6
Седов

На улице потемнело, Седов машинально включил лампу. Большая, с блестящим, изумрудного цвета продолговатым плафоном, она как ни старалась, не могла добавить уюта в казенную холодноватую обстановку кабинета следователя следственного комитета.

Дело только открыто, а документов уже целая папка, и это самое начало! Можно себе представить, что будет дальше. Опросы свидетелей, результаты экспертиз, протоколы допросов…

Первым человеком, с которым Седову удалось побеседовать о жертве, была его жена, точнее – теперь уже вдова, Лариса. Задавая ей вопросы и не всегда получая ответ, Валерий предположил, что супруги жили каждый своей жизнью, хотя что-то все-таки удерживало их друг возле друга. Возможно, привычка, даже привязанность, но, скорее всего, устроенный быт, комфорт, теплая и уютная нора, куда каждый может возвратиться после пережитых страстей, чтобы прийти в себя, отдохнуть, а то и зализать раны, нанесенные кем-то другим, третьим.

Итак, супружеская пара Михаил Вершинин и Лариса, его жена. Как это ни странно, но похищенная, вернее, добытая незаконным путем женская щетка для волос из квартиры Вершининых сыграла довольно важную роль в сборе информации об этой паре. Следов Вершинина в квартире нет, не считая его крови на полу да смазанных отпечатков пальцев на ручке входной двери. А вот «пальчики» его супруги Ларисы повсюду: на посуде в кухне, в ванной комнате, в спальне… Создавалось такое впечатление, будто бы Лариса вообще там проживала, пользовалась зубной щеткой, касалась мыльницы, дверных косяков, чашек и рюмок, ручек буфета и сахарницы, некоторых предметов интимного характера, точнее, сексуального, которых было немало в спальне. Что она, такая чистая с виду женщина, могла делать в этой берлоге разврата и грязи? Только одно – встречаться там со своим любовником. Или любовниками. Может, это она снимала эту квартиру для встреч? Но тогда что помешало ей превратить эту квартиру в уютное чистое гнездышко?

Так рассуждал Седов поначалу, до того, как второй раз допросил хозяйку квартиры – Катю.

– Да, я сдавала квартиру, но не этому мужчине… – Лицо Екатерины Рыжовой, белое в тот момент, когда она увидела распростертое на полу тело мужчины, порозовело, она часто задышала. Все, кто видел ее в этот момент, подумали, что ей стало плохо, что еще немного и она лишится чувств. Алик Гарин даже потянулся к своему чемоданчику за нашатырем.

– А кому? – Седов вывел ее из комнаты в кухню, усадил за стол. Со стороны могло показаться, что это он хозяин, а не наоборот, настолько неуверенно она себя вела в собственной квартире.

– Его зовут Иван, фамилию не знаю.

Она сидела напротив Валерия и хлопала густо накрашенными ресницами. Ярко-оранжевая помада на губах была слегка размазана. Большие черные глаза смотрели испуганно.

– Я правда не знаю, я паспорт не смотрела. Он показался мне таким серьезным человеком, солидным. Денег вперед дал за полгода. С чего бы мне интересоваться его фамилией? Вы же понимаете меня?

– Как вы с ним связываетесь?

– Он просто переводит мне деньги на карточку, вот и все. Хотя… Постойте! Я вспомнила! Его фамилия Халин.

– Вы все-таки видели его паспорт?

– Нет, конечно. Просто однажды, когда я пришла сюда, мне нужно было взять кое-что с антресолей, я увидела на зеркале… Ох… зеркала-то нет…

Она приподнялась со стула, чтобы выглянуть в прихожую и проверить, не ошиблась ли она. – А куда оно делось-то?

– Так что вы увидели на зеркале?

– Надпись! Кто-то написал красной помадой: «Ваня Халин – дурак!».

– И как вы думаете, кто это мог быть?

– Да откуда ж мне знать? – фыркнула она, отворачиваясь от Седова. – Женщина, кто ж еще!

– И вы запомнили такую сложную фамилию?

– Так я же сфотографировала ее.

– Зачем?

– Чтобы показать Миле, – густо покраснела Катя. – Подружке своей. Просто так. Потому и запомнила.

– А у вас сохранилось это фото?

– Думаю, да. В гугл-фото. Могу найти.

– Пожалуйста. И как давно это было?

– Примерно с неделю тому назад.

– А что вам показалось интересным в этой надписи?

– Честно?

Тут она усмехнулась, проворно достала из кармашка своего платья маленькую пачку сигарет, зажигалку и закурила.

– Здесь хоть какая-то движуха. Какие-то отношения. Чувства. Любовь. Ненависть…

– Ненависть? – перебил он ее. – С чего вы взяли?

– Так его же убили!

– В смысле? Кого?

– Как кого? Мужика этого… Думаете, он здесь оказался случайно? Уж точно связан как-то со всеми теми, кто бывал здесь, в этой квартире.

– Вы так спокойно говорите об этом, словно вам что-то известно.

– Вы такой странный… – Она снова усмехнулась, затянулась дымом и выпустила его куда-то в сторону, чтобы подальше от Седова. – Мужчины снимают квартиры для встреч с женщинами. Ведут параллельную жизнь. Уж так они устроены. Вот и Ваня этот…

– Так у вас есть какие-то предположения, кем этот человек, я имею в виду жертва, мог приходиться Халину?

– Уверена, что они никак не могли поделить женщину. Вы так смотрите на меня, словно я сморозила какую-то глупость.

Седов не нашелся, что ей ответить. Она была права. Даже среди знакомых Седова было немало мужчин, его коллег или друзей, которые снимали квартиры для свиданий. И не всегда это делалось ради какой-то одной женщины.

– Вы, Катя, сказали все это… о мужчинах, потому что разозлились на своего квартиранта?

– Ну да! – Она нервно дернулась и запустила пальцы в густую рыжую шевелюру, в другой руке у нее по-прежнему дымилась сигарета. – Зачем, вот скажите мне на милость, все это?! (Она обвела рукой вокруг себя). Не хватало еще и меня приплести ко всему этому…

– Вы не могли бы хоть как-то охарактеризовать вашего квартиранта?

– Нет. Обычный человек. Не знаю, чем занимается. Женат или нет. Хотя, скорее всего, женат.

Она на самом деле, похоже, не знала ничего о своем квартиранте. И если сначала, едва переступив порог квартиры, выглядела испуганной: все-таки в ее квартире произошло убийство, то потом просто откровенно злилась на квартиранта, поэтому ее скупые характеристики относительно него были окрашены во все скверные тона неприязни.

– Скажите, Катя, вы когда-нибудь видели здесь женщин? Ну, может, вот так пришли неожиданно, а в квартире ваш квартирант не один…

– Я что-то не пойму никак, на что вы намекаете. Вы думаете, что Ваня открыл бы мне, если бы был в квартире не один? С какой стати? Я же сказала вам, что деньги он мне присылает на карту, у нас как бы нет причин видеться лично, и я уважительно отношусь к тайне его личной жизни…

Она приготовилась уже выдать Седову очередную чуть ли уже не обвинительную тираду, как он остановил ее:

– Но вы же видели зеркало с надписью губной помадой. Значит, вошли сюда самостоятельно, пользуясь собственными ключами, так? Катя, пожалуйста, не отпирайтесь. Вы что, думаете, что мне интересно копаться в вашей жизни? Поверьте, мне от вас нужно только одно – узнать как можно больше информации о вашем квартиранте и обитателях этой квартиры, то есть о его любовнице или любовницах. Вы же сами понимаете, что это убийство может быть как-то связано с ними.

– Вы – полиция, вот и ищите убийцу, – она вдруг потеряла всякий интерес к разговору, окончательно расслабилась, успокоилась и захлопнулась, как раковина-беззубка.

– Хорошо, мы так и поступим, – вздохнул Седов, почувствовавший вдруг сильную усталость и готовый вот прямо сейчас, когда за посетительницей захлопнется дверь, прилечь на кожаном диване в кабинете и поспать. – Рассмотрим вторую версию.

– В смысле? – напряглась она.

– Судите сами: убийство произошло в вашей квартире, и вы только что подтвердили, что у вас есть ключи и вы можете свободно в отсутствие Ивана Халина войти туда. Получается, что к убийству может быть причастен как Иван, так и вы, гражданка Рыжова.

– Но я не убивала его! – вдруг воскликнула она со слезами на глазах. – Я и видела-то его всего один раз!

– Кого? – Седов очнулся, желание спать пропало. Он словно проснулся от колокольного звона, а то и от набата. – Вершинина?

– Его звали Михаилом, больше я о нем ничего не знаю. Разве только то, что он большая сволочь!

…

– И что, ты задержал ее? – спросила Саша, ставя перед Седовым тарелку с супом с фрикадельками. – Вот так запросто подловил ее, и она, говоря вашим языком, раскололась?

Он после допроса подозреваемой в убийстве Рыжовой вернулся домой поздно ночью и был удивлен тем, с какой нежностью и любовью встретила его жена. Ни слова упрека, ни лишнего вопроса, ничего – только забота и желание доставить ему удовольствие. Она ведь и суп ему приготовила его любимый. И глядя на него, улыбалась, то и дело наклонялась к нему, стараясь лишний раз прикоснуться, поцеловать, приобнять. Они не виделись всего лишь сутки, а Саша за это время словно помолодела.

– Ты сегодня какая-то не такая… – Он поймал ее, схватил за руку и усадил к себе на колени. – И пахнешь, как апельсин, и сияешь… Разрумянилась, а волосы… Что ты сделала со своими волосами? Покрыла их золотом?

– Покрасила, – сказала она, краснея. – Нравится?

– Очень. Ты помолодела, в тебе появилось что-то такое… Не знаю, как и сказать. Может, я что-то пропустил? Может, у нас праздник и ты приготовилась по этому поводу, а я забыл?

– Нет, Валера. Просто у меня приняли мои эскизы, и уже с завтрашнего дня я начинаю работать.

– Не понял… А Маша? Ты нашла няню и мне ничего не сказала? – От этой мысли он даже есть расхотел и отодвинул от себя тарелку.

– Нет-нет, она не няня… Это мама моего заказчика, Ольга Дмитриевна. Она сказала, что присмотрит за Машенькой. У нее внук примерно такого же возраста, и она нянчится с ним, заодно побудет с Машей. Я договорилась.

– И кто такая эта Ольга Дмитриевна? Можно поподробнее?

– Она – потрясающая женщина! Вот посмотришь на нее и ни за что не дашь ей ее возраст…

И Саша, забывшись, принялась рассказывать ему о своей новой знакомой, которой, оказывается, можно доверять, как самой себе. Она так долго и в подробностях рассказывала ему об этой даме, что он даже как-то успокоился. Что ж, если женщина серьезная, может, ей действительно можно доверить дочку?

– Ты можешь почитать о ней в интернете, – продолжала заливаться Саша, ухаживая за ним, подкладывая жаркое и подливая коньяк. – Она – владелица клининговой компании, кроме этого у нее несколько магазинов итальянской одежды и бижутерии.

– Так ты будешь работать в ее доме? Расписывать стены?

– Нет, в доме ее сына. Он тоже бизнесмен, и его никогда не бывает дома. Да и дом-то его какой-то весь белый, бездушный, словно необитаемый, – захлебываясь эмоциями, рассказывала Саша. – Вот мне и поручили вдохнуть в него жизнь, понимаешь! Дом – как чистый лист бумаги! Ты представляешь, какое поле деятельности! Как я могу там развернуться! Тебе чай с лимоном?

И только уже перед самым сном, когда Валерий прилег на диване в гостиной, сморенный обильным ужином и коньяком, Саша, завершив все свои дела на кухне и сняв фартук, присела к нему и спросила, как продвигается дело Вершинина.

– Я же тебе говорил, что оно обещает быть сложным, – вздохнул он. – Представляешь, сначала хозяйка квартиры, увидев труп, сказала, что не знает этого человека. Она и вела-то себя относительно спокойно, как человек, который на самом деле ни в чем не виноват. Я и хотел-то от нее одного – побольше узнать о квартиранте, его зовут Иван Халин. Но она вдруг начала мне дерзить, как-то странно и очень уж смело себя повела, мол, вы полиция, вот и занимайтесь, ищите убийцу. Ну, тогда я и сказал, что следствие подозревает не только Халина, но и ее саму, хозяйку квартиры. И тогда она вдруг призналась мне, причем совершенно неожиданно, что знакома с Вершининым…

Седов рассказывал жене о своих делах, о Рыжовой, а сам смотрел на нее и чувствовал, как она почему-то отдаляется от него. Вроде бы совсем рядом, вот она, сидит на диване, и его рука обнимает ее за талию, и она такая красивая, милая, вроде бы полностью принадлежит ему и все делает для него, а за стеной спит маленькая Маша, но что же тогда так напрягает? Что? Неужели он постепенно превратился в собственника, которому важно, чтобы его жена сидела дома (какое хрестоматийное понятие!) и не работала? Чтобы никто из мужчин не мог ею любоваться так, как он. Чтобы никто не видел ее каштановых кудрей, нежной матовой кожи, блестящих сияющих глаз, сочных губ… Но когда, когда он сам-то обратил внимание на нее? Что в ней изменилось, когда она превратилась в прежнюю, юную Сашу? Ведь еще пару дней тому назад она была другая, домашняя, пропахшая запахом молока, слегка растрепанная, во фланелевых штанах и футболке, а сейчас на ней какая-то длинная зеленая юбка, белая трикотажная блузка с большим декольте… Одежда домашняя, но в то же самое время какая-то кокетливая, яркая, привлекающая внимание.

– …получается, что эта твоя Рыжова была любовницей Вершинина и его убили в квартире, которую она сдавала Ивану Халину?

– Да. – Он улыбнулся, еще не понимая, искренне ли Саша интересуется этим делом или расспрашивает его из вежливости. Хотя разве Саша вообще когда-либо была с ним не искренна?

– Странно…

– Что странно?

– Да все! Зачем ей было признаваться в том, что она была любовницей Вершинина? Ведь она могла бы промолчать! А так… ты задержал ее?

– Пока нет.

– Значит, отпустил все-таки, да? Подписка о невыезде?

Он рассмеялся. Так странно было слышать от Саши эти слова.

– Да. Задержал ее, чтобы взять отпечатки пальцев, а потом отпустил, конечно.

– Но ты мог бы представить ее в роли убийцы?

– Мог. Убийцы подчас выглядят такими беззащитными, хрупкими и нежными…

– Ты так смотришь на меня… Думаешь, я способна была бы на убийство?

– Не знаю… Никто не знает. Это очень сложный вопрос. Саша, ты счастлива? – спросил он и сразу же смутился. Он никогда еще не задавал ей таких вопросов. Все эти разговоры о любви и счастье он считал пустыми, подброшенными в воздух затасканными словами, поскольку любовь должна была, по его мнению, проявляться чувствами и действиями, а счастье – просто сиять в глазах. Вот как у Саши сейчас.

– Очень, – сказала она. – А ты?

Вместо ответа он привлек ее к себе и обнял.