9. Май 2010 г. Глафира

– Вот, набирай номер, – Алевтина протянула ей телефон. – Да побыстрее! У тебя всего несколько секунд. Не дожидайся, кто тебе ответит, просто говори то, что считаешь нужным сказать.

Было раннее утро. Глаша даже не успела проснуться как следует. Она так ослабла за эти несколько дней, что при малейшем движении у нее начинала кружиться голова. Увидев перед собой бледную, встревоженную Алевтину с телефоном в руке, она, даже не успев понять, чего от нее хотят, но среагировав именно на телефон, как на волшебный предмет, который может спасти ее, вырвала его из рук женщины и принялась набирать номер Лизы.

Хорошо, что она помнила его наизусть. А ведь многие люди привыкли просто давить на клавишу, руководствуясь именем на дисплее. Хорошо, что Лиза приучила ее запоминать важные номера телефонов.

Она набрала номер, но гудка не услышала.

– Там тишина, – прошептала она, глядя на Алевтину, которая то и дело оборачивалась на дверь.

– Ты говори-говори…

– Да кому говорить-то, если телефон как мертвый!

– Кричи, я не знаю… Это нормальный телефон! Хозяйский! Они только полчаса тому назад звонили по нему. Мадам сейчас принимают ванну, – насмешливым тоном сказала она, – вот поэтому-то у меня и было время взять его. Но мне уже пора.

Глафира еще раз набрала номер и, не услышав гудка, все равно прокричала в трубку:

– Лиза, меня похитили! Это связано с похудением! Смотри объявления. – Потом, сообразив, что говорит явно не то, она обратилась к Алевтине: – Где находится дом? Как называется это место?

– Дачный поселок «Новосел», – проговорила та чуть слышно. – Все, мне пора.

– Дачный поселок «Новосел», – вздохнув, наговорила в трубку Глафира, не понимая, что происходит с телефоном.

Алевтина взяла у нее аппарат и быстро исчезла.

Глаша подумала, что все это ей приснилось. Уж слишком было рано.

И что это был за телефон такой?

Глаша закрыла глаза, и когда она вновь открыла их, часы на стене показывали уже половину одиннадцатого. Получается, что она здесь как бы отсыпается за всю свою жизнь. И что сон – единственное удовольствие, которым она может пользоваться без зазрения совести. Другие удовольствия теперь остались в ее прошлом.

Она лежала, выспавшаяся, отдохнувшая, и думала о том, что бы ей такое предпринять, чтобы выбраться отсюда. Алевтина. Ее можно ударить чем-то тяжелым по голове, забрать у нее ключи… Стоп. Какие ключи, если там, за дверями, наверняка стоят охранники!

И, словно в подтверждение этих предположений, она услышала за дверью мужской голос. Какой-то мужчина, явно молодой, довольно бойко комментировал последний футбольный матч, пересыпая свои слова легким матерком. Он был уверен, что его никто не слышит. Хотя если даже и слышит? Какое ему до этого дело?

Вероятно, он стоял, что называется, на рабочем месте, охраняя пленницу, и от скуки разговаривал с каким-то своим приятелем. Затем разговор прекратился, Глафира услышала звуки шагов, но потом и они тоже стихли.

Ну вот и все, собственно. Побег исключается. Но все равно – Алевтина. Может, она не заперта? Может, она сумеет передать записку Лизе, в которой Глаша сообщит, где она находится?

Телефон. Зачем она приходила сюда с мертвым, не подающим признаков жизни телефоном? А может, она на самом деле хотела как лучше, хотела помочь, да только хозяйский телефон оказался заблокирован каким-нибудь хитроумным способом?

Хозяева-то не дураки, понимают, что в доме находится, по сути, еще одна пленница – Алевтина.

Голод ее измучил. Глафира поднялась и направилась в ванную комнату. Там, чтобы прийти в себя, она включала попеременно то горячую, то холодную воду. Но голова все равно продолжала кружиться. Конечно, это от голода. От чего же еще? Может, у нее резко снизилось давление? От стресса, к примеру.

Ее размышления были прерваны характерным звоном ключей. Снова пришла Алевтина. В руках – миска, прикрытая салфеткой. Лицо какое-то странное, бледное, испуганное.

– Я чуть не попалась, – ответила она, опережая вопрос Глаши. – Хозяйка вышла из ванной комнаты через несколько мгновений после того, как я вернула на место телефон. Я понимаю, что у нас, скорее всего, ничего не получилось, что она его, возможно, заблокировала, но я-то хотела как лучше!

– Слава богу, что ты не попалась! Послушай, Алевтина, тебя выпускают из дома?

– Мы с водителем ездим за покупками или по каким-то делам в город. Но он за мной следит. Я же понимаю, о чем вы хотите меня попросить – сообщить вашим близким, где вы и что с вами. Ко мне с такими просьбами обращались все те, кто до этого находился в этой и других комнатах. Но, если бы я это сделала, меня бы убили. Сразу же. Или продали бы – по частям…

Она сказала это и словно сама испугалась сказанного. Медленно повернула голову к Глафире, словно проверяя, произвела ли ее последняя фраза на нее впечатление. Глафира же, в свою очередь, напряглась.

– Как это – по частям?!

– Если до сих пор вам не дали телефон, чтобы вы поговорили с вашими близкими…

– Послушай, а почему ты обращаешься ко мне то на «вы», то на «ты»?

– Не знаю. Вы… Ты чем-то сильно отличаешься от всех остальных, побывавших здесь. Видно же человека! Что ты – культурная, образованная, интеллигентная. А до этого здесь были женщины несколько другого уровня.

– Какого уровня? Ведь для того, чтобы получить выкуп, пленники должны быть из нормальных, обеспеченных семей. Или я чего-то не понимаю?

– Да не знаю я! Может, выкупа никакого и не потребуют. И вообще… Я не уверена, что им, моим хозяевам, вообще есть дело до твоих родственников и каких-то выкупов. Это же очень опасное предприятие! Думаю, что, раз до сих пор тебе не дали телефон, чтобы ты могла сказать тому, кто может заплатить за тебя, о том, чтобы этот самый выкуп, эти деньги собрали, значит, для тебя приготовили что-то другое.

– Что?! – Глафира вдруг почувствовала страшную слабость, и все ее тело покрылось испариной. – Что приготовили? Не в гарем же меня определят?

Она усмехнулась, чувствуя, что еще немного – и она разрыдается.

– На органы, – прошептала Алевтина. – Они могут пустить тебя на органы.

– Да?! И ты так спокойно об этом говоришь?! Ты, работая здесь и много чего навидавшись и наслышавшись, говоришь мне только сейчас о том, что меня готовят к тому, чтобы пустить на органы?! Распотрошат меня, как свинью… Аля, что ты такое говоришь?! Меня, с моей комплекцией?

– А здесь все такие были… пышные женщины. Правда, их держали впроголодь…

– Скажи, вот ты мне носишь еду. Какую-то идиотскую еду, с хозяйского стола. А они сами разве не распоряжаются относительно еды для меня? Или, если бы ты не таскала мне еду украдкой, я бы просто умерла с голоду?

– Почему же? Хлеб, вода… Зачем тратиться, если скоро и так… Господи, прости ты меня… Но я же не могу отвечать за то, что они творят!

– Послушай. Это же элементарно! – Идея, как связаться с внешним миром и дать о себе знать, носилась в воздухе. – Вот ты едешь, к примеру, с водителем на машине в город, за продуктами. Он же смотрит на дорогу, этот твой водитель-цербер. Сейчас на улице тепло, и ты можешь легко открыть окно и незаметно для водителя выбросить на тротуар, где-нибудь в центральной части города, мою записку. Но чтобы ее заметили, – фантазия у Глафиры разыгралась, – мы эту записку завернем в какую-нибудь денежную купюру. Человек поднимет с тротуара свернутую в комок купюру, а там внутри – моя записка! Ну? Ты согласна?

– И это мы тоже проходили, – убитым тоном произнесла Алевтина. – Говорю же, это очень опасно!

– Но чем опасно, если он ничего не заметит? Это же так легко и быстро можно сделать. Или же – другой вариант: вы с ним в магазине. Бросишь такой денежный бумажный шарик кому-нибудь в корзину с продуктами. Люди непременно его заметят, вот увидишь!

– Я боюсь…

– Чего ты боишься? Да я, когда окажусь на свободе, разыщу тебя и спасу!

– Прежде чем ты окажешься на свободе, люди, те самые, на чью помощь ты надеешься, обратятся в милицию, те нагрянут сюда, предположим, повяжут моих хозяев… И тогда эта сука… эта хозяйка сразу же выдаст меня, понимаешь?!

– В каком смысле? Как соучастницу?

– Нет. Все гораздо хуже. Просто два года тому назад я совершила… кое-что, и меня ищут. И мои хозяева об этом знают. И меня посадят! Вот я и решила, что буду помогать им просто за еду и кров – и, понятное дело, за их молчание.

– И что же ты такое сделала?

– Мужа своего убила.

10. Май 2010 г. Лиза

– По документам она действительно Козельская Валентина, – Лиза озадаченно вертела в руках паспорт впавшей в беспамятство Валентины, тети погибшей Сони Козельской.

Они находились в спальне квартиры Сони вместе с доктором, суховатым немолодым мужчиной в светлом костюме. У него так чисто и ярко поблескивали очки, словно он целыми днями только и делал, что протирал их мягкой фланелью. Движения его были спокойными и очень уверенными.

– Виктор Сергеевич, что с ней?

– Ничего серьезного. Главное, что ей промыли желудок и дали лекарство, чтобы снять воспаление. Сейчас же она находится в обмороке, вызванном общей физической слабостью и потрясением, конечно. Давление у нее несколько снижено, но, в общем и целом, ей просто нужно немного отдохнуть, выспаться, чтобы прийти в себя. Ты же слышала, я звонил в больницу, справлялся о результатах анализов. Она была отравлена сулемой. Как только она придет в себя, попробую подлечить ее молоком с яичным белком, надеюсь, все это имеется в наличии?

– Надо пойти на кухню, посмотреть.

Лизе было стыдно признаться, что мысли ее уже далеко – дома и что она испытывает угрызения совести по отношению к мужу, который вот уже три раза звонил ей и попросил вернуться домой.

– Еще неплохо было бы полечить ее мелким порошком из древесного угля и овсяным отваром. Очень хорошее средство. Лиза, знаешь, когда ты приглашаешь меня, чтобы осмотреть больного, ты и сама в это время, так уж получается, выглядишь не лучшим образом. Словно ты тоже приняла изрядную дозу сулемы.

– У меня Глафира пропала, – прошептала Лиза и заплакала. – И я, как дура, занимаюсь этим преступлением вместо того, чтобы искать Глашу!

– Ну так ищи! А этим отравлением пусть занимается прокуратура! Глафира… Думаешь, с ней случилось что-то серьезное?

– Она серьезный человек, и если бы была жива и здорова, то позвонила бы мне уже сто пятьдесят раз!

– Но какие-то предположения хотя бы у тебя имеются?

Лиза рассказала врачу о своих неудачных попытках поискать Глашу в направлении, связанном с фирмами, занимающимися продажей средств для похудения.

– Хороший мотив, особенно если принять во внимание, что Глаша действительно в последнее время сильно поправилась. Думаю, ей и работать-то было уже трудно. Все-таки избыточный вес…

– Да это все понятно! Только в этом случае я бы точно знала, что она приняла решение заняться своим здоровьем. И даже дала бы ей отпуск, чтобы она посидела дома. Вы же знаете, какие сейчас препараты и на каком эффекте они основаны.

– Конечно, знаю. Не одну дамочку откачивал… Страшные, надо сказать, таблетки! И не разберешь, где идет очищение организма, а где – начинается дизентерия. Женщины просто тают на глазах! И это очень опасно.

– Но и я тоже думаю, что, в лучшем случае, Глаша купила именно эти таблетки, заперлась где-нибудь на даче, у каких-нибудь приятелей, благо ее муж в отъезде, вот и очищается, худеет. Но поскольку вес у нее сами знаете какой и организм ее ослаб, вполне возможно, что ей стало плохо.

– Тогда действительно надо опросить всех ее знакомых.

– Адам, я думаю, уже всех обзвонил. Он скоро должен приехать, он был в Крыму, когда она пропала. Ладно, Виктор Сергеевич, я вижу, вы взглянули на часы, вам пора.

– Нет-нет, напротив, я обнаружил, что у меня еще есть время. Надо дождаться, когда эта красавица придет в себя, и я подлечу ее немного молоком и белком. Отправляйся на кухню и поищи там яйца.

В кухне Лиза снова вспомнила слова соседки Любы о том, насколько чистоплотной хозяйкой была Соня Козельская. Стоило открыть один из кухонных шкафов, и она удостоверилась в этом в очередной раз. Чистота невероятная! Словно хозяйка и ее тетушка только и делали, что все протирали и складывали. Нигде ни пылинки.

Однако в шкафы-то Лиза заглянула все же скорее из женского любопытства, нежели для того, чтобы найти нужные продукты.

Все необходимое она обнаружила в большом новеньком холодильнике. Не сказать, чтобы он был забит продуктами, но чувствовалось, что хозяева не бедствуют. Особенно много было овощей и фруктов. Только один нижний ящик был наполнен лимонами. А на высокой полке стоял графин с водой, где плавали ломтики лимона.

Лиза знала, что сулему растворили в вине. Сейчас, когда эксперты уже уехали, в кухне на столе почти ничего не осталось – все было тщательнейшим образом рассортировано и упаковано в пластиковые пакеты. Получалось, что в тот вечер, когда племянница с теткой решили поужинать, кто-то, некий неизвестный злодей или злодейка, успел предварительно отравить вино и подсунуть его в квартиру женщинам, зная, что они выпьют его – рано или поздно. Вот они и выпили. Только зачем было травить сразу обеих женщин? Какой в этом может быть мотив? Мотив. Это самое главное. Стоит его понять, как клубочек расследования начнет распутываться…

Лиза понимала, что не может никак сосредоточиться на этом расследовании. И уже сто раз пожалела, что вообще согласилась поехать с Любой по этому адресу.

По сути, это расследование ей никто не заказывал, следовательно, ей никто ни за что не заплатит. И зачем тогда она находится здесь? Просто потому, что ее разбирает природное любопытство и непрекращающийся профессиональный зуд? Как новая головоломка, кроссворд – интригует или это попытка уйти от главного жизненного вопроса на сегодняшний день: где ей искать Глашу?

Позвонил Дима.

– Понимаешь, – прошептала она в трубку, словно ее мог кто-то услышать, – я не могу сейчас уйти отсюда. Хозяйка, вернее ее тетка, в отключке. Она ведь тоже траванулась сулемой. Я осматриваю квартиру. Пытаюсь понять, что это за люди. Если хочешь, подъезжай.

Гурьев приехал через полчаса. К тому времени пришла в себя Валентина. Виктор Сергеевич приготовил ей питье из яичных белков и молока. Возился с ней как с маленькой, приговаривал разные ласковые слова, словно она действительно была ребенком. Ее всю колотило, и чувствовалось, что она находится на пределе своих физических сил.

После очередного приступа рвоты, которую вызвал доктор, женщина вдруг почувствовала себя намного лучше. И теперь сидела в кухне за столом, то и дело промокая мокрый лоб полотенцем, и отвечала на Лизины вопросы. Здесь же находился и Дмитрий Гурьев. Уставший, с озадаченным лицом. Лиза вдруг поняла, что с ним происходит. Ведь если исчезновение Глаши как-то связано с теми делами, которыми они занимались в последнее время, то рано или поздно исчезнуть может и сама Лиза…

– Валентина, меня зовут Елизавета Сергеевна Травина. Я случайно оказалась в вашей квартире, если вы помните.

– Да, я все-все помню и очень благодарна вам за то, что вы присмотрели за квартирой, пока я была без сознания. – Было видно, что она взяла себя в руки и теперь может более или менее спокойно рассказать о том, что тут случилось. – Насколько я понимаю, вы не простой адвокат. Вы, помимо того, что защищаете своих клиентов, помогаете им в расследовании? Я правильно поняла?

– Да, правильно. Но я расследую лишь тогда, когда меня об этом просят.

– Да-да, конечно. Послушайте, Елизавета Сергеевна, вы видите, что произошло, какая трагедия обрушилась на нашу семью… И мне очень, вы слышите, очень нужна ваша помощь! Я в этом городе никого не знаю, я жила в Сургуте, а год тому назад приехала сюда. Как могла, поддерживала свою племянницу. И теперь я осталась совсем одна. Сонечку убили! И я бы хотела найти убийцу.

– Вас, кстати, тоже собирались убить, – заметила Лиза. – И вы только чудом остались живы.

– Знаете, все это как в страшном сне… Хотя и снов-то я таких сроду не видела… Кому понадобилось нас травить?! И чем?

Лиза предпочла пока что не отвечать ей. Неопределенно пожала плечами.

– Быть может, это случайное отравление, – высказала она предположение, в которое сама не верила, но хотела услышать комментарии Валентины по этому поводу.

– Может… Поверьте мне, у нас не было врагов! И нас незачем было убивать! Несчастный случай? Но ведь кто-то же налил… или подсыпал яд! А куда? В еду? В питье? В вино, что ли?