IV

И Роднин заговорил о детстве.

В мире, где он вырос, рассуждали о тайнах психики и возможностях мозга. И это звучало для него, как сказка. В огромной фамильной библиотеке хранились научные труды и старые фолианты на разных языках о тайных мистических обществах, древних верованиях различных народов, по теории и практике магии. А среди них, на арабском, старинное издание Изумрудной скрижали Гермеса Трисмегиста, которого еще называют египетским богом Тотом. В этом небольшом трактате в иносказательной, сжатой форме излагалось все оккультное учение.

Мы внимали Олегу, раскрыв рты. Он слегка улыбнулся и продолжал:

– Именно Гермес сказал: «То, что находится внизу, подобно находящемуся наверху. И то, что находится наверху, подобно находящемуся внизу, ради выполнения чуда триединства».

– Да я тебе после двух рюмок еще не таких истин накидаю! – радостно воскликнул Димка.

А Шурик спросил:

– И что это значит?

– Это важнейший принцип мироздания. Три мира: астральный, духовный и физический проникают друг в друга в большей или меньшей степени. А связующим элементом является принцип аналогии.

– Ничего не понял! – признался Сорин.

– Во-первых, и атом, и человек, и Вселенная взаимосвязаны, представляют единый организм и живут по одним законам. Недаром в древности говорили: познай себя, и ты познаешь весь мир! То есть, как внизу, так и наверху. Аналогично. Во-вторых, как ты сам недавно подчеркивал, все материально, даже психическая энергия. Только она менее плотная, чем физическая, и поэтому может проникать в физические тела.

– Как излучение, – подсказала я.

– Пусть будет, как излучение, – пожал плечами Олег. – В-третьих, все вибрирует, а, значит, живет. Но у каждого – своя вибрация, это как отпечатки пальцев, и между теми, у кого они близки, возникает симпатия, хотя для этого, наверное, есть и другие причины. А, учитывая, что, по мнению эзотериков, духовный и астральный миры тоже населены, то между всеми элементами, живущими в них, а также между одушевленными и неодушевленными предметами физического мира существует психическая связь. И тайное соотношение симпатии и антипатии. Но уловить и определить все это может только специально подготовленный человек.

– И использовать? – спросила я.

– Разумеется.

– А ты можешь?

– Ребята, я же не маг, я врач. Просто считаю, что нельзя отрубать и выбрасывать знания, которыми владели умнейшие люди в древности. Великий Парацельс когда-то сказал: «То, что в одном веке считается мистикой, в другом становится знанием». Так что все это необходимо изучать, а не отрицать.

– И ты изучал? – спросила я.

– По мере возможности и надобности. Но я бы продолжил Парацельса: то, что в одном веке считается знанием, в другом расценивается как мистика. Это когда речь идет о деградации человечества. А вдруг оно развивается не по спирали, а по синусоиде? И на пике развития не достигает уровня знаний предыдущих цивилизаций? Хорошо, хоть народу удается сохранить крупицы старинной мудрости.

– Это ты о чем? – заинтересовался Шурик.

– Ну, в народе, к примеру, считают, что все болезни от нервов! Или это фраза из анекдота? Впрочем, неважно, поскольку она точно формулирует главное: заболевания возникают сначала на психическом уровне. То есть, физический и духовный мир действительно проникают друг в друга, хотя многие и относятся к этому скептически. Тем не менее, за тайными знаниями охотились во все времена, причем, именно те, кто их официально отрицал.

– И ты ими владеешь? Поэтому за тобой тоже охотятся? – затаив дыхание, спросила я.

– О, Господи, да ими нельзя овладеть за всю жизнь! – с досадой сказал Олег. – По крайней мере, врачу, у которого уйму времени забирает практика. А я кое-кого интересую совсем по другой причине. Но об этом говорить сегодня не хочется.

– А как ты смог оживить мальчика? – не выдержал Димка.

– Слишком мало времени прошло с момента остановки сердца, поэтому мне удалось запустить его.

– А почему врач не использовал дефибриллятор?

– Он бы не помог. Нужно было активизировать все органы сразу, и, в первую очередь, мозг и сердце.

– А что за метод ты использовал? – спросил Русецкий.

– Это древние восточные технологии, которыми владели мои предки.

За окном плавала темень. Ветки чертили на стекле тайные знаки. В комнате царило молчание.

Олег плеснул себе виски, выпил, проглотил кусочек чего-то рыбного и удивительно вкусного из даров Автандила. Потом сказал:

– Даже при лечении кремлевских бонз и их родственников, порой, использовались лекарства, изготовленные по средневековым рецептам.

– Кого ты имеешь в виду? – удивился Шурик.

– Мать Берии. Правда, лечащий врач потом умер.

– Видно, плохо лечил, – засмеялся Димка.

– Наоборот! – возразил Олег. – Говорят, он ее спас от рака. Мне эту историю старые доктора рассказывали. Некий врач решил испытать, насколько эффективны снадобья средневековых алхимиков: варил лягушек, добавлял в отвар дикие, по нашим меркам, ингредиенты… И, в результате, получил эликсир, излечивающий туберкулез, онкологию и трофические язвы. В начале 50-х его испытывали в больницах Москвы и в Кремлевке. Разумеется, негласно. Но однажды доктора увезли, лабораторию закрыли, и состав эликсира остался тайной.

А еще американская разведка раскопала сведения о средстве против рака, найденном учеными из «Аненербе». Те же, как известно, черпали знания из наследия предков в самом прямом смысле этого слова. Да таких примеров сколько угодно!

– Олег, – напомнила я, – ты нам зубы не заговаривай! Речь идет о психологических методах, которыми ты владеешь, а не о средневековых зельях. И о том, что никакого здоровья твоего не хватит, если будешь им так разбрасываться!

– На себя в зеркало глянь, – буркнул Димка, – сплошной бедный Йорик: череп, обтянутый кожей да глазницы! Я понимаю, что надо спасать человечество, но не до такой же степени. Нужно и о себе хоть иногда думать!

Роднин поднялся, прошелся по комнате, остановился напротив окна. Сунул руки в карманы, покачался на носках и с горечью произнес:

– Да что вы обо мне знаете? Я не человечество спасаю, я грехи замаливаю. У меня все шкафы забиты скелетами!

В его голосе звучала такая боль, что мы растерянно переглянулись. И в груди у меня стало пусто и холодно.

– Ты о Чечне? – тихо спросил Русецкий.

Олег, не оборачиваясь, кивнул.

И тогда я, стараясь казаться спокойной, сказала:

– Никто из нас не поверит, что ты сознательно кому-то причинил вред. Но если тебя что—то гложет, расскажи об этом! Может, удастся вычислить твоих врагов?

– А чего их вычислять? – каким—то скрипучим смехом рассмеялся Олег, – Я их и так знаю!

Подошел к столу, налил в стакан виски и залпом выпил. Опустился в кресло, закурил сигарету, выдохнул дым:

– В мои обязанности входило присутствовать на допросах и при помощи пси-технологий извлекать информацию из подсознания пленных. С боевиками работали опытные психологи. Часто к такому ничего не подозревающему парню «подселяли» вторую личность и влияли непосредственно на нее. Чтобы понять механизм действия научных достижений, я бы советовал обращаться к сказкам. Помните о старинных заклятиях? Братья Гримм рассказали о принцессе, на которую, вместе со всем ее замком, наложила заклятие разобиженная колдунья. И весь замок заснул на долгие-долгие годы. И никто не мог расколдовать его, кроме самой колдуньи.

– А потом явился принц, – подхватила я, – поцеловал принцессу, и все проснулись! Об этом, кстати, и у Пушкина есть в сказке о спящей царевне, которую в хрустальном гробу целовал царевич Елисей.

– Б-р-р! – содрогнулся Димка.– Сплошная некрофилия! Только извращенцы называют ее любовной романтикой!

Олег засмеялся:

– Это не столько любовная романтика, сколько элементарное применение пси-технологий. Опытный психолог закодировал принцессу вместе со всей ее челядью, и чтобы снять программу, нужен был код, который знал только он. Но более сильный специалист сумел найти ключ и решить проблему.

Мне тоже удалось создать универсальный ключ, но тот, к сожалению, подходил не стопроцентно. И тогда я вынужден был на «чужое заклятие» «накладывать» свое, более сильное. Зная восточные языки, результаты последних исследований и древние техники, я составлял для этого уникальнейшие программы.

– Ты их перепрограммировал?

– Не совсем. Скорее, применял новую программу, код от которой знал только я. Ведь к одному человеку можно подселить сразу несколько личностей! Это небезопасно для психики пациентов, но другого выхода не было, иначе они продолжали бы выполнять прежнюю программу. Кстати, программированием людей наши спецслужбы успешно занимались еще в 30-х годах.

И я вдруг подумала, что сталинские судебные процессы точно не обошлись без применения пси-технологий.

– И эти ребята использовались уже нашими против боевиков? – спросил напряженно внимавший Шурик.

Олег кивнул:

– А перепрограммировал я только ту часть пленных, к которым подходил мой ключ: заменял прежнюю «подселенную» личность новой. И они тоже выполняли наши задания. Но с некоторых просто снимал «заклятие»: дальнейшее манипулирование их подсознанием было недопустимо. А я, как-никак, врач, хоть и работал на спецслужбы.

– И где сейчас эти парни? – тихо спросила я.

Олег лишь пожал плечами.

– Ты хочешь сказать, что часть пленных ты практически спас, освободив их от действия прежней программы?

Олег снова кивнул.

– Но где-то бродит целая армия потенциальных убийц и террористов, которых ты создал? И они готовы выполнить любую твою команду? И сразу забыть об этом?

Олег подошел к окну и, глядя куда-то в темное небо, закурил новую сигарету.

Мы молчали. Потом Димка спросил:

– А наши этот код знают? Или как там у вас это называется? В общем, кто-то еще, кроме тебя, может отдавать этим людям приказы?

Роднин отрицательно покачал головой.

– То есть, за тобой, а, вернее, за ключом от твоей программы охотятся не только бывшие боевики, но и наши спецслужбы? А где он?

Олег дотронулся пальцем до седого виска. И мне стало страшно. А он обернулся и твердо сказал:

– Да, то, что известно мне, нужно обеим сторонам. Плюс разведкам других стран. Вы только представьте: управлять, словно роботами, большим количеством людей, которые даже не подозревают об этом! А я знаю всех в лицо и по именам. Поэтому меня и расстреляли в Чечне: были уверены, что ничего не добьются, но не хотели, чтобы моими знаниями кто-то воспользовался. Я этих арабов могу понять.

– Олег, – тихо спросила я, – ты и себя запрограммировал, чтобы не выдать код? Это реально? Не случайно ж ты обронил фразу, что заставить работать тебя на кого-то против твоей воли невозможно?

Роднин посмотрел мне в глаза и ничего не ответил.

Димка присвистнул: исключая любой компромисс, Олег сознательно шел на гибель. По взгляду Роднина мне показалось, что вряд ли он оставил для себя возможность снять собственное «заклятие», если оно действительно наложено.

Русецкий налил всем виски и спокойно сказал:

– Плюнь! Пока все это лишь у тебя в голове, все в порядке. А со временем что—нибудь придумается. Главное, сам не подставляйся!

Олег обвел нас беспомощным взглядом и облегченно вздохнул, словно ему отпустили смертельный грех.

Все выпили. А потом Сорин не выдержал:

– Но все-таки почему, пардон, тебя не пытаются повторно убрать?

Я на него шикнула, а Роднин спокойно сказал:

– Всем нужны результаты моего исследования. И пока я его не окончу, меня вряд ли уничтожат.

– Да Бог с ним, с исследованием, – мягко произнес Шурик. – Ты лучше научи нас каким-нибудь простеньким своим штучкам!

Олег усмехнулся:

– Я лишь могу рассказать элементарные истины о том, как лучше понимать собеседников и влиять на них.

– И на том спасибо! – заорал Димка. – Выпьем за тебя и начнем!

Ребята чокнулись, закусили, а потом Роднин прочел нам лекцию об азах психологии.

– Сначала, – заявил он, – нужно научиться наблюдательности. Вот на столе гелиевая ручка, которую мне дал в кафе Сорин записать адрес автомастерской. Что каждый из вас может сказать о ней?