– Это как-то глупо – спасать себя самой, – отрицательно покачала головой Нина. – Конечно, принцесса всегда сама может спастись и от злых колдуний, и от драконов. Но в том-то и смысл сказок, что принцесса хочет быть спасенной. Она хочет, чтобы ее стремились спасти. Чтобы ей желали жизни. Именно поэтому она сидит и дожидается принца, а не решает вопросы лично. А он, выходит, не желал мне жизни. Он желал мне смерти. Теперь я понимаю, почему он даже не приехал ко мне ни разу после того, как меня посадили. Да, это было сложно, но с его связями – все-таки пресс-служба полиции – он, если бы захотел, смог бы прорваться. А он меня фактически бросил. Одну. В тюрьме. Это был самый удобный для него сценарий.
– А что ты хотела? Конечно, он должен был убить тебя. Это был единственный способ от тебя освободиться и наконец попробовать сделать что-то самостоятельно. Почувствовать себя совсем собой и проверить свою способность делать что-то без подталкивания, без направляющей руки. И, как видишь, он с этим чудесно справился. Но для начала он должен был виртуально убить тебя. Ты сама встала под удар. Надо же понимать, в какую игру ты ввязываешься, когда начинаешь заигрывать с энергиями, которые выше твоего понимания.
– Я-то как раз все про эти энергии понимаю, – огрызнулась Нина. – Плохо ли, хорошо ли, но я справилась со своей ролью. Благодаря мне Мишка написал хотя бы три не самые плохие книги.
– А если бы ты не влезла и дала ему спокойно созреть, то их было бы не три и он все еще был бы живой, – спокойно парировала Натка. – Поверь мне, я это знала про него наверняка. Давить и тащить может каждая дура. Почему-то большинство идиоток, решивших поиграть в музу, именно так и видят свою роль: стоять за плечом с секундомером, насиловать художника и раздавать пинки. Толкать и давить. Идиотки! По рукам бы таких бить. Человек должен быть сам одержим своей работой. И надо дать его одержимости созреть. Но, впрочем, я не склонна никого осуждать. И тебя тоже. В конце концов, люди проживают только те опыты, которые реально хотят прожить. Видимо, опыта творческого изнасилования он хотел больше, чем свободы. И у тебя, я не сомневаюсь, были самые лучшие, чистые и созидательные намерения. Без сомнения, ты его любила, и это тебя извиняет.