3. Виолетта

– День какой сегодня, богатый на события, – заметила Тая, запирая дверь за соседкой.

– Ты сказала ей, что подумаешь. Ты реально хочешь поехать к ней на дачу? Ты, такая измученная, готова впрячься за нее?

– Ну да! Лена классная, она всегда мне нравилась. Красивая такая, спокойная, умная, мы с ней сколько раз пили чай, когда ее дети спали, разговаривали. Она мне о себе рассказывала, о детках… Они совсем маленькие, погодки, Танечке два годика, а Аркаше – три. Такие крохи. Забыла спросить Зою Григорьевну про детей. Конечно, я хочу ей помочь. А что тебя так удивляет?

– Наоборот, не удивляет, – призналась я. – Я реально рада, что не ошиблась в тебе. Вот только ты недавно только в себя пришла. Или уже забыла?

– Да нормально я себя чувствую… Думаю, гораздо лучше, чем Лена.

– Ладно. Тогда иди прими душ, – скомандовала я, – и собирайся. А я с тобой.

– Ты серьезно? – слабая улыбка осветила лицо Таисии.

– Конечно.

Странное дело, мне всегда казалось, что изнасилование – это как катастрофа, после которой женщины с трудом выживают. И дело не в физическом состоянии, если, конечно, это не групповуха, а в психике. Тая же моя как-то очень быстро пришла в себя. Вот только неясно было, радоваться мне этому обстоятельству или насторожиться. Бабушка меня всегда учила никем не очаровываться, воспринимая людей такими, какие они есть, никому уж точно не доверять и даже самые благородные чужие поступки подвергать проверке. Вот и тогда, глядя, как проворно розовая после горячего душа Таисия собирается, я все-таки напряглась. А что, если она выдумала эту историю с рестораном и никто ее не насиловал? Да может, она вообще не та, за кого себя выдает? В любом случае, решила я, деньги в доме не оставлю, возьму с собой, мало ли. И пистолет положу в карман, ничего, что тяжелый.

– Виолетта? Ты чего с сумкой-то? Мы же вернемся, – удивилась Тая уже перед тем, как нам выйти из квартиры. – Или ты передумала остаться со мной, у меня?

Не была она похожа на правую руку Луки Заречного, да и нереально все это – чтобы тот, у кого я украла деньги, вот так быстро сориентировался, разыскал меня да и подсунул мне Таю, жертву изнасилования, чтобы мы с ней скорешились-подружились. Какой в этом смысл? Даже если предположить невозможное, что Тая – часть спектакля, организованного с целью вернуть деньги, кто бы успел так быстро все это провернуть? Конечно, это полный бред! И во всем виновато мое больное воображение и переполнявший меня страх, который с каждым часом набухал во мне все больше и больше…

Понятно мне было и удивление Таисии, увидевшей меня в обнимку с сумкой, набитой миллионами евро. Она-то не знала, что в ней, иначе точно не спросила бы, зачем я беру ее с собой. Поделиться с ней тайной содержимого сумки я тоже считала, мягко говоря, преждевременным. Получалось, что я как бы не доверяла ей, забирая сумку, или, во всяком случае, не собиралась возвращаться в ее квартиру. Я уже и не знала, как мне поступить, и тут вдруг Таечка просто-напросто отобрала у меня сумку и сунула ее за диван, в укромное местечко в гостиной.

– Не пори горячку. Будешь пока жить у меня, – сказала она тоном, не терпящим возражения. – Что там в твоей сумке ценного? Пижама да зубная щетка? Вот и хорошо, пусть останутся здесь, у меня. Вернешься, помоешься, переоденешься и отдохнешь. Я понимаю, мы с тобой мало знакомы, но разве тот факт, что я предложила тебе свой кров, ничего для тебя не значит?

– Значит, – прошептала я, глядя на синюю темную сумку в тени дивана. – Конечно, значит. Вообще-то, у меня там пистолет.

– А… Теперь хотя бы понятно, почему ты так держишься за свою сумку. Откуда пистолет? Чей он?

– Нашла.

– Ты хотела взять его с собой?

– Да, – проблеяла я неуверенно. – Неизвестно, куда едем.

– Давай уже ты успокоишься и перестанешь во всем видеть смертельную опасность. Да, Лена попала в переплет, ей тяжело, но мужа-то ее, изверга, там, в Зеленом Бору, нет и быть не может. Сейчас мы имеем дело с благообразной старушкой, чудесной женщиной по имени Зоя Григорьевна. Я просто уверена, что, попади мы с ней даже в какой-нибудь переплет, она сразу же позвонит своему сыну Диме, и все вопросы будут решены. Что, я убедила тебя не брать с собой пистолет?

Конечно, она не поверила мне, что я его нашла. Слишком уж фантастически это выглядело. Интересно, подумала я, а что она сказала бы, если бы я призналась, что нашла шесть миллионов евро? Расхохоталась бы в лицо, точно.

Решив, что надо действовать по обстоятельствам и что впредь не стоит привлекать внимание кого бы то ни было к сумке, я попросила у Таи прощения за свою неделикатность. После этого я стерла со своего лица озабоченность и смело последовала за старшей подругой в неизвестность. То есть за порог ее милой уютной квартиры, чтобы направиться в Зеленый Бор.

– Придется немного подождать, такси будет через четверть часа, – сказала Зоя Григорьевна, когда мы втроем вышли на улицу. – Ничего, подышим свежим воздухом. Да и доктор Михаил Семенович отзвонился, предупредил, что немного задержится.

– Эти таксисты, – покачала головой Таисия, выражая явное недоверие к представителям этой профессии, – опасные люди. Всегда и все знают, звонки же фиксируются, записываются. Если Борисов подключит своих людей, то может вычислить, куда увезли Лену.

– Нет-нет, Таечка. Не переживай. Это знакомый таксист, Александр Петрович, я его хорошо знаю и всегда вызываю только его, а потому ему можно доверять. Мы с ним катаемся на мою дачу вот уже пять лет!

Ноябрь, предав осень, решил нас в этот день просто заморозить, прикинуться декабрем. Откуда-то подул холодный ветер, принес похожую на снег крупу, с деревьев с шумом летели листья. А знакомый таксист Зои Григорьевны где-то застрял в пробке.

– Что поделать, вся Москва стоит, – чуть не плакала пожилая женщина, кутаясь в широкий красный шарф.

– Может, позвоним нашему баянисту? – шепотом спросила я Таисию.

– Я не против. У меня голова замерзла, я же ее помыла.

Я позвонила Петру, спросила, не сможет ли он приехать, чтобы отвезти нас в Зеленый Бор. Реально ли приехать хотя бы в течение получаса? Петя звонким голосом ответил, что он находится в нашем районе и прибудет через восемь минут.

– Посмотрим, – недоверчиво покосилась Зоя Григорьевна в мою сторону.

– Посмотрим, – кивнула головой Тая.

Петя прибыл на одну минуту даже раньше, практически одновременно с появившимся возле дома доктором, высоким худым стариком в теплой куртке, вязаной черной шапочке и джинсах. Я, честно говоря, даже глазам своим не поверила, когда во двор въехала знакомая старенькая «Волга», за рулем которой сидел, широко улыбаясь, наш баянист. Мы бросились к машине, чтобы поскорее спрятаться от холодного ветра.

– Фантастика! – воскликнула Зоя Григорьевна, усаживаясь на заднее сиденье между Таей и Михаилом Семеновичем. Я села рядом с водителем и тут же пожалела об этом. Какой из меня штурман, если я понятия не имела, куда ехать.

– Я знаю дорогу как свои пять пальцев, – успокоила меня Зоя Григорьевна, набирая номер застрявшего в пробке таксиста, чтобы дать ему отбой.

– А ты чего здесь делал, в этом районе? – спросила я Петра, ловко маневрирующего между автомобилями.

– Работал, – пожал он плечами. – А вы что забыли в Зеленом Бору?

– У меня там дача, – отозвалась Зоя Григорьевна. – Вот едем подышать свежим воздухом да забрать яблоки. Скоро морозы ударят, а у меня там четыре корзины зимних яблок и груш.

Надо сказать, что насчет яблок и груш она сказала чистую правду. Мы приехали на дачу, слегка смахивающую на небольшой загородный дворец, утопающий в высоких елях. Первое, что я помню, – крепкий яблочный дух, который ударил в нос, едва только мы переступили порог. На плиточном, черно-белом полу терассы стояли четыре большущих корзины, наполненных желтыми и бордовыми яблоками, рядом обнаружился и деревянный ящик с грушами.

Уж не знаю, как так получилось, но Зоя, забыв об осторожности, пригласила Петра в дом выпить чаю. Вероятно, она-то, в отличие от меня и Таи, понимала, как важно в ситуации, в которой мы оказались, иметь в друзьях водителя транспортного средства. К тому же с нами был доктор, не проронивший ни слова, пока мы ехали, которого надо было возвращать в Москву.

– Леночка, мы приехали! – немного дрожащим, быть может, от волнения, голосом заявила о своем приезде хозяйка. – Ты где?

Судя по тишине, в доме было все спокойно, где-то на верхних этажах работал телевизор. Хозяйка с доктором поднялись на второй этаж, Таисия же, взяв на себя инициативу, предложила нам с Петром последовать за ней на кухню. Просторная, теплая, с длинным столом посередине, она показалась нам просто раем. Тая поставила греться чайник.

– Понтовая база, – покачал головой Петр, оглядываясь. – Я на прошлый Новый год тусил на такой.

Я смотрела на Петра, Таисию, прислушивалась к едва раздающимся откуда-то сверху голосам и спрашивала себя, как могло случиться, что я в один день обзавелась деньгами, оружием, познакомилась со столькими людьми, да еще и попала в настоящий богатый дом! Я никогда прежде не бывала в таких домах, не была знакома с хозяевами подобных дворцов. Подумалось еще, что подобное разделение общества на богатых и бедных, которое просто резало глаза, и толкнуло моего отца заняться отстрелом хозяев таких вот хоромов. За эту работу ему, видать, хорошо платили, но, кто знает, быть может, он получал особое удовольствие, лишая их жизни. Конечно, это были мои тайные недобрые мысли, и хорошо, что люди еще не научились читать их друг у друга в сознании. Страшно даже представить себе, что подумали бы обо мне Таисия и Петр, если бы поняли, кто я такая и чем дышу. Да, господа, это зависть в самом буквальном значении этого слова. Ничто так, как бедность, не унижает человека, не делает его изгоем, ничтожеством в глазах людей успешных и богатых. Посмотрела бы я на ту же Зою Григорьевну, живи она на одну пенсию. Не уверена, что она помогла бы своей соседке, жене богатого бизнесмена Борисова. Возможно даже, увидев ее, избитой на лестнице, сказала бы: «Так тебе и надо»! А сейчас, благодаря сыну-депутату, разве ей трудно было протянуть руку помощи Лене Борисовой? Возможно, ей даже приятно заниматься локальной благотворительностью, изображая из себя ангела.

Вот такие были у меня мысли. Не совсем чистые, даже гадкие. И все это исключительно ради того, чтобы лишний раз не очаровываться никем. Даже такой, в общем-то, приятной старушкой, какой была Зоя Григорьевна.

Петр говорил о чем-то, но я не особенно прислушивалась. Таисия между тем накрыла на стол, приготовила бутерброды, которые Петр с аппетитом поедал.

– …Я говорю ему: «Оставь мою мать в покое». А он мне: «Не лезь, щенок, не в свое дело. Она денег мне задолжала и пока не отдаст, пусть стоит на рынке, мерзнет». У нее почки больные, мне ее так жаль. Вот я и решил стать бомбилой, в перерывах между занятиями. Трудно, конечно, но что поделаешь?

Мать, если ему верить, задолжала хозяину точки на рынке миллион двести рублей. Откуда он взял эту сумму – трудно понять. Говорит, что у нее украли товар, а она раньше была должна гораздо меньше, просто проценты набежали. Но она же торгует просто кастрюлями да сковородками на рынке.

Я вынырнула из густого облака своих мыслей, пытаясь уловить суть сказанного Петром. Еще одна человеческая драма. Музыкант, баянист вынужден подрабатывать на старой машине, чтобы помочь матери расплатиться с хозяином товара. Интересно, кто-нибудь в этом мире счастлив?

Оказывается, я произнесла этот явно риторический вопрос вслух. И Петр немедленно замолчал. У него даже рука с бутербродом опустилась, и он как-то совсем по-взрослому вздохнул.

Внезапно наше уютное и мирное чаепитие разорвал женский крик, переходящий в затяжной стон. После него на нас откуда-то сверху словно прорвалось облако великой боли, посыпались горькие слова и фразы, смысл которых был очевиден: «Я же любила его!», «Как он мог так поступить со мной?», «Что плохого я ему сделала?», «Он забрал моих детей, где они сейчас, с кем?», «Господи, прошу тебя, помоги мне!»

И ни одного намека на сквернословие, оскорбление, словно эта женщина, святая Елена, жила в каком-то своем чистом мире, куда не проникали грязные ругательства, слова, которыми можно ранить или даже убить человека.

Потом мы услышали низкий голос доктора, и все стихло.

– Да, я сразу понял, что вы едете сюда не за свежим воздухом, – сказал Петр. Лицо его еще больше погрустнело, словно тяжелые мысли о нелегкой судьбе матери плавно перетекли в реку чужого, но не менее близкого сердцу горя. У меня возникло непреодолимое желание схватить этого мальчишку, чувствительного музыканта, за руку, что я и сделала. Сжала его теплые пальцы.

– Это не моя история, – сказала я извиняющимся голосом.

– Ее муж избил и выкинул, скотина, – вдруг произнесла Таисия, сверкнув потемневшими от злости глазами. – Наша это история, бабья. У нее муж – богатая сволочь, выставил, говорю, из квартиры чуть ли не в ночной рубашке. А Зоя Григорьевна, соседка наша, привезла ее сюда. Не думаю, Петя, что ты знаком с Борисовым, не верю в совпадения, но вижу, что душа у тебя есть, потому и говорю правду.

– Такое сплошь и рядом, – развел руками Петр. – И что теперь делать будем?

– Ты отвезешь доктора домой, мы заплатим тебе, и твое участие на этом закончится, – ответила Таисия.

– Доктора-то я отвезу, но вы не скидывайте меня со счетов. Может, и я чем могу помочь. Я хоть и музыкант, не качок какой, на меня дунешь, и я свалюсь, да и денег у меня, как вы поняли, нет, но вы во всем можете на меня положиться. Я умею хранить чужие секреты. Еще я контактный, лажу с людьми, могу добывать информацию.

– Это ты к чему? – удивилась я. – На работу к нам хочешь устроиться?

– Да нет, просто, – растерялся Петр, которого я как-то уж слишком резко оборвала.

– Да и чем тут поможешь?

– Как – чем? – оживился наш баянист. – Насколько я понимаю, ваша подруга или соседка хочет вернуть детей. Возраст детей?

– Малыши совсем, два и три года.

– Отлично! Я бы мог, к примеру, украсть их. Я не трус! Я вообще ничего не боюсь. Думаю, ее дети сейчас с няней, в таких семьях просто не может не быть няни. Они отправятся на прогулку, я выкраду детей, посажу в свою машину и привезу к вам, сюда.

– Блестящий план, – горько усмехнулась Таисия. – Но ты все равно молодец.

Послышались быстрые шаги, в кухню вошла Зоя Григорьевна, следом за ней доктор.

– Михаил Семенович, давайте уже чайку, а? Сорвали вас, привезли сюда. Давайте-давайте, не стесняйтесь. Таечка, налей, пожалуйста, Михаилу Семеновичу чаю.

Таисия принялась ухаживать за доктором. В какой-то момент я почувствовала, что движения ее стали замедляться, она как-то странно посмотрела на меня, потом глаза ее закатились, и она, не успев, к счастью, взять в руки чайник, повалилась на стул, а оттуда на пол. До сих пор не знаю, как Петру удалось подхватить ее на руки.

Молчаливый Михаил Семенович бросил вопросительный взгляд сначала на Зою, потом на меня.

– У нее обморок… Молодой человек, несите ее в комнату, на диван. Кто-нибудь может мне объяснить, что с ней?

– Зоя Григорьевна, Петр, вы вернитесь на кухню, – сказала я, испытывая страшную неловкость, – мне надо поговорить с доктором. Глаза Зои увеличились от удивления, а маленький рот даже приоткрылся.

– Хорошо, детка. Пойдем, Петя.

Доктор уложил Таю на диван, принялся осматривать ее.

– Вы хотите мне что-то сказать? – спросил меня Михаил Семенович, оттягивая нижнее веко правого глаза Таисии, словно пытаясь заглянуть таким образом в ее душу.

– Ее изнасиловали сегодня, – шепнула я. – На работе. Я подобрала ее на улице, она была без сознания. Мы приехали к ней домой, а тут Зоя Григорьевна рассказывает, что случилось с соседкой Леной. Я и сама не понимаю, как Тая могла вот так быстро взять себя в руки и все силы бросить на ее спасение. Ее саму нужно спасать.

– А в полицию почему не обратились? – строго спросил доктор. – Кто ее изнасиловал?

– Один человек.

– Что ж, хорошо, что один. Я должен ее осмотреть. Выйдите, пожалуйста, я вас потом позову.

Я послушно вышла. На кухне мне было тяжело смотреть в глаза Зое.

– Что с ней, девочка?

– Проблемы, – уклончиво ответила я, чувствуя, как спираль событий закручивается все туже и туже.

– Если по медицинской части, Михаил Семенович поможет. Он хороший врач, толковый, знающий, опытный, к тому же умеет держать язык за зубами.

– А что он сказал по поводу Лены? – попробовала я свернуть на другую тему.

– Он сказал, что ей нужно время, чтобы прийти в себя. Он поработал немного с ее лицом, оно у нее распухло, бедняжка, потом начал задавать ей какие-то вопросы, и вот тут она сорвалась. Думаю, вы сами все слышали. Главное, сказала я ей, когда она немного успокоилась, что твои дети в безопасности. А уж как мы их тебе вернем – не твоя забота.

– Детей-то мы, может, и вернем, да только его наказать надо, – Петр просто прочел мои мысли.

– Как же его накажешь? – всплеснула руками Зоя. – У Лены нет своего жилья. Ту квартиру, где они жили семьей, в нашем доме, Борисов предусмотрительно оформил на свою мать, как и загородный дом и многое другое. У Лены как бы ничего нет, плюс она давно нигде не работает. Хотя у нее есть образование, она экономист, я знаю, мы же с ней общались. Бедная девочка…

Вернулся Михаил Семенович. Странно было слышать, глядя на его непроницаемое лицо, нотки иронии.

– Зоя Григорьевна, осталось только вам да этой молодой даме сделать успокоительный укол, и ваш прекрасный дом превратится в одну большую спальню. Я прав, молодой человек?

Он улыбался одними глазами, этот чудесный доктор. Я же улыбнулась ему во всю ширину своего рта – так умиротворяюще действовало на меня его присутствие. В какой-то момент я и вовсе почувствовала себя защищенной в обществе этих милых людей – Зои, доктора и храброго Петра.

– Пристрелить его надо, собаку, – прошептала я, мысленно выпуская пули из своего (вернее, из присвоенного мною) пистолета сначала в насильника Иванова, затем в гада Борисова.

– Иди, детка, на второй этаж. Как поднимешься, сразу налево, там есть комната для гостей, увидишь там кровать, застеленную клетчатым пледом, – сказала Зоя, включая полную посудомоечную машину. – А я посплю здесь внизу, в своей комнате. Ты мне так и не расскажешь, что с Таисией?

– Думаю, она сама вам все расскажет.

Поблагодарив хозяйку за чай, я подхватила свой рюкзачок, легко поднялась наверх, открыла дверь в комнату для гостей, забралась под красное клетчатое одеяло и моментально уснула.