Жил-был зайчик. Он был очень сильно завистливый. Завидовал ловкости лисы, пушистому меху чернобурки, трудолюбию белки, скорости собаки, многодетности мышки, уму совы. Завидовал всем и всему. Казалось, что вокруг все удачливее, талантливее, красивее, умнее. «Почему же одним все, а другим – ничего!» – думал он.
В один прекрасный день судьба дала ему шанс поближе познакомиться с животными, которым он восхищался. Лев-король зверей собрал всех животных на праздник в честь своего дня рождения. Заяц еще долго думал, идти или нет, так как казалось, что он неудачник и не достоин быть в числе гостей. Но все же собрал все силы и решил сходить, хоть одним глазком посмотреть на своих кумиров.
Все звери познакомились, начали играть, танцевать, развлекаться, и он понял, что все звери-звезды – такие же, как он. Он даже выиграл собаку в эстафете, а шкура его оказалась мягче, чем у чернобурки. Сове он дал пару советов, а белка попросила поделиться «фишками» по сбору ягод, а у мышки оказалось столько же детей, сколько у него.
Пожалел он тогда, что зря свой потенциал зарыл и тратил силы, время и энергию на зависть. Подружился он со всеми и начал новую жизнь. Почему он решил, что хуже всех? Кто ему сказал такое? Если даже и говорили, почему он поверил? Немного смелости, любопытства помогли зайцу пересмотреть свои взгляды. А чего не хватает вам?
Грустила Барби в красивом платье,⠀
Катились слезы из грустных глаз.⠀
Ничто не мило, не греет душу,⠀
А счастье – снова лишь на показ.⠀
Красивый домик, но как-то пусто⠀
И как-то мало его для рая.⠀
И кукла плачет одна в подушку,⠀
В ее сердечке мечта другая.⠀
Вот то ли дело, живет Матрена -⠀
Матрешка с чистой живой душой!⠀
Ведь в ней 7 кукол еще хранится,⠀
В минуту станет семья большой.⠀
Матрена звонко всегда хохочет,⠀
Поет частушки, да под гармонь.⠀
Румянец красный блестит на щечках,⠀
Котлеты – в печке, в душе – огонь.⠀
Вот если б Барби такой вот тоже⠀
Пожить бы жизнью хоть на денек,⠀
Большой семьею, счастливой сказкой,⠀
В душе зажегся бы огонек.⠀
Матрена тихо слезу смахнула,⠀
Ведь хохотушке грустить негоже.⠀
Детей накормит и спать уложит,⠀
Но ей не спится у печки тоже.⠀
Вздыхает грустно: «У Барби снова⠀
Такое платье, прям загляденье.⠀
И по фигуре, и очень модно…⠀
Ах, мне бы так же, хоть на мгновенье!⠀
Ее б фигуру и эти ноги…⠀
Ее же ноги прям от ушей!⠀
А эти стразы на новом платье…⠀
Ах, не видать мне таких вещей!⠀
Все идеально и дом, как в сказке,⠀
Свободной птицей летает смело.⠀
А у меня лишь детей орава – ⠀
Все, что по жизни я лишь сумела…»⠀
Всю ночь грустили две разных куклы,⠀
Была у каждой своя мечта.⠀
Сияли звезды, блестели слезы,⠀
Ведь доля каждой так непроста.⠀
Пускай на полках, среди игрушек,
Для драмы места совсем немножко.⠀
На верхней полке грустила Барби,⠀
На полке ниже грустит Матрешка.⠀
У этой басни мораль прозрачна,⠀
И сделать вывод совсем не сложно.⠀
Цените в жизни, что есть, и знайте,⠀
Всего, что хочешь, добиться можно!⠀
А зависть будет пинком волшебным,⠀
Ее не нужно совсем стыдиться.⠀
Ведь даже Барби в красивом платье⠀
На роль Матрешки всегда сгодится.
Завидую Юле, она – энерджайзер!
Наверное, встроен ей в мозг органайзер.
Она успевает сто дел переделать,
Пока я лишь только готовлюсь обедать.
Завидую Тане, она знает много:
Что в Тае почем, где купить носорога,
Что скушать, чтоб в животе не бурчало,
И в жизни ни разу она не ворчала.
Венере завидую завистью белой.
Роскошна она, как королева!
Венера прекрасна, стройна и умна.
Так, значит, я стану такой, как она.
Завидую Кате, она гармонична,
Прекрасна, стройна и весьма энергична.
Завидую Ольге, она вышивает,
И в бизнесе шарит, везде успевает.
Завидую Саше, та фотает круто
И пишет прикольно, совсем не зануда!
Она путешествует смело по миру,
Открыта всему, что дарует ей силу.
Но больше всего я завидую Аням!
Одна лучше всех возлежит на диване,
Другая погодой заведует круто,
А третья умеет заваривать смуту.
Четвертая тексты такие ваяет,
Да так, что Толстой на скамейке вздыхает.
Татухи у ней – от зависти лопнешь,
Фигура, что надо, и ум – не поспоришь!
А пятая вовсе меня поражает:
Она все на свете, по-моему, знает!
Шестая все знает о пользе пеленок,
У ней никогда не заплачет ребенок!
Ну, а седьмая на байке гоняет,
Агостини и Росси пускай отдыхают!
Восьмой же подвластны собак всех секреты,
О них не прочтете вы даже в газете.
Я всем вам завидую, прямо нет мочи!
И утром, и днем, и темною ночью!
Ведь если завидовать сильно подружкам,
То только сильнее женская дружба!
Мораль сей басни такова
(Хотя, возможно, нелогична):
Завидуйте, друзья мои,
Но, с юмором, экологично!
Ворону как-то Бог послал…
Не то, чтоб далеко, но все же в пеший путь.
Ворона собрала котомку и пошла.
Уныло тянется дорога, грусть
О том, что не расправить два крыла.
А мимо мчатся фифы на фиатах, велосипедах, лошадях.
Глядит вокруг ворона, хмурит брови: «Ах!
Они же не познали жизнь, не стерли 100 сапог и порох не нюхнули.
Короче, легкомысленные люди…
А я. А я! А я гораздо глубже, избранная Богом!»
Но солнце палит, все трудней идти.
И тут карета на пути, на ней записка: «Она твоя, на ней вперед лети!»
Ворона думает: «Че-то это как-то…
Не по-вороньи все… Наверное подвох».
И дальше топ да топ.
А впереди сугроб.
И лыжи, блин, стоят: вставай и едь!
Но нет, ведь «я не ЭТА, мой удел терпеть…»
Пока лихие вертихвостки со свистом носятся вокруг,
Ворона по уши в снегу ползет и тихо ненавидит
Дорогу, фиф, судьбу…
Да видела она в гробу!
И, собственно, вот гроб, вот небеса и Бог.
Ворона плачет:
– Ненавижу этих цац, я чище, я нежнее, выше…
Вот только все у них, а как же я? Любимое дитя.
И сапоги стоптала и…, блин,… не дошла.
Господь ей говорит:
– Ворона, сколько можно ныть?! Я посылал тебе карету,
Лыжи и собак (на них ты и не посмотрела).
И крылья тоже я не отнимал!
Ворона, ты овца!
Ах, если б только знал, кого умнее бы за хлебом посылал.
Вот так и в жизни: презираешь тех, завидуешь другим
И тащишься червем там, где весь мир тебе бросает крылья.
Сидишь, читаешь, фиг ли?!
Бегом лететь, скакать и всех вокруг любить…
Иначе для чего же жить?
Две коровы у реки ели мирно лопухи.
Одинаковы снаружи. Очень разные внутри.
У одной коровы томный, изумрудный нежный взгляд.
У другой – несчастный, колкий, исподлобья, как снаряд.
Первая слегка игриво крутит хвостик и бедром.
А вторая очень грустно рассекает травку лбом.
Возле первой хороводы из молоденьких бычков,
А вторая не дождется даже взгляда старичков…
Первой смех искрится чистый по долине, вдоль полей.
У второй слеза коровья, сопли, вопли – пожалей.
Посмотрел пастух на телок, подобрался, подошел,
Про коровьи, про страдания разговор у них зашел.
«Ты пошто така смурная ходишь, краше в гроб кладут?
Аль не видишь, как другая шлет улыбки там и тут?
Разве поутру не в равных вы выходите в поля?
Разве пьете здесь водичку не с единого ручья?
Разве краше шкурка первой, чем у чистенькой второй?!
Разве есть причины плакать? Плохо выглядеть больной!»
А вторая отвечает, чуть с надрывом, сквозь поток:
«У нее лопух послаще, шелковистее платок,
Колокольчик вон из злата, да поласковей бычок!
Лабутены на копытах, а в колечке бриллиант,
Даже стойло из Милана, за какой такой талант?!!!»
Покивал пастух в раздумьях, да как выдаст на гора:
«Ты сама такая дура! Повзрослеть давно пора!
Только лаской и задором, сквозь улыбочку, любя,
Ты сполна получишь злата, море ласки и добра!
А когда в Миланском стойле вновь заплачешь, что опять
Не того покроя платье и не в тех шелках кровать…
Ты тихонько разбегайся, да как дай башкой в бетон!
Чтоб твой мозг тупой взорвался!
И вернешься в отчий дом!»
В городе N проливные дожди.
Тихо по улицам едет такси.
Под кустом на обочине мокнет дворняга,
Лапы скрючило, морда помята.
– Эх! – подумал, – Лету не быть.
Сейчас бы котлету каку заглотить.
В городе N проливные дожди.
В темноте на дороге мелькают огни.
Пассажир у окна просто смотрит в окно,
На коленях хозяина очень тепло,
Шерсть лоснится, бант на боку.
– Эх! – подумала, – От обжорства умру!
А вдали перекресток, горит светофор
Красный – стоп. И глаза их в упор.
– Как же здорово этой лохматой!
Лапы целы и морда опрятна.
Ж..у в тепленькой будке везет
и ошейник не жмет!
Дома ждут котлеты барбоса,
Ну а я с мокрым носом.
В теплой ванной потом окунут
Да еще и спать с собою возьмут.
– Как же здорово этому другу!
Хоть глаза велики от испуга.
Он свободный, как вольная птица.
Хозяина нет и он не боится!!!
Что подумают люди? Ему все равно!
Родословная, кличка, награды – смешно!
И вот так мы живем в этом мире!
Чувство зависти – раз, но взрастили.
Но мораль у строк такова,
Что мы часто не знаем и сути,
Но завидуем людям!
Три Феи собрались на сказочной опушке,
Нектара напились, на солнце разомлев,
Все сплетни обсудив и песни перепев,
И ну давай завидовать друг дружке.
– Ах, Доротея, – молвила Фелица, —
Завидую я, ты в шелках и злате,
А муж, как слышно, прикупил палати
Не где-нибудь, а в ангельской столице.
– Фелица, – упрекнула враз Минерва, —
Ты вспоминала б иногда, что свой достаток
Ты отдала за мужа-пьянь ну и детей десяток.
Тогда бы не была такая стерва!
Тут и Минерве две припомнили подружки,
Что весело живет без мужа и детей,
Ест, пьет, гуляет, пишет для сетей
И даже перед сном читает книжки.
Три Феи долго ссорились в тот вечер,
Ведя счета обидам и деньгам.
Не стану загружать я Инстаграм
Перечислением упреков и словечек.
Кто басню дочитал, тот точно молодец!
Мораль проста, тут и младенцу ясно:
Ты не завидуй никому напрасно,
Ведь каждый сам своих несчастий всех кузнец.
Художником задумал Заяц стать.
Купил он акварель, пастель и уголь,
Потом полез за вдохновением в Гугл —
На все лады давай критиковать.
Пика́ссо Кроль изобразил часы,
Которые расплавились, как масло.
«Ты б циркуль у кого-то попросил,
Раз круг не можешь рисовать, Пикассо!
Зря, Рубенс Волк, ты перевел холсты.
Очки надень! Твои глаза здоровы?
«Три грации» назвал картину ты,
А нарисованы тобою три коровы!
Малюет Крот Малевич черноту —
На прочие оттенки нету денег.
Медведь Ван Гог рисует в вазе веник:
Черкать получше могут в детсаду.
Про всех вас, бездари, я тонко намекнул.
Узнайте же таланты Зайца Вовки!»
Он с трепетом кисть в краску окунул…
За пять минут нарисовал —
мор-
ков-
ку.
Мораль сей басни, в общем-то, проста:
От зависти не принижай другого.
Найди себя в иных талантах, Вова,
Не пачкая альбомного листа.
Однажды в грозовую непогоду
В курятник птица райская впорхнула,
Спасаясь от превратностей природы.
Согрелась на насесте и уснула.
Совет хохлаток был в большой тревоге,
Такая красота с небес свалилась!
Глаза застила ревность на пороге —
У петуха гарем весь впал в немилость.
Одна пеструшка умною считалась:
Молчала много, зерна подбирая,
Кудахтала, застенчиво стесняясь,
Смотреть любила в небо из сарая.
Ее определили в делегаты
К волшебной гостье, чтоб узнать поближе,
И доложить дела и результаты
От встреч сторон под балкой старой крыши.
Подраспушив нарядик свой невзрачный,
Курешка подошла к прекрасной диве.
Заговорила, птицу озадачив,
Послушная товарок директиве:
«Ты так ярка, изысканна, пикантна,
От зависти я просто умираю,
Вся жизнь твоя – вчера, сегодня, завтра —
Подобна восхитительному раю.
Павлины страстные поют тебе сонеты,
Червей на блюде к клюву преподносят
И за перо звенящие монеты
У ротозеев и зевак испросят.
А я бесформенна, сера и не фактурна,
Облез мой хвостик от гнезда с соломой,
Не охмурить мне петуха культурой,
О проекте
О подписке