Вспомнив, что у нее нет халата, я принес ей один из своих, огромный, зеленый и тяжелый, мои дети называли его «крокодилом». Я еще раз постучал и, когда мне открыли дверь, сунул в просвет большой махровый ком.

– Это мой! – сказал я на всякий случай, чтобы она не подумала, что халат мог бы принадлежать моей сбежавшей жене или Кате.

– Спасибо!

Она почти сразу же вышла, розовая, кутаясь в халат, на голове тюрбан из голубого полотенца.

Вот уж такой я ее точно не видел. Никогда. А какая милая, славная! Я обнял ее.

– Я словно заново родилась, – сказала она, отвечая на мои поцелуи своими, совсем уж какими-то целомудренными, почти детскими поцелуями. Стеснялась.

Я положил ей горячую запеканку, налил компот. Себе – водочки.

Она сняла с головы полотенце, распустила мокрые волосы.

– Значит так, Игорь. Или ты веришь мне или нет.

– Верю! – Я даже не дал ей договорить.

Она подняла на меня свои глаза, задержалась долгим взглядом, словно исследуя меня, пытаясь понять, искренен ли я.

– Мы с Колей, моим мужем, поругались. Понимаешь, наш брак в последнее время напоминал некую договоренность… Словом, мы жили каждый своей жизнью. Уверена, что у него были другие женщины, а может, одна, не знаю. Но выглядел он вполне счастливым, довольным жизнью. Наш бизнес… Когда-нибудь я расскажу тебе о нем более подробно, чтобы ты понял, откуда взялся начальный капитал и все такое. Но сейчас тебе важно знать, убила я его или нет. Так вот, мы жили под одной крышей, но у каждого была своя жизнь, я уже сказала… Господи, мысли расползаются, как нитки. Никак не могу сосредоточиться.

– Успокойся. Не хочешь, можешь сегодня вообще ничего не рассказывать.

– Я расскажу, что помню. Мы ругались с ним из-за ребенка. Он никак не хотел, чтобы я взяла ребеночка из детского дома. А я очень, очень хотела. Он считал, что это полный бред, что ребенок может быть с дурной наследственностью. На что я сказала ему, что неизвестно еще, какая у нас с ним наследственность. Думаю, это его задело, он начал что-то там говорить о том, что у него в семье все были приличные люди. Меня же в этой нашей, если так можно выразиться, беседе взбесило то, что он залез в мой компьютер, что посмотрел историю, понимаешь? Историю моих сетевых интересов! То есть ему, оказывается, было интересно, чем я живу, чем интересуюсь! А меня просто как током ударило! Я же не шпионю в его ноутбуке, не подслушиваю его телефонные разговоры. Да мне вообще безразлично, чем он занят. Больше того, меня все чаще и чаще начали посещать мысли о разводе, о том, что надо уже что-то решать. Я и в тот вечер ему тоже сказала, что это ненормально, что хватит уже играть в семью, что все знакомые уже знают, что у нас нет семьи, что все это фикция. Но для него было важно, чтобы его считали семейным человеком, и это при том, что мы все реже и реже стали бывать где-то вместе. Да вообще почти никуда уже не выходили. Я даже в театр ходила одна или с приятельницами. Коля не любил театр.

Я слушал ее, не перебивая, хотя вопросов было много, я едва сдерживался, чтобы их не задать. И главный: почему же не разошлись до сих пор? Все те доводы, которые она приводила, были какими-то несерьезными.

– Может, ты обидишься или просто не поймешь меня… – вдруг сказала она, – но, вероятно, я боялась стопроцентного одиночества.

– Это как?

– Мы встречались с тобой не так уж и часто. И я могла напридумывать себе о твоей жизни все, что угодно. И, конечно, я была уверена, что ты женат. Потому что такой мужчина, как ты, просто не мог быть одиноким. И вот когда впереди целая неделя ожидания свидания и ты совсем одна, в пустой квартире… Это как-то страшновато. А так… Я в своей комнате смотрю телевизор, Коля – в гостиной, можем поужинать вместе.

Я открыл было уже рот, чтобы спросить о характере их отношений, как она теплой ладошкой прикрыла мне рот.

– Мы не спали с ним уже несколько лет. Совсем. У меня два года тому назад был любовник. Молодой, его звали Тагир. Я влюбилась в него. А он женился, и я за один вечер постарела лет на пятьдесят.

– Это был тот самый вечер, когда мы познакомились? – промычал я через ее ладонь.

– Да, и хватит об этом.

Она склонилась надо мной и нежно поцеловала меня в губы.

– Мне до сих пор стыдно за тот свой поступок. Вела себя, как идиотка. Совсем не соображала, что делаю.

– А тогда, когда твой муж… когда его убили… Что ты помнишь, кроме вашей ссоры?

– Помню, что для себя приняла решение расстаться с ним, развестись. Вот только не продумала еще, где кто будет жить. Я знала, что Коля тоже привязан к нашей квартире.

– А ты не хотела жить со мной?

– Не могла об этом мечтать, – прошептала она. – Говорю же, была уверена, что ты женат. Я даже рисовала себе портреты твоих жен… блондинок, брюнеток…

– Что было потом?

– Кажется, я крикнула ему, что наш дом стал для меня тюрьмой, что я здесь задыхаюсь, что я хочу уже чем-нибудь заняться.

– Ты нигде не работаешь?

– Нет, и это меня тоже не красит. Мне было стыдно сказать тебе, что я – опасный человек, что меня нельзя подпускать к цифрам, что я чуть не разорила нас с Колей в свое время и что, если бы не его мозги… Короче, я много раз представляла себе, что мы разговариваем с тобой, что ты задаешь мне вопросы, а я отвечаю. И вот мои же ответы меня же и убивали. Ведь я ничем серьезным не занималась. Жила в свое удовольствие, тратила деньги, которые зарабатывал мой муж, я даже не всегда сама готовила ужин, последнее время нам приносили из ресторана. И получалось, что я как бы никто. Просто женщина.

– Зачем ты разбила его машину?

– Не знаю. Не помню этого.

– Но соседи видели.

– Но я, правда, не помню.

– А у тебя раньше бывало такое, что бы ты ничего не помнила? У тебя были провалы в памяти?

– Да вроде нет.

– А тот вечер, когда мы с тобой познакомились, ты все помнишь? Ты, вообще, соображала тогда, что делаешь? Что тебе мог позвонить какой-нибудь урод, психически нездоровый человек или просто преступник, который мог бы тебя убить, ограбить…

– Ты мне уже все это говорил, пожалуйста, не надо.

– А пистолет?

– Я знала, что у него он есть, я знала, где он его хранит, в сейфе. Отлично помню тот вечер, когда мы с ним смотрели какой-то американский боевик, там убийца проник в дом и перерезал всю семью, и тогда Коля сказал, что завтра же поедет и купит пистолет. Что это дело решенное. Потом я слышала, как он звонил какому-то своему другу, расспрашивал его о том, где и как можно оформить разрешение на хранение оружия. Я же не придавала особого значения всему этому. Понимала, что он мужчина, что ему пистолет нужен не только для самообороны, но и для престижа, что ли. Что мужчины, они, как мальчишки, будут друг перед другом хвастаться оружием. Ну вот… А потом он просто сказал мне, что купил пистолет.

– Показал?

– Да, конечно.

– Значит, после того, как вы с ним поссорились, ты выбежала из дома и?..

– Не знаю. Пошла шататься по улицам.

– Ты раньше шаталась, как ты выразилась, по улицам? У тебя есть какой-нибудь маршрут?

– Да не то, что маршрут… Просто иногда, когда хочется пройтись, брожу по соседним улицам. Неподалеку от моего дома, буквально за углом, есть пекарня, там всегда пахнет сдобой и кофе, вот туда меня почему-то как магнитом притягивает. Дальше церковь, потом маленькая площадь, самодеятельный театр, больница… Иногда останавливаюсь, чтобы почитать объявления.

Тут она вдруг улыбнулась мне, а потом и вовсе расхохоталась, но не громко, тихо, прикрыв рот рукой, понимая, что в доме спят дети:

– Но более идиотского объявления, чем то, что я клеила, когда меня бросил Тагир, я не встречала.

Я решил сделать вид, что не обратил внимания на ее слова. К тому же упоминание имени ее бывшего любовника было мне не очень-то приятно.

– Сколько времени прошло с тех пор, как ты вышла из дома?

– Не знаю. Я ходила по улицам и думала о ребенке, о том, что, если я разведусь с Колей, вряд ли мне дадут усыновить ребенка. Получалось, что я, с одной стороны, хотела свободы и развода, а с другой – была зависима от Коли. И все это меня страшно бесило!

– Значит, ты не помнишь, как разбивала машину?

– Знаешь, мне вообще вся эта история с машиной непонятна. С какой стати мне было бы разбивать машину? У него дорогая машина, «Мерседес», почти новая, он ее в прошлом году купил. Да у меня бы просто рука не поднялась.

– Но соседи все как один утверждают, что это была ты… – осторожно заметил я. – Что на тебе была красная куртка. У тебя есть красная куртка?

– Конечно, есть. Я в ней обычно и отправляюсь на прогулку. Ты хочешь сказать, что я вообще ничего не соображала, когда вела себя, как последняя идиотка? Нет, я все понимаю, поскандалили-поругались, покричали друг на друга, но чтобы убивать?! Нет, я пока еще не сошла с ума.

Она вдруг сжалась вся, подобралась, словно уменьшилась в размерах, и теперь смотрела на меня испуганно, словно ожидая от меня одного – поддержки.

– Иди ко мне, – я сделал ей знак, и она пересела ко мне на колени, обвила руками мою шею, прижалась ко мне.

– Игорь, мне страшно. Я влипла в какую-то нехорошую, грязную историю. Ты ведь поможешь мне? Поможешь?

– Конечно, помогу. Ты мне только доверься.

– Мне очень, очень нужна твоя помощь. И прямо сейчас!

– В каком смысле?

– Мне нужно туда попасть, срочно.

– Куда?

– Домой. Я должна увидеть все своими глазами. Тогда, может, что и вспомню, а?

– Но квартира наверняка опечатана!

– А ты поговори с Костровым. Если будут нужны деньги, я заплачу, только пусть меня туда пустят.

– Лена?

– А вдруг это вообще не он? Опознания-то не было? Кто его опознавал?

Этим вопросом она поставила меня в тупик. Действительно, кто опознавал Львова? Насколько я понял из разговора Кострова с Геннадием Неустроевым, следователем, Лену арестовали прямо на месте преступления, наверняка надели наручники и…

– Расскажи, как все было. Как тебя арестовывали?

Она посмотрела на меня как на предателя.