Цитаты из книги «Буду твоей Верой»

Она вспыхивает и опускает взгляд, когда Егор наклоняется и что-то шепчет на ушко. Я мгновенно забываю о боли физической, чувствуя совершенно другую. Где-то в груди, где-то под ребрами.

– Спишь? – грубо толкаю парня в бок. Злюсь на себя страшно, выплескивая негодование на него. – Иди, тебя, вон, зовут, – киваю в сторону парней. – Нечего тут меня охранять, – бурчу я. И чего он, действительно, весь вечер торчит около меня? Я к себе его не привязывала и нянькаться со мной не просила. Пусть развлекается. Поспать в понедельник на парах успеет. Бестужев открывает один глаз, за ним другой и внимательно меня разглядывает. – Иди. Караулишь тут меня. Может, Артём бы давно подсел ко мне, а ты мешаешь, – не подумав, ляпаю, что попало. Потому что злюсь. И на себя, и на него. – Мешаю, значит? – фыркает парень, вскакивая на ноги. Чего это он? Брови насупил, губы сжал, только копыт не хватает. Бросает в меня недобрый взгляд и уносится в сторону звавших его парней. Ну и пусть идёт. И хорошо.

– А ты и рада была принять эту заботу, если бы я не пришёл, да? – укоризненно выпаливает наглый Бес и, смутившись, опускает голову, пряча глаза под кепкой.

Я спускаюсь под недовольное разглядывание Бестужева, который идет рядом. Волна жара приливает к щекам, отчего те начинают пылать. Он смотрит не так, как Артём Чернышов – с легкостью и беспечностью, Егор смотрит по-мужски. В нём нет юношеской простодушности, как у других парней его возраста, его взгляд не по годам мужской, пронизывающий и с глубокой историей. И чего он бесится?

Мне приятна его забота, и я пробую прислушаться к себе: сердечный ритм в норме, дыхание ритмично-стабильное, голова трезвая. Только что-то зудит и болезненно тянет внутри, не давая покоя, точно нарыв.

Я спускаюсь на ступеньку ниже и прижимаюсь спиной к перилам. Артёму приходится меня отпустить, и я ловлю себя на мысли, что только сейчас свободно выдыхаю. Я совершенно не чувствую того самого трепета в руках Чернышова, который, по идее, должна была ощущать. Наоборот, мне кажется неправильной такая случайная близость.

«Ну и бабник, – яростно сжимаю кулаки, – а ещё целоваться лез!». Пусть я и первая начала! Я так злюсь, так злюсь, как никогда не злилась! И чего я так злюсь?

Пусть эти двое воркуют, но, извольте, без меня. Мне не интересно, что они могли бы, потому что непонятное чувство обжигающего жара опаляет мою самоуверенность так, словно в кровь плеснули жидкостью для разжигания костра.

Не хочу думать, о чём говорят эти балбесы, когда мои губы самостоятельно раскрываются под настойчивым напором горячего языка Егора.

Не отдавая себе отчёта, подлетаю к Егору, встаю на носочки и впиваюсь в его рот своим. Крепко-крепко зажмуриваюсь и мысленно группируюсь, готовая лететь задницей на пол в случае, если Егор меня оттолкнет. Я не дышу. И не чувствую дыхания Бестужева тоже. Я всё жду, когда меня пошлют трехэтажным, но… чувствую порхание. Нежное, еле заметное порхание его тёплых губ. Скромное прикосновение к верхней губе, точно спрашивая разрешения, и уже настойчивое к нижней, точно его получившее. Медленно опускаюсь с кончиков пальцев на полные стопы, не в силах удержать равновесия. Мои руки безвольно висят вдоль скованного тела, которое начинает расслабляться, чувствуя, что его держат. Одна Бестужевская рука ложится на мою поясницу, легко притянув меня ближе, вторая невесомо касается оголённой спины, мгновенно обжигая кожу жаром ладони.