Читать книгу «Ленинград: архитектура советского модернизма 1955-1991. Справочник-путеводитель» онлайн полностью📖 — Анна Броновицкая — MyBook.
image

ЛЕНИНГРАД:
АРХИТЕКТУРА СОВЕТСКОГО МОДЕРНИЗМА
1955–1991

СПРАВОЧНИК-ПУТЕВОДИТЕЛЬ

Анна Броновицкая

Николай Малинин

Юрий Пальмин

Музей современного искусства «Гараж»
Москва
2023

УДК 72.036

ББК 85.113(2)

Б82

 

Авторы

Анна Броновицкая

Николай Малинин

Специальная фотосъемка

Юрий Пальмин

Научный консультант

Вадим Басс

 

Редактор

Ольга Дубицкая

Корректор

Антон Парамонов

 

Дизайн

ABCdesign

Дизайн-макет и верстка

Дмитрий Мордвинцев

Светлана Данилюк

Карты

Дарья Горячева

Отрисовка планов

Елизавета Мордвинцева

Подготовка к печати

Анастасия Агеева

Татьяна Борисова

Дарья Горячева

Светлана Данилюк

Екатерина Панкратова

 

 

Броновицкая А.Ю., Малинин Н.С., Пальмин Ю.И.

Ленинград: архитектура советского модернизма. 1955–1991. Справочник-путеводитель. — М.: Музей современного искусства «Гараж», 2023.

 

ISBN 978-5-6045382-0-3

 

Все права защищены

© Анна Броновицкая, Николай Малинин, текст, 2021

© Юрий Пальмин, фотографии, 2021

© Музей современного искусства «Гараж», 2021, 2023

© Фонд развития и поддержки искусства «Айрис» / IRIS Foundation, 2021, 2023

© ABCdesign, макет, 2021

 

Мы старались найти всех правообладателей и получить разрешение на использование их материалов. Мы будем благодарны тем, кто сообщит нам о необходимости внести исправления в последующие издания этой книги.

ОТ АВТОРОВ

 

Каждая книга этой серии начинается с извинений. В этой они особенно актуальны: да разве могут дети юга (а тем более — москвичи) написать книгу о Петербурге?

Конкуренция между главными городами есть во многих странах мира (Нью-Йорк и Вашингтон, Амстердам и Роттердам, Монреаль и Торонто), но в России борьба (да и чего уж там скрывать — вражда) между Петербургом и Москвой давно превратилась в культурный и политический феномен.

И, конечно, любой петербуржец скажет вам, что москвич не только ошибочно считает поребрик «бордюром», а парадную — «подъездом», но что он в целом грубее и вульгарнее; тогда как там, в «культурной столице», каждый забулдыга знает, что «гастроном на улице Ракова был построен зодчим из Кракова», а каждый ребенок отличает «ампир от барокко, как вы в этом возрасте — ели от сосен».

Ревность и зависть петербуржцев к москвичам (и из-за того, что столица уехала, и из-за того, что «все деньги в Москве») ничуть не притупляется благодарностью — за то, что именно благодаря Москве Петербург и сохранился. Не только в 1930-е, когда Москву превращали в «столицу коммунизма», но и в 1960-е, когда на волне светлых вроде бы оттепельных порывов Москву выпрямляли и корежили.

В этом смысле выбор Ленинграда как героя книги из этой серии немного странен. Архитектура советского модернизма здесь не такая яркая и острая, как в Москве (или Алма-Ате, о которой была вторая книга серии). Не эта архитектура определяет лицо города, а в центре Петербурга ее и вовсе чуть. Когда же она там, она отчетливо компромиссна.

Это, конечно, общая черта советского модернизма — его постоянная оглядка, робость и даже страх, так заметно отличающие его от модернизма мирового. Что, вроде бы, нетрудно объяснить, апеллируя к историческому контексту. Сбросив Сталина, страна не отказалась от Ленина — поэтому, как половинчаты ее порывы к обновлению, так половинчата ее архитектура. Что точно зафиксировал Сергей Довлатов: «Оказались мы в районе новостроек. Стекло, бетон, однообразные дома. Я говорю Найману: “Уверен, что Пушкин не согласился бы жить в этом мерзком районе”. Найман отвечает: “Пушкин не согласился бы жить… в этом году!”»1

Но именно Питер выводит эту тему на онтологический уровень — как борьбу не только оттепели со сталинизмом, но как конфликт места и времени, прогресса и культуры, старого и нового — которые определяют архитектуру везде и всегда. И если с точки зрения прогресса мы видим недостаточность, робость, вялость ленинградских зданий 1960–1980-х, то с точки зрения культуры, памяти, традиции — наоборот, имеем феномен уважительности, сдержанности, благородства.

Вот, например: в здании Дворца спорта «Юбилейный»[18]2 впервые в СССР применяется вантовое покрытие. Но это, во-первых, никак не прочитывается во внешнем его облике, напоминающем скорее классицистскую ротонду, а во-вторых, тут применено именно оно (а не привычный и проверенный купол) только ради того, чтобы сделать здание как можно ниже и тем нанести как можно меньше ущерба исторической застройке.

Это не значит, что в Питере не сносили. И в этой книге, в частности, есть два объекта, построенных на месте свежесломанных церквей. А вообще «немецкими бомбами, — пишет петербургский литературовед Самуил Лурье, — уничтожено меньше архитектурных памятников, чем обыкновенными постановлениями Ленгорисполкома»3. Настоящей же «катастрофой для города стал массовый капитальный ремонт, — добавляет историк города Наталия Цендровская. — Практически ни одно здание, прошедшее капитальный ремонт, не сохранило в полном объеме декор фасадов. Что уж говорить про интерьеры». Но все-таки здесь не было таких катастроф, как в Москве с Арбатом, а «единственное место в городе, которое стерли с лица земли, это Госпитальная слобода. Начали с музея Пирогова под гостиницу “Ленинград”, а дальше снесли до Сахарного переулка почти все»4.

Но характерно, что чаще зданию гостиницы[25] ставят в вину не эти утраты и даже не то, что оно «не вписалось» в место, а именно его собственную застенчивость. Встав на такой же важной стрелке, что и Биржа, оно не стало ее достойной соперницей — вот что на самом деле удручает петербуржца. Потому что именно сильные смелые жесты и были традицией города, начиная с самого его основания (которое само по себе — модернистский жест). Глядя на Петербург сквозь призму модернизма, мы с изумлением обнаружили, насколько радикальны в своем новаторстве Адмиралтейство и Александринка, Инженерный замок и Кунсткамера, да хоть бы и Домик Петра I — деревянный, но не имевший ничего общего с русской избой! Мы увидели Петербург как город перманентного модернизма и даже хотели в какой-то момент ввести эти объекты в книгу отдельными текстами, но решили, что так она станет слишком похожа на обычный путеводитель. А может быть, испугались, что модернизм Росси и Воронихина затмит модернизм Жука и Сперанского…

Ленинград оказался плохим плацдармом для утверждения советской архитектуры. Два века существования его в качестве столицы обеспечили ему высочайшее качество строительства и осмысленность планировки. Поэтому, невзирая на пафос «колыбели революции», должного идеологического оформления в смысле архитектуры и градостроительства он не получил. Ни одного по-настоящему революционного проекта после 1917 года так и не было реализовано: не построено ни одной высотки, не прорыт Новый Обводный канал, не разбит Центральный городской парк, не возник новый центр вокруг Московского проспекта, а главный новый дом города (Дом Советов) так и не нашел себе достойного применения. Череда несвершений продолжилась и в 1960–1980-е: не состоялся «Морской фасад» города, не продолжились проспекты «трезубца», не получилось ни одной полноценной площади… Но сказать, что модернистский запал иссякает в эпоху модернизма, было бы неверно.

«В той ленинградской топографии колоссальная разница между центром и окраиной, — пишет Иосиф Бродский. — И вдруг я понял, что окраина — это начало мира, а не его конец. Это конец привычного мира, но это начало непривычного мира, который, конечно, гораздо больше, огромней, да? И идея была в принципе такая: уходя на окраину, ты отдаляешься от всего на свете и выходишь в настоящий мир»5. Так и ленинградская архитектура уходит на окраины, чтобы задействовать подлинные драйверы развития. Которые не столько в новых формах (и которые на самом-то деле все равно были заемными), сколько в новых функциях, конструкциях и материалах.

Именно в Ленинграде были впервые реализованы многие новые инженерные решения. Первое в Советском Союзе вантовое покрытие[18], первые своды из армоцемента[6], первый дом из пластмассы[ЖИЛЬЕ II], первое здание, построенное методом подъе­ма перекрытий[ЖИЛЬЕ II], первые 22-этажные жилые дома из монолитного железобетона[31]; здесь разработан и впервые применен блок-секционный метод[ЖИЛЬЕ III] и здесь же родилась идея домостроительного комбината — великая и ужасная. А еще здесь было создано первое в СССР многоуровневое пешеходное пространство[26], а площадь у Володарского моста[33] стала первым опытом создания парадного ансамбля из типовых панелей.

В этой книге есть не только отдельно взятые здания, но и такие градостроительные образования, как площадь, проспект, квартал, набережная, — здесь Ленинград тоже был впереди. Комплексным подходом грезили по всему Союзу, но за ленинградцами была традиция — и ее бережно понесли на окраины. А когда мы первый раз составили список кандидатов в книгу, то обнаружили, что в нем доминируют вовсе не репрезентативные общественные здания, как в Москве, а типологии. Детский сад, школа, ПТУ, общежитие, институт, ЗАГС, рынок, автобаза, кинотеатр, библиотека, дом быта, торговый центр — нормальная человеческая жизнь, которую романтически пытались улучшить архитектурою.

Да, вышло не везде хорошо, но пытались искренне. И этот идеализм, запечатленный в зданиях, делает архитектуру 1960–1980-х абсолютно уникальной. А особенно ярко идеалы скромности, равенства и братства отпечатались в архитектуре жилья. Его было мало в наших прежних книгах; нам казалось, что жилье слабо привязано к конкретному месту, а потому писать о нем надо в истории архитектуры, а не в путеводителе. Но именно в Ленинграде (где все жилье, даже типовое, строилось по собственным проектам, и именно из него формировали ансамбли новых площадей и набережных) без этого оказалось никак нельзя. Иначе город был бы «гидом, толпой музея, автобусом, отелем, видом Терм, Колизея».

Конечно, как и в Рим, в Петербург туристы едут смотреть совсем не эту архитектуру. И мы отдавали себе отчет в некотором безумии, нанося на карту Автово и Купчино, Гражданку и Обуховку. Но именно эти районы массовой жилой застройки лучше всего отражают то удивительное время, которого нигде больше не было (и, наверное, уже не будет), — во всей его противоречивости. Эта архитектура была совсем не плохая, просто она некачественно строилась и ее было слишком много. Поэтому мы все-таки пошли на компромисс: самым интересным жилым объектам посвящены отдельные тексты, а остальное жилье сгруппировано в четыре тематические главы (и на карте отмечено римскими цифрами, отсылающими к этим главам).

Рим же (а именно ЭУР, новый район, начатый при Муссолини и законченный в 1950-е) не раз появится на страницах этой книги — это одно из тех мест, где зодчие ХХ века пытались вычислить местный «код», строить новое, следуя не букве, но духу города. Ленинградские архитекторы бывали в ЭУРе — так что это не просто аналогия. Но отсюда же — и тот неожиданный привкус тоталитаризма, который звучит в сооружениях конца 1950-х, таких как ТЮЗ[9] или Телецентр[7]. Их, конечно, не совсем верно причислять к модернизму, но здесь вообще часто так: то «модернизированная классика», то «классицизирующий модерн». Город словно бы постоянно уравновешивает время, не давая ни одному тренду выстрелить в полную силу. «Этот зверь никогда никуда не спешит», — как поет о Петербурге «Юра-музыкант».

Но вообще в этой книге меньше отсылок к западным образцам, чем в наших предыдущих путеводителях, — и это неслучайно. Гораздо больше, чем от Ле Корбюзье и Миса, Ленинград зависел от Петербурга. И речь тут не только о конкретных местах, куда новое «вписывается» или «не вписывается» (о чем чаще всего дискутируют в Москве), но о городе в целом, о его архитектурной традиции. Так, создавая ТЮЗ, авторы думают не столько о Пионер­ской площади, сколько об Александринском театре, строя Финляндский вокзал[5] — не о площади Ленина, а об Адмиралтействе, возводя Телецентр — не об улице Чапыгина, а о Немецком посольстве.

Именно этот постоянный напряженный диалог с традицией и есть главная особенность ленинградского модернизма, основная причина его своеобразия и красоты. И он же причина его сдержанности. Которая не делает эту архитектуру менее интересной, наоборот: признание ее слабости позволяет нам по достоинству оценить ее мудрость. И это, наверное, вообще уникальный случай в истории советской архитектуры, когда этическая составляющая так заметно превалирует над эстетической.

Правда, подобный подход опасен в тактическом отношении: всякое наше критическое слово по поводу этой архитектуры оказывается каплей на мельницу девелоперов. А в Ленинграде уже снесены Спортивно-концертный комплекс (СКК), Речной вокзал, несколько кинотеатров и торгово-бытовых центров, подписан приговор Дворцу молодежи (ЛДМ)[34]. Что уж говорить о «реконструкциях», самым печальным примером одной из которых стала гостиница «Москва»[36]. Мы, тем не менее, не стали убирать ЛДМ из книги, покорно следуя всесокрушающей воле девелоперов (и аффилированной с ними власти). И хотя мы прекрасно понимаем, что это ничему не поможет, пусть зодчим, проектирующим на его месте, он будет являться в страшных снах. Как и рабочий, погибший при сносе СКК.

Увы, читая в соцсетях дискуссии об этих сносах (в этой книге мы признались наконец, что интернет занял законное место среди источников, и даем сноски даже на посты в фейсбуке), мы видим, что большого огорчения они не вызывают. Но виновата тут не архитектура. «Сегодня мы учимся смотреть на ленинградские строения 1970-х годов глазами иностранных туристов — с некоторым восхищением перед идеализмом их авторов, но с безопасного расстояния, которое обеспечивает нам современный политический курс»6. Эти слова куратор выставки «Ленинградский модернизм. Взгляд из XXI века» Владимир Фролов написал в ее каталоге. Та выставка состоялась в петербургском Доме архитектора в 2006 году и стала первой попыткой осмыслить тему7. Правда, ее визуальный ряд (объекты модернизма в объективах современных фотохудожников) оказался слабее, чем тексты: помимо Фролова, их писали главные знатоки темы — Владимир Лисовский, Юрий Курбатов, Алексей Левчук. То есть переоткрыть модернизм, как когда-то «мирискусники» переоткрыли классицизм, тогда не удалось. Но знаменательно, что эта попытка произошла именно на фоне того — 15-летней давности — «политического курса». Сегодня же более актуальными кажутся слова Алексея Левчука из того же каталога, посвященные восприятию советской архитектуры ее современниками: «Суждение человека, сидящего в камере, об архитектурных достоинствах тюрьмы вряд ли будет объективным»8.

Но спустя три десятилетия многие начинают замечать достоинства, по крайней мере, архитектурные, советской «тюрьмы»: «Реальность, которая некогда казалась серой и надоевшей, сегодня, на фоне переизбытка пестроты и гигантизма новой застройки, кажется оазисом гуманности», — эти слова Владимир Фролов пишет в каталоге уже новой выставки, которая, что знаменательно, открывается ровно в те дни, когда мы сдаем эту книгу в печать. Выставка «Ленинградский модернизм и постмодернизм. Взгляд из XXI века» (среди участников которой один из авторов этой книги — фотограф Юрий Пальмин) проходит в здании Библиотеки и арт-резиденции ШКАФ на улице маршала Тухачевского, 31. Это здание, увы, не попало в наш путеводитель, как не вошли сюда, по самым разным причинам, многие другие важные здания: Российская национальная библиотека на Московском и комплекс архивов на Шпалерной, спортшколы на проспекте Королева и на Малом проспекте, бассейны на Среднем проспекте и в Конном переулке, Ленэлектронмаш на Гражданском проспекте и НИИ лесного хозяйства на Институтском проспекте, общежития на Садовой и на улице Рентгена, здание высшей партшколы на улице Фучика и Кораблестроительный институт на Ленинском проспекте…

 

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Ленинград: архитектура советского модернизма 1955-1991. Справочник-путеводитель», автора Анна Броновицкая. Данная книга относится к жанру «Архитектура». Произведение затрагивает такие темы, как «модернизм», «иллюстрированное издание». Книга «Ленинград: архитектура советского модернизма 1955-1991. Справочник-путеводитель» была написана в 2023 и издана в 2023 году. Приятного чтения!