Это вы заставляли Ларису работать на вокзале? Это вы подыскивали ей клиентов?
Инга не пересматривала запись шоу, сейчас же, в свете трагедии, она, быть может, увидит крупным планом глаза нечастной Ларисы, ее взгляд, в котором она, Инга, увидит отражение приближающейся смерти… Боль, отчаяние, невыносимые муки…
Что она наделала?
…Между тем Александр, не проронив ни звука, поднялся с колен, отряхнулся, схватил жену за руку, и они, под зловещий шепот и возмущенные возгласы возвращающихся на свои места посетителей, быстро покинули ресторан.
Он тащил ее с такой силой, словно хотел оторвать руку.
Они сели в машину и приехали домой. В машине Нечаев тоже не проронил ни звука. Словно копил в себе все, что собирался высказать жене дома, обрушив на ее голову все свое презрение, возмущение и злость.
Но, распахнув дверь квартиры и пропустив вперед себя Ингу, он увидел спокойное и улыбающееся дежурной улыбкой лицо домработницы Маши, рыжеволосой полненькой моложавой женщины, работавшей у них уже много лет.
– Как хорошо, что я дождалась вас, – сказала она, как ни в чем не бывало принимая из рук Инги дамскую сумку. И тут, заметив, как перепачкано ее платье, да и в волосах застряли какие-то розовые кусочки, она замерла, внимательно оглядывая свою хозяйку. Потом перевела взгляд на Нечаева, нервно срывающего с ног летние ботинки. Пытаясь зацепить носком одного ботинка пятку другого и подпрыгивая, злясь на самого себя за неловкость, он был бы смешон, если бы не мокрые, торчащие в разные стороны волосы, рана на лбу и кровавая дорожка, тянущаяся по влажным виску и щеке, плюс капли крови на мокрой и пахнущей вином рубашке.
– Ба, да вы откуда такие красивые? – всплеснула Мария руками, открывая дверь в ванную комнату, куда спешила спрятаться от разъяренного мужа Инга. – Саша, что случилось?
О проекте
О подписке