Такой человек всячески стремится выстроить свою жизнь так, чтобы не зависеть (или зависеть, возможно, меньше) от других людей – эмоционально, информационно, материально, экзистенциально, чтобы не быть связанным в принятии решений с другими, чтобы как можно менее «пересекаться» с ними в процессе реализации каких-либо действий. Такой человек уверен, что ему никто не нужен, и говорит об этом совершенно искренне. Стремление избегать близости ярко проявляется в близких отношениях, которые ассоциируются с чем-то угрожающим, подавляющим, пожирающим. В близких отношениях для такого человека таится опасность утраты самого себя, для него быть с кем-то в тесной близости означает перестать быть собой, что равносильно «перестать существовать».

Как же такой человек обычно воспринимает свою родительскую семью, рассказывает о ней? Как правило, в его жизненной истории можно проследить отчетливое движение в сторону «подальше от семьи», даже если это сопряжено для него со значительными затратами времени, сил и средств, с серьезными неудобствами (переезд в другой город, наем квартиры, необходимость много и тяжело работать, материальные лишения и пр.). Такие люди нередко очень рано покидают родительский дом, поступая так не в силу обстоятельств, а исключительно из-за собственных стремлений; кроме этого, история их отношений с матерью и отцом, сиблингами (братьями и сестрами), другими родственниками полна серьезных конфликтов, ссор, глубоких разногласий, доходящих до разрывов, многолетних бойкотов, отсутствия контакта и подобного. Такой человек редко говорит о своих родителях как о важных для себя, точно так же для него не является чем-то серьезным или «священным» роль (и обязанности) сына или дочери, которую он исполняет по отношению к собственным отцу или матери. Нередко память таких людей хранит много болезненных, тяжелых детских воспоминаний, связанных с родителями; как правило, о них им не очень хочется распространяться вслух. Поэтому они могут говорить о своем детстве поверхностно легко и в целом достаточно позитивно, однако это не соответствует, как правило, действительному положению вещей.

Такой человек может избегать партнерских отношений, но возможны романы и даже брак. Однако они могут существовать благополучно только тогда, когда найден такой партнер (партнерша) либо такой режим отношений, при котором человек может ощущать в полной степени свою независимость и автономию. Это может быть, например, партнер, также отличающийся низким стремлением к близости, очень ценящий свою свободу (либо состоящий одновременно в других отношениях или в браке). Такие партнеры не спрашивают друг друга о своих планах, намерениях, не требуют никаких или почти никаких обязательств и не дают их сами, они четко очерчивают ту часть своей жизни, в которую получает доступ партнер, и отделяют ее от той, куда он получить доступа не может. Это могут быть отношения, в которых партнеры ничего не обещают друг другу, вплоть до допущения параллельно протекающих отношений с другими мужчинами и женщинами.

Такие отношения могут устраивать обоих ровно до тех пор, пока не изменятся обстоятельства либо пока хотя бы один из них не захочет большей близости, более интенсивной связи, более тесного контакта.

В другом случае такой человек может вступить в брак либо отношения с партнером (партнершей), обладающим гораздо более выраженными потребностями в близости. В таких отношениях всегда много напряжения: в то время как один стремится пробиться к близости, другой все время отступает назад, чтобы сохранить свою автономию. Это больно ранит первого, заставляет его чувствовать себя одиноким и брошенным, и он удваивает свои попытки добиться близости (хотя бы ради того, чтобы его крик боли и гнева был услышан). Это, в свою очередь, побуждает его партнера вновь и вновь отступать, чтобы сохранить для себя автономное пространство.

Типичной является, например, следующая ситуация. В выходной день после завтрака жена направляется к мужу в надежде посидеть рядом с ним и хотя бы немного поговорить (не о чем-то конкретно, а «просто так»). При виде ее он напрягается: он только-только расположился в кресле с любимой книгой (газетой, гаджетом), чтобы насладиться чтением. Он очень сдержанно отвечает своей супруге. Это задевает ее. «Ему что, неприятно, что я рядом?» – проносится у нее в голове. «Не возражаешь, если я посижу рядом?» – говорит она мужу вслух, и он явственно слышит обиду в ее голосе. «Ну вот, опять что-то от меня хочет, – думает он. – Хоть бы занялась своим делом и меня в покое оставила». Он не любит свою жену? Нет, это не так. Просто его потребности в близости, его представление о том, как выглядит расслабление и отдых дома, отличаются от ее потребностей. «Ты устала, наверное, – говорит он ей. – Может быть, полежишь? Или к соседке сходи поболтать… если хочешь». «Ты меня гонишь, да?» – с еще большей обидой отвечает она. «Он меня не любит!» – проносится у нее в голове. «Ну вот, снова она начинает!» – думает он с раздражением. Больше всего ему хочется встать и куда-нибудь уйти – на улицу, футбольную площадку, в гараж или просто погулять, но только чтоб его оставили в покое. Его дистанцирование обижает и злит жену, и чем больше она злится, тем сильнее ему хочется отойти – то, что она ищет его близости, ощущается им как преследование, от которого хочется скрыться. Круг замыкается.

Такие отношения могут длиться годами, быть стабильными и внешне довольно благополучными, однако одному из партнеров хронически не хватает близости, а второму – независимости. Случающиеся в таких отношениях время от времени крупные и мелкие конфликты возникают в том числе и для того, чтобы партнер, обладающий тенденцией к автономии, убеждался в наличии устраивающей его независимости. «Я не принадлежу тебе», – снова и снова дает он понять тому или той, с кем он находится в отношениях.

Явная тенденция к автономии просматривается во всех отношениях, в которые включен такой человек, во всех его жизненных сферах. Например, это очевидным образом проявляется при выборе профессии и рода занятий. Предпочтение отдается тем из них, что дают как можно бо́льшие возможности для автономии. Например, такой человек предпочитает не иметь начальников, работать без партнеров и коллег, он избегает всякого рода соревнований; ему вполне комфортно, если он имеет свой четко очерченный участок работы, в рамках которого у него есть право принимать решения и за который он отвечает самостоятельно. При этом карьера и материальные соображения являются чем-то второстепенным, далеко не самым главным. Выбирая между вакансией, дающей много автономии, но оплачиваемой не слишком хорошо, и местом, где необходима работа в команде, где поощряется соперничество между подразделениями, но где хорошо оплачивается труд сотрудников, такой человек однозначно предпочтет первое. И даже если из каких-либо иных соображений он выберет вторую возможность, такая работа станет для него источником хронического, изматывающего напряжения. В команде такой человек работает хуже, чем в одиночку – слишком часто у него возникают конфликты с коллегами и начальством. В этих конфликтах он не склонен идти на компромисс и каким-либо образом сглаживать возникающее напряжение – вместо этого он словно его наращивает, подчеркивая разницу во мнениях и демонстрируя отсутствие готовности искать варианты разрешения существующих противоречий. Нередко встречаются случаи смены профессии или места работы, в том числе неоднократные и частые. Создается впечатление, что такой человек выстраивает автономные отношения и с собственной профессией, родом занятий.

Когда такой человек думает о собственной старости, о том времени, когда он станет одиноким и не́мощным, когда он начнет болеть, его охватывает тревога – в первую очередь потому, что тогда он станет зависимым от других людей. Например, от родственников, которые будут вынуждены ухаживать за ним, заботиться о нем. От врачей и работников социальных служб. Он не сможет управлять своей жизнью и решать собственные проблемы, он станет игрушкой в руках других людей или обстоятельств. Это очень страшно для того, кто привык ценить и отстаивать собственную автономию. Поэтому такой человек копит средства на старость или случай болезни: деньги здесь рассматриваются не как самоцель, а как способ избежать ужасающей, унизительной зависимости от других людей. Такой человек может очень много и тяжело работать, чтобы быть уверенным в собственной способности справляться со всеми своими проблемами самостоятельно. Собственность также может ощущаться как альтернатива отношениям с другими людьми: такой человек скорее готов почувствовать себя «в отношениях» с собственной квартирой или загородным домом, чем с партнером или родственниками. Есть присказка о том, что кошки не привязываются к людям, с которыми находятся под одной крышей, однако привязываются к дому, в котором живут (кстати, не могу с этим согласиться). Что-то подобное, наверное, можно сказать и о людях, предпочитающих автономию. Находясь вне близких отношений, они чувствуют себя в безопасности, эмоциональную же связь они обычно острее ощущают с какими-либо вещами, предметами недвижимости, предприятиями, территориями. Однако в крайних вариантах описываемого типа человек на определенном этапе своей жизни может занять позицию тотального и крайнего отказа от любой собственности, проявляя таким образом абсолютную независимость. Мне встречался немолодой уже человек, с двадцати лет и на неопределенный срок отказавшийся от употребления алкоголя, табака, мяса, от использования нецензурной лексики, от любых азартных игр для того, чтобы испытать свою способность разорвать ощущавшуюся им зависимость. На вопросы о том, зачем он все это сделал (никакими религиозными ограничениями это не было продиктовано), он отвечал: «Мне хотелось знать, смогу ли я жить и успешно справляться и без всего этого».

Что касается социальных контактов таких людей, дружеских и приятельских отношений, принадлежности к социальным группам, очевидно, что стремление к независимости явно прослеживается и здесь. Такому человеку непонятно, зачем отправляться, например, на курсы по ручному вязанию, если все необходимые навыки можно получить с помощью просмотра заранее записанного урока через онлайн-трансляцию. Посещая конкретную церковь или заседания благотворительной организации в течение ряда лет, он не устанавливает близких и хотя бы приятельских отношений ни с кем, не проявляет инициативы в сокращении дистанции. Другие люди через какое-то время оставляют его в покое и перестают докучать попытками познакомиться поближе, приходя к заключению (вполне резонному), что такому человеку просто не нужны отношения с ними. Зато он вполне может допустить социальные контакты, которые допускают максимальную дистанцированность и даже анонимность, например, общение в интернет-чатах.

Довольно часто такой человек плохо осознает потребности собственного тела и мало задумывается о них, ведь с неизбежностью такое осознание и такие размышления привели бы его к тому, что он зависит от собственных физиологических потребностей, от состояния тела, той формы, в которой оно находится, от его здоровья или болезней, от его бренности. Очень часто можно наблюдать, что такой человек культивирует собственную физическую форму, например, посещая фитнес-центры, качая мышцы, следя за питанием и здоровым образом жизни. С удовольствием оглядывая отражение в зеркале, он убеждается в собственной крепости, мощи, силе и ловкости, в неуязвимости. То, что все это, – временное состояние, что так не может быть всегда, то, что тело со временем начинает стареть, полностью игнорируется; такой человек преувеличенно демонстрирует окружающим свои возможности и в пятьдесят, и в шестьдесят, и в более лет, стараясь скрыть и то, что руки дрожат, и то, что сердце не справляется с нагрузкой, не только от окружающих, но и от себя самого.

Очень интересны взаимоотношения такого человека с собственной сексуальностью, ведь в ней человек также зависит от партнера или хотя бы его наличия. Люди с выраженной тенденцией к автономии склонны воспринимать сексуальность как что-то необязательное для себя, что-то, без чего вполне можно обойтись. Они могут как занимать такую позицию лишь на рациональном уровне, так и подавлять собственную сексуальность таким образом, что она практически (или почти) перестает ощущаться. Им не хочется зависеть от собственных сексуальных потребностей, поэтому они могут обходиться без их удовлетворения весьма значительное (иногда неопределенное) время.

Тема зависимости и ее избегания очень ярко проявляется и в отношении такого человека к болезням, в том числе собственным. Болезнь, особенно серьезная, создает ситуацию, когда человек не может полностью контролировать себя, свое тело, управлять тем, что происходит. Болезнь полностью или частично подрывает возможность влияния на то, что происходит вне и внутри нас. Это объясняет тот факт, что люди с предпочтением автономии обычно не обращают внимания на то, что заболели, не замечают симптомов болезни и игнорируют лечение. Ведь заболевание переживается ими как угроза независимости. Кроме того, ситуация приема медикаментов (пусть и вынужденного) также ощущается ими как угрожающая («начну пить эти таблетки, и потом организм не сможет справляться сам!»). Их пугает и зависимость от врача, который становится лицом, принимающим важные решения относительно их жизни, распорядка дня и прочего. Поэтому лечиться такой человек начинает только на последних стадиях заболевания, когда игнорировать свое состояние становится физически невозможным, и часто не выполняет предписания врача, саботирует лечение – «забывает» принимать таблетки, перестает пить их при первых признаках улучшения состояния. Такие больные склонны контролировать действия врача, а также заниматься самолечением.