6. Миша

Он не знал, где находится и сколько времени прошло с тех пор, как в его кабинет ворвались люди в черных шапках с прорезями, которые оглушили его и вывезли куда-то за город.

То, что он за городом, он понял, когда очнулся и выглянул в окно. В голубоватых сумерках, в легком тумане замерли, как нарисованные тушью, полуголые деревья и кусты. А что за ними, есть ли жизнь, есть ли живая душа, способная помочь ему выбраться из дома, он не знал.

В сознании, как сгустки хрупкого пепла, сохранились фрагменты каких-то событий. Но были ли то призраки сновидений или реальных действий, он тоже не понимал.

Однако было одно чувство, одно знание, которое отравляло и без того тягостную картину происходящего: болезненное ощущение большой потери. Словно у него что-то отняли. Навсегда. И виноват в этом был только он.

А еще было очень холодно. В доме не топили, хотя утром вся поверхность земли, жухлой травы и кустов была выкрашена белесым инеем.

Что это за дом? Кому он принадлежит? Почему его здесь держат?

Чтобы не окоченеть, он, неспортивный, в общем-то, человек, решил подвигаться, размять мышцы. Но занимался от силы несколько минут, после чего сел на продавленную кровать с грязным матрацем, обхватил ладонями лицо и зарыдал.

Если бы у него был с собой телефон, он позвонил бы своим друзьям и сказал, что у него беда… Память вдруг начала возвращаться к нему неумолимо (лучше бы он ничего и не помнил, чем такое!). Господи помилуй, он продал свой ресторан. Или подарил. Какому-то типу. Какому-то совершенно незнакомому типу, которого он несколько раз видел в ресторане. Всплыла и фамилия, простая, как водка: Иванов. Иванов, и все. Как анекдот, попахивающий кровью.

Ему еще в машине сделали укол, и ему стало сразу жарко, как если бы в кровь ввели расплавленный металл. А потом они сидели в какой-то комнате с зелеными занавесками, и все вокруг казалось зеленым. Ему дали подписать документы. Много листов, очень много. Иванов был неприятным типом. Он напомнил ему одну историю. Таисия пела романсы из репертуара Изабеллы Юрьевой. Молодая, ослепительная, роскошная Таисия в черном кружевном платье, с высокой прической, сидела возле рояля, прижав к груди букет роз, и пела «Жалобно стонет ветер осенний…». Она пела так, что всем стало грустно. Она была потрясающа в тот вечер, и Миша едва сдерживал себя, чтобы не признаться ей в своих чувствах. Однако уверенный, что она его отвергнет, он так и не решился заговорить с ней…

– Познакомь меня с ней, – сказал молодой мужчина в черном костюме и белоснежной рубашке, бесцеремонно, обращаясь к нему на «ты», вломившись к нему в кабинет после представления.

– С кем? – сразу понял Миша.

– С Таисией. Ее же так зовут, твою певичку?

– Я не могу, – сказал Миша.

– Она мне гримерку не открыла, а тебе откроет. Главное, чтобы мы увидели друг друга, – от него пахло алкоголем, – мы поговорим, и все решится в лучшем виде… Я ее не обижу.

– Пожалуйста, покиньте мой кабинет, – Миша встал и незаметно для посетителя нажал на кнопку экстренного вызова охраны, вмонтированную в стол. Охрана в ресторане состояла из двух крепких парней, мающихся от скуки и разъевшихся в последнее время до неприличия.

Однако через мгновенье посетителя уже вывели под белы рученьки из кабинета. И больше он его в этот вечер не видел. Но через некоторое время к нему в ресторан пришел один маленький красноносый господин в толстом свитере, представился правой рукой господина Иванова (вот тогда-то Миша сразу же вспомнил и черный костюм с белой рубашкой, и рыжие волосы, и голубые прозрачные глаза, и большой тонкий рот, как у ящерицы) и предложил Мише продать особняк, мотивируя это тем, что он прежде принадлежал как раз этому господину, вернее, его предкам, и вот теперь во имя восстановления исторической справедливости он хотел бы его вернуть. Цена была хорошей, безусловно, да только с какой стати Миша стал бы продавать и дом, и ресторан и вместе с этими стенами – свою жизнь и мечту? А воспоминания, которые грели его и придавали сил? Миша, понятное дело, отказал. В третий раз Иванов нарисовался снова в лице своего помощника – на этот раз ему просто положили на стол фотографию со свежей могилы родителей и пририсованным фломастером нечетким гробом где-то в углу очерченного оградой участка.

– Вы что, мне угрожаете? – Миша похолодел от ужаса, глядя на приготовленное как бы для него место рядом с родителями. О подобных вещах, что с ним сейчас происходили, он только слышал от своих знакомых и друзей, такие наезды попахивали настоящим бандитизмом и смертью. Он мысленно уже начал продавать особняк, даже встретился со своим адвокатом… Но все это мысленно. Заняться же этими угрозами вплотную, реально отреагировать на них он так и не решился. Словно кто-то более смелый и сильный сдерживал его, мол, не обращай внимания, все это пустые угрозы, не смеши людей и живи себе спокойно. На самом деле, мало ли кто может положить глаз на его ресторан?

Быть может, это его отношение к внезапно возникшей проблеме, это кажущееся легкомыслие были связаны с тем первым визитом капризного посетителя, пожелавшего добиться Таисии? Желающих познакомиться с ней поближе, или даже проводить ее, было больше чем достаточно. Но все эти ее поклонники были людьми, как правило, достойными, уважаемыми и позволяли себе слабость лишь под воздействием алкоголя, о чем потом жалели и после всегда извинялись перед Мишей, оберегавшим ее покой и безопасность. С самой Таисией никому не позволено было близко общаться, ее поклонники ограничивались цветами, письмами, записками. За этим строго следили охранники, но чаще всего ее провожал до такси он сам, Миша Зелькин, влюбленный в нее по уши, каждый вечер с замиранием сердца наблюдающий за ней со своего места за бархатной портьерой и мечтающий о ней до дрожи в коленях…

Невысокий, плотного сложения брюнет с приятными чертами лица, мягким голосом и превосходными манерами, он, по мнению его родителей и друзей семьи, должен был родиться на два века раньше, когда понятие чести было не пустым звуком, а делало мужчину мужчиной, да и отношения в обществе были простыми, ясными и более правильными. К тому же в то далекое и прекрасное время и темп жизни был медленнее, что соответствовало темпераменту Миши, и стихи с романсами, которые он так любил, в то время почитались. Словом, Миша Зелькин явно промахнулся, родившись в безумное, наполненное суетой и автоматизацией время, а потому он всегда как бы притормаживал, а иногда и вовсе входил в ступор, не зная, как себя вести. Так случилось и в этот раз, когда он не смог вовремя и правильно отреагировать на угрозы Иванова…

Родители Миши, как это ни странно, казалось бы, старшее поколение и одной с ним крови, напротив, чувствовали себя в современном мире весьма уверенно. Особенно отец, обладающий даром предпринимательства и умеющий находить для дружбы полезных и приятных в общении людей. Потихоньку перепродавая московскую недвижимость, находя лазейки в законодательстве, позволяющие присвоить себе государственные или, как он любил выражаться, «ничейные» объекты собственности, подкупая нужных ему людей среди чиновников и одаривая подарками и обещаниями простодушных собственников «битых» квартир поближе к Тверской, он сколотил приличное состояние, что позволило ему воплотить в жизнь свою давнюю мечту – выкупить понравившийся ему старинный особняк и превратить его в игорный клуб. Слабо представляя себе, однако, сам процесс устройства ресторана, его внутреннюю жизнь и законы, он сначала поручил заниматься всем этим жене, особе артистической и обладающей огромным количеством знакомых и друзей, а потому как бы априори отвечающей за клиентуру, и она слегка растерялась. И тут словно вмешалась сама жизнь, расставившая все по своим местам. Травма кисти, случившаяся у Миши, подающего надежды скрипача, убив его будущее музыканта, сделала его как-то легко, словно в нем этот талант спал и ждал своего часа, ресторатором. Он оказался неплохим проектировщиком, дизайнером, сумел привлечь к своему ресторану хороших поваров, набрал штат официантов и открыл ресторан. Любовь к музыке в сочетании с талантливо задуманным маркетинговым ходом, связанным с использованием всех своих знаний и пристрастий, а также вкуса своих родителей и их друзей, помогла ему полностью реализоваться и в той сфере. Так появился ретроресторан с живой музыкой, украшением которого стала прекрасная его находка – молодая женщина с редким именем Таисия…

Скрип открываемой двери показался ему громом небесным – до того глубоко провалился он в свои воспоминания, что вынырнув, чуть не умер от неожиданности.

Он увидел высокого парня в куртке-аляске – за плечами торчал рыжий мех.

– Ты жив, Мишаня? – Парень широко улыбнулся, показывая ровные белые зубы. – Свечку мне поставишь, когда в храме будешь.

Где-то он уже видел эту улыбку, эту куртку. Эти синие глаза.

– Мы знакомы?

– Не то слово! – парень хохотнул. – Вообще-то, я должен был тебя как бы отправить на тот свет. Да только я врач, а не убийца. Но мне за тебя хорошо заплатили, а деньги мне сейчас, ох, как нужны. Короче, я отвезу тебя в Москву, по дороге поговорим, хорошо?

– Но я же вас знаю… Вы бывали в моем ресторане?

– Бывал, и не раз… Но дело сейчас не в ресторане. Поехали… Вот, возьми пока мою куртку, чтобы дойти до машины, а то ты, я вижу, совсем продрог.

Миша вышел за ним на улицу, с неба падала невидимая снежная крупа, мягко касаясь куртки. Рядом с домом, в котором он провел неизвестное время, домом с решетчатыми окнами и высоким крыльцом, стоял большой черный джип.

– Садись скорее. Пока не передумал!

Миша послушно сел на заднее сиденье и обнял себя за плечи, все еще не веря в охватившее его тепло. Он сразу почувствовал, как лицо его, щеки стали наливаться теплой кровью. Он уже не умрет, ему помогли, его оставили в живых!

– Кто такой Иванов?

– Олежек-то? Один очень нехороший человек, возомнивший себя этаким волшебником Гудвином. У него и кличка такая – Гудвин. Ему понравился твой ресторан, он решил его сначала купить у тебя, чтобы устроить там подпольное казино, благо что места там полно, и хорошие подвалы, которые можно переоборудовать в игровые залы… И место классное, тихое и вместе с тем центр! А ты не согласился. Он узнал, что за тобой никого нет, сначала помог отправиться на тот свет твоим родителям, потом принялся за тебя…

– Кажется. Я подписывал какие-то документы…

– Да, мы накачали тебя кое-чем, и ты все подписал… Да еще в присутствии нотариуса, – улыбка «доктора» была искусственной, какой-то даже злой.

– Вы вроде неплохой парень… Почему согласились помогать ему?

– Он пообещал мне отжать стоматологическую клинику в Крылатском. Там хозяин умер, осталась только его вдова с маленькими детьми… С ней он собирался договориться путем угроз, считая, что она все подпишет, лишь бы ее с детьми оставили в покое…

– Я думал, эти времена уже в прошлом…

– Я тоже так думал. Да только Олежка застрял со своими представлениями и принципами где-то между девяностыми и нашими днями. Сколотив себе капитал на алмазах, будучи чиновником в одном весьма плодородном на эти камушки крае, он возомнил себя человеком с безграничными возможностями, придумал прошлое своей семье, купив какой-то там титул и все такое, и вот нашел твой особняк, решив, что он по праву принадлежит ему. Я понимаю, конечно, мы, мужики, до самой смерти остаемся мальчишками и любим поиграть в разные игры… Но вот Олежа заигрался. Решил во что бы то ни стало забрать себе особняк, да вместе с ним и твой бизнес. Он понял, что ты человек слабый, что родители твои – не бойцы, что за спиной у тебя никого нет, кроме маразматиков-пенсионеров, бывших чинуш, которым некуда девать свои наворованные у государства денежки, вот он и решил, что получит все, что хочет, не особенно-то напрягаясь. Я лично совершенно случайно оказался в его команде, просто задолжал деньги, и один мой друг решил помочь мне, сведя с Олегом. Я оказывал ему кое-какие медицинские услуги, пока не понял, что давно уже отработал все, что он мне дал, чем помог, и что теперь это он мне должен… Короче, он приказал мне сделать тебе инъекцию… Но, как видишь, я не смог. Вместо тебя похоронил ящик из-под бананов, чтобы холмик был, тебя спрятал в этом старом складе, отправил ему фотографию тебя, как бы мертвого (я сделал снимок, когда ты крепко спал), и теперь спешу в аэропорт, чтобы как можно скорее покинуть весь это кошмар, хаос и распрощаться со своим прошлым. У меня есть деньги, паспорт на другое имя и весь мир, что называется, в кармане.

– Значит, я должен поблагодарить вас… – Миша едва разлепил губы. – Но он же снова найдет меня и тогда уже наверняка убьет…

– Ты должен спрятаться, Мишаня. У тебя друзья есть?

– Да я теперь и не уверен, что хочу, чтобы кто-нибудь из них меня увидел… Люди меняются… Да к тому же мне не хотелось бы доставлять им неприятности.

– Тебе надо, по-хорошему, либо обратиться в полицию и доказать, что тебя заставили поставить подпись на документах, в частности на договоре продажи ресторана. Или же, если не чувствуешь в себе силы бороться, бежать, Миша, и как можно дальше…

– Скажите, мои родители… авария… Это он подстроил?

– Думаю, да. Уж слишком ты его разозлил однажды, когда дал понять, что та женщина, которая у тебя поет, Таисия, кажется, не его поля ягода… Он привык брать все, что хочет.

Миша посмотрел на проплывающие мимо затуманенные высокие ели, тусклые зеркала маленьких озер с отраженным в них темнеющим небом, и почувствовал, как по щеке его потекли теплые, как кровь, слезы.

Как это – бежать? У него отобрали все самое дорогое, что было в его жизни, – родителей, ресторан и, возможно, Таисию…

– А что с Тасисей, не знаете? – он замер, не готовый выслушать правду и уже успевший пожалеть о своем вопросе.

– Нет, я не знаю… Но смею предположить, что она уже не работает в ресторане. Во всяком случае, с ее репертуаром там сейчас делать нечего.

Миша снова мысленно отправился в полицию и начал уже было писать заявление, как понял, что наступила ночь и они вторглись в сверкающую громаду Москвы.

– Так куда тебя отвезти-то? Надумал?

– Да, мне в мой ресторан.