Мила, открывшись подруге, облегчения не испытала, наоборот. Вся неотвратимость ее беды, то глубокое несчастье, в котором она, как в зловонном болоте, жила последнее время, накрыли ее с головой, она начала задыхаться.
– Ну-ну, успокойся, возьми себя в руки, – ошарашенная, Валя, обняв подругу и прижав к себе, как маленькую, гладила ее по голове. – Нельзя так. Думаю, что выход есть. Да и вообще наплевать тебе на этого Романа! Ну и черт с ним! Почему это ты должна отвечать за какие-то его поступки? Ты что, на самом деле думаешь, что его могут убить? Так пойди в полицию, расскажи им все! Где это видано, чтобы тебя насиловали каждый день, а ты терпела!
Чувствовалось, что Валентина сдерживается, что эмоции переполняют ее и что с языка готовы сорваться такие слова, которые, вместо того чтобы как-то успокоить Милу или дать другое, спасительное направление ее мыслям, добьют ее: «Чем ты думала, когда первый раз позволила изнасиловать себя? Ты что, с ума сошла? Да ты идиотка совсем! И зачем тебе Роман, эта подлая тварь, которая продала-отдала тебя на растерзание чужому мужику?!»
Валентина, успокаивая подругу и лихорадочно соображая, чем и как можно помочь Миле, испытывала постыдное чувство сладкой радости от того, что весь этот кошмар происходит с Милой, а не с ней, и что ей, Валентине, надо благодарить бога за то, что с ней-то все в порядке, что ее проблемы – сущий пустяк по сравнению с гигантскими и трагичными проблемами подруги.
Мало того что жених поступил с ней подло, расплатившись ею с бандитом Геннадием, так теперь неизвестно, как от этого Геннадия избавиться, спастись! Ведь если он угрожает Миле расправой с Романом, то не значит ли это, что он готов точно так же поступить и с Милой?! Возможно, первое чувство, охватившее Милу, когда она узнала, что Романа могут убить, если она откажет Геннадию, и было искренним, направленным на спасение Романа, то сейчас, и Валентина не могла этого не чувствовать, Мила реально боялась уже за свою собственную жизнь.
– Послушай, тебе надо обратиться в полицию, прокуратуру, я не знаю… Ты же не можешь и дальше уступать ему!
– Я боюсь. А вдруг у него и там связи, и меня никто не послушает, больше того, когда я выйду из полиции, меня застрелят, – рыдала на плече Валентины Мила. – Я вообще не понимаю, как я могла влипнуть в этот кошмар!
– Так, тебе нужно успокоиться, привести в порядок мысли и чувства. Первое, иди умойся, потом вернешься, и мы поговорим.
Пока Мила приводила себя в порядок в ванной комнате, Валентина заварила чай. На какое-то мгновение она представила себя на месте Милы, и к горлу подкатила тошнота. Чужой мужик, насильник, от которого никуда не спрятаться… Эта потная волосатая глыба (именно таким представляла она себе мерзкого Геннадия) с запахом прокисшего теста… Она и сама не могла себе объяснить, почему он, мужчина, которого она никогда не видела, вызывал в ней такие вот определенные и весьма стойкие ассоциации. Ну уж нет, она никогда не позволила бы никому прикоснуться к себе. Даже под страхом смерти всех ее любовников и женихов. Дудки!
Когда Мила, вытирающая на ходу полотенцем опухшее от слез лицо, вернулась в кухню, где ее уже поджидал горячий сладкий чай, у Вали был готов план.
– Я все придумала! Мой план – просто блеск! Как жаль, что ты не позвонила мне раньше, ничего не рассказала… Боже, подружка, сколько же тебе всего пришлось вынести! Значит, так… Ты пей, пей чай, он сладкий, а тебе сейчас просто необходимы силы, глюкоза… Мила, слушай меня внимательно и не говори, что не слышала. Ты должна обвинить его в изнасиловании! И я помогу тебе!
– Как? Что мы можем сделать?
– Конечно, план сложный, трудный для тебя, потому что тебе надо будет еще немного потерпеть…
Мила все поняла. Сразу. В сущности, что она теряет, если еще раз впустит в свою квартиру Геннадия?.. Зато после все изменится, и ее наконец-то оставят в покое.
– Но что я скажу в полиции? Как объясню, что сама впустила Геннадия? Что открыла ему дверь?
– Делать нечего – придется использовать в своих целях твоего Романа. Скажешь, что позвонили и сказали, что пришли от Романа. Расскажешь все как есть… Что была напугана, что боялась, что Романа убьют. А ты как думала? Роман, сам того не ведая, сам того не желая, поможет тебе, и ты одновременно отомстишь ему. Уверена, что он не сможет доказать, что незнаком с Геннадием, в ходе следствия непременно всплывут подробности их отношений, какие-то принципиальные рычаги – долги или что-то еще, с помощью которых этот Геннадий и сделал тебя своей рабыней, наложницей! И потом, когда вы все трое будете уже находиться под так называемым контролем полиции, в поле ее зрения, Роман уж точно окажется в безопасности, поскольку ты в своем заявлении напишешь об угрозах Геннадия в адрес Романа. Кроме того, ты избавишься от Геннадия и накажешь его и самого Романа. Тоже мне, жених, мать его, который так подставил тебя, смешал с грязью!!! Да если хочешь знать мое мнение, именно Роман виноват в том, что с тобой произошло. Он должен был сам выпутываться из своих передряг, а не продавать тебя взамен на их решение.
– Послушай, я боюсь…
– А ты не бойся. Ты же понимаешь, что Геннадий все равно не отступится от тебя. К тому же он не знает о том, что мы с тобой придумали. Он уже успел понять, что ты – человек слабый, запуганный, а потому с тобой можно делать все, что захочется. Уверен он и в том, что ты не обратишься в полицию, поскольку думает, что ты все еще продолжаешь любить Романа, а потому не допустишь, чтобы его убили…
– Но в полиции мне могут не поверить! Если этот Геннадий настоящий преступник и подлец, то станет защищаться, скажет, что я вообще шлюха или его, скажем, бывшая любовница, которая захотела его наказать. Или же что у меня бизнес такой – разводить мужиков на бабки. Словом, он переведет все стрелки на меня, опорочит, наговорит много чего, попытается смешать меня с грязью…
– А ты не думай об этом. Вот просто не думай и все. Абстрагируйся. Он придет к тебе сегодня, начнет приставать…
– Мягко сказано!
– Ну, ты поняла… И вот когда все произойдет, и он отправится в ванную, ты его запри там и вызывай полицию, сразу же, поняла! Я уверена, что искусственно слезы тебе вызывать не придется, ты и так будешь реветь как белуга и вид у тебя будет несчастный и растерзанный. Поверь мне, мошенницы, зарабатывающие себе на жизнь тем, что разыгрывают целые спектакли с изнасилованием, переигрывают. Необязательно рвать на себе одежду… Именно твой несчастный вид, запертый в ванной мужик плюс результаты экспертизы сделают свое дело, и Геннадий окажется за решеткой!
– Но как я объясню, зачем открыла ему дверь?..
– Да все очень просто. Скажешь, что пришел человек, сказал, что он от Романа. Набросился на тебя, сказал, что Роман проиграл тебя, что ты не поняла, каким именно образом, скажи, что Роман вроде бы не играет в карты… Словом, будто бы Геннадий сказал о том, что твой жених Роман расплатился тобой… А уж в полиции пусть сами разбираются, каким образом Роман задолжал этому Геннадию…
– Значит, я не должна раздеваться… Иначе все это будет выглядеть неправдоподобно…
– Конечно, не раздевайся… Мне кажется, Мила, я знаю человека, который может нам помочь… Правда, я с ним незнакома, но читала о нем… Очень хочется верить, что статья была не заказная и что этот человек не продается… Мне надо только найти эту газету и вспомнить его фамилию… Что-то связано с цветами, дачей…
– Господи, Валя, как же мне страшно…
Вот уже два дня Сима жила в чужой квартире и при этом чувствовала себя почти счастливой. Понятное дело, что, когда звонили в дверь, ей было страшно по-настоящему. Но никто ведь не пытался открыть дверь, а это означало, что ни у кого нет ключей от квартиры Валерии Бариновой. И в полицию никто, стало быть, не обращался, чтобы выяснить, где она, что с ней и почему она не открывает дверь.
Российский паспорт, который Сима тщательно изучила, ответил ей сразу на несколько вопросов: возраст и адрес владелицы, к тому же в толстой кожаной обложке ее ждал сюрприз – втиснутый в тесное отделение и загранпаспорт на имя Валерии Бариновой, на одной странице которого была печать болгарских таможенников с указанной на ней датой прилета в аэропорт Варны – 2 июля этого года. Получалось, что Валерия Баринова много дней назад отправилась в Болгарию, но вот назад, судя опять же по паспорту, не вернулась. С одной стороны, было хотя бы ясно, почему квартира выглядит нежилой и почему в ее дверь звонят подолгу, в надежде, что она, возможно, уже прилетела домой. Однако виза была датирована концом августа, в этом случае предполагалось, что девушка могла при желании оставаться в Болгарии еще месяц-полтора. Значит ли это, что близкие Бариновой, друзья в курсе ее визы и начнут бить тревогу по поводу ее невозвращения лишь в конце августа? Похоже на то.
О проекте
О подписке