Врачи сказали, что они умерли мгновенно. Машина врезалась в капот и передние сиденья, поэтому я почти не пострадала. Лёгкое сотрясение, синяки, ссадины и разбитое сердце – вот и всё. Когда мне сообщили, что я больше не увижу папу с мамой, я замотала головой. Нет, этого не может быть, они пошутили. Я закричала на них, сказала, что они мне врут, что это не так, потом я поверила, что это врачи их и убили. Своим бездействием. Я не могла успокоиться. Я подскочила на ноги и чуть не потеряла сознание снова. На ногах меня удержал гнев. Я взяла подушку и кинула её во врача, крича, что все они лжецы и убийцы. Как же я была зла. На пьяного водителя, на врачей, на людей, которые остались жить. Я не могла понять, почему Вселенная забирает самых лучших, но оставляет жизнь самым худшим. Всё, что попадалось мне под руки, летело во все стороны. Я почти не чувствовала боли – её я сполна ощутила потом, когда уровень адреналина упал. Но тогда я была полна энергии. Врачам пришлось поймать меня и что-то вколоть. Видимо, это было успокаивающее. После этого я быстро заснула, а проснувшись, просто проревела несколько часов подряд, никого к себе не пуская. Когда меня выписывали, со мной говорили противным, таким приторным голосом. Сказали, что испытала сильный шок, что сё пройдёт со временем, дали направление к какому-то психологу, к которому я и не собиралась идти. Потому что они ошибались. Не было ничего подобного. Я умерла, просто умерла.

Сестра ещё сладко посапывала, а я отправилась готовить завтрак. Меня хватило только на яичницу. Вскоре Ева заползла на кухню, потягиваясь.

– Доброе утречко! – потянула она, зевнув.

Не доброе! Нет! Она издевается?!

– Привет! – холодно кинула я. Не такие глупые фразы говорят по утрам, но иных слов я не могла подобрать. – Как спалось?

– Прекрасно, – пропела она.

– Рада за тебя, – проскрипела я. – Будешь завтракать?

– Конечно! Кофе у тебя есть? Я его обожаю.

Я тоже. Надо же, в чём-то ещё мы похожи.

– Да. Варю в экспресс-кофеварке.

– Ого. Я тоже иногда, но у меня получается невкусно.

Я промолчала, пошла варить кофе. Почему у нас такие бессмысленные разговоры в первое утро с похорон родителей? Разве так важно, кто умеет делать кофе, а кто нет? Хотя… Я замерла на секунду с ложкой, полной молотого кофе. Ведь каждый контакт начинается с малого. Надеюсь, это оно самое.

Я взбила молоко, как раз закипел кофе. Разлив его по стаканам, я добавила мускатного ореха себе и масалу Еве. Кофе с мускатным орехом – горькое, крепкое, но насыщенное. Именно его я любила. Может, потому что он так похож на мою жизнь?

Я отпила кофе. На вкус ужасен… А я думала, подобные навыки не забываются.

– Вкусненько, – улыбнулась Ева. Я посмотрела на неё с недоумением. Врёт?

– Ева, расскажи хоть, как в Москве жилось?

– Да ничего особенного. Сначала поступила в колледж на парикмахера. Потом в университете отучилась. Жила с Пашей. Ты его не знаешь, но мы очень любили друг друга, однако год назад расстались. С тех пор я одна. Ну вот и всё, – она пожала плечами.

– Кем хотя бы был этот Паша? – полюбопытствовала я.

– О, он был красавчиком. Высокий, широкоплечий, блондин. Носил меня на руках, так мило ревновал, – она подняла глаза и соединила руки как будто в молитве. – Но вспыльчивый жутко.

– И ты его до сих пор любишь?

– Нет, всё в прошлом, – хмыкнула Ева с горечью.

– А кем ты работала?

– Много кем. Официанткой, продавцом, парикмахером, оператором, секретаршей. Я уже не помню всех мест и должностей.

Удивительный человек, что сказать. Она открылась для меня с какой-то другой стороны: не как избалованная девчонка, а как девушка, которая старалась обеспечить себя всеми силами. Хотя родители всё равно помогали ей финансово как могли. Ева действительно умела зарабатывать, а вот сохранять деньги – нет.

– Ева, – я немного замялась. – А… что стало с ребёнком? – я робко взглянула на неё. Знала, она не любит этот вопрос, всегда молчала, когда родители спрашивали.

На её лицо, столь беззаботное и светлое, вдруг набежали тучи: брови нахмурились, на лбу пролегла тонкая морщина.

Я вздрогнула, когда она вдруг резко встала, чуть не уронив завтрак и кофе со стола.

Зря я это затеяла.

– Тебя это не касается! – громко прошипела она и быстрым шагов вышла из комнаты.

Я так и осталась сидеть, сжавшись.

Вскоре громко хлопнула входная дверь. Я тут же почувствовала какую-то пустоту внутри. И страх. Вдруг и она не вернётся. Ну зачем я начал весь этот разговор, дура! Надо себя чем-то занять. Так будет легче. Наверное, пришло время взяться за работу. Мне дали небольшой больничный из-за случившегося, но я не могу вечно пользоваться их добротой, особенно учитывая то, что я работаю удалённо.

Я просидела четверть часа, уставившись в экран ноутбука и иногда нажимая на клавиши, но мозг полностью отказывался работать, я гневно захлопнула крышку ноутбука и, упав на диван, закуталась в одеяло с головой. Ничего не хотелось делать, ничего, только вот так лежать. Я даже не плакала, просто лежала, пока не раздался звонок в дверь. Я гневно бросила взгляд на вход, но не встала. Оставьте меня! Никого не хочу видеть и слышать. А вдруг это Ева? Я резко подскочила и бросилась к двери. Но за неё меня ждала далеко не сестра. В коридоре стоял тот, кого я уж точно не ожидала и не хотела видеть.

– Привет! – он глупо улыбнулся, держа в руках яркий букет цветов и коробку моих любимых конфет.

– Я уже всё сказала. Уходи! Видеть тебя не могу! – презрительно бросила я, сжав губы и скрестив руки на груди.

– Нет, – улыбка сменилась серьёзным и непреклонным выражением лица упрямца. – Дай мне объясниться!

– Не хочу я с тобой разговаривать. Никогда, ни о чём, – я махнула рукой и резко захлопнула дверь, но что-то её остановило – носок туфли в проёме.

Он снова отодвинул дверь и посмотрел на меня со злостью. Он сильнее меня, с этим не поспоришь – это бесило меня ещё больше.

– Ну нет! Ты думаешь я сейчас вот так просто уйду? Я думал, ты меня знаешь достаточно, – он ухмыльнулся.

Да, я знала, что спорить с ним невозможно. Встанет на своём и не отодвинешь с мёртвой точки. Это раздражает.

– Знаю. Но и ты знаешь меня. Не хочу я тебя слушать.

– А я всё же скажу. Она просто знакомая. Зна-ко-ма-я. Подруга детства, понимаешь?

Я заткнула уши и замотала головой.

Он отодвинул мои руки.

– Ты ведёшь себя как маленькая! Как ты можешь делать свои выводы, не выслушав меня?! – он недовольно смотрел на меня, подавшись в мою сторону.

– Что тут узнавать? Что? Итак всё очевидно. Когда мне нужна была твоя помощь, твоя поддержка, где ты был? Встречал какую-то женщину и водил её в ресторан. И что тут непонятного, а?

– Пойми, она моя подруга детства, у неё умер муж, она возвращалась домой, к родителям, а я её самый близкий друг. Ей нужна была моя поддержка.

– Ага, и ты решил поддержать её в постели, так? – кричала я, илё лицо исказилось в полную ненависти гримасу, с сжатыми губами и прищуренными глазами.

– Не было такого! Да, мы поужинали в ресторане, я её поддержал, приободрил. Ей тяжело, понимаешь?! – кричал и он, размахивая руками.

– А мне? Мне не тяжело? У меня все живы, здоровы? – щёки снова обожгли горячие слёзы., слишком солёные, слишком горькие.

– Но ведь тогда ещё ничего не случилось? – промямлил Артур, смущённо опустив голову.

А я просто рыдала, вздрагивая всем телом, всем своим существом. Он обнял меня, а у меня не было сил сопротивляться, у меня не было сил ни на что, потому что моя жизнь продолжала упорно разбиваться на миллионы мелких частей, на миллионы осколков потемневшего от старости зеркала.

Ну-ну, всё будет хорошо, – шептал он. И почему все так любят говорить эту фразу, почему они все врут мне.

Не знаю, как это произошло, но почему-то мы вдруг оказались на кухне. Артур налил нам чай. Я сделала глоток, но тут же сморщилась. Я и забыла, что чай обычно горячий.

Артур взял сою ладонь в свои и начал её гладить.

– Прости, – сморщившись, пробормотал он.

Я знала, что он неискренен. Он так и не признал свою вину, но стоило поблагодарить его даже за это пустое слово – ему всегда было очень сложно извиниться. А у меня уже не было сил злиться, хотя он сильно передо мной провинился.

– Я люблю только тебя и никто, кроме тебя, мне не нужен, понимаешь? И я не собираюсь сдаваться.

Это было правдой. С тех пор, как я оказалась в больнице, он слал мне цветы и записки, с извинениями. Я думала, что, если буду игнорировать всё это, он забудет, а я тогда, быть может, его. Ведь, несмотря на ту боль, что он причинил мне, я всё равно глупо люблю его. Но в итоге он оказался на пороге моего дома с цветами и конфетами. Что ж, либо он упрям, либо правда любит меня.

– Мне грустно, что я не смог достаточно поддержать тебя из-за нашей ссоры, грустно, что я не могу прочувствовать всё то, что тревожит тебя, не представляю, как ты это пережила, но я боюсь оставить тебя одну. И хочу тебе помочь. Так давай оставим в прошлом эту ссору?

– Л-ладно, – протянула я, закусив губу.

Он радостно улыбнулся и поцеловал меня в лоб.

– Вместе мы справимся, он потрепал меня по плечу. – Может, пойдём прогуляемся.

– Нет, – я тяжело помотала головой. – Сегодня я просто хочу отдохнуть. Дома. Одна.

Он понимающе кивнул и нехотя засобирался домой, всё поглядывая на меня взволнованным взглядом. Я уверяла его, что незачем за меня беспокоиться, но, похоже, его это не утешало.

– Ты спишь на диване? – нахмурился он.

– Да, – кивнула я. – Но давай не будем об этом сейчас.

Он недовольно что-то проворчал, но возражать не стал.

Когда дверь за ним захлопнулась, я снова почувствовала тяжёлую гнетущую тишину, витающую в напряжённом воздухе. Эта квартира была слишком пустой. Кухня с её стенами цвета кофе с молоком и светло-серым гарнитуром была слишком тёплой и сияющей. Зал, бежевый, с большим диваном, книжной полкой и телевизором с большим экраном, слишком живой.

В коридоре, слишком мирном и ярком, не хватало верхней одежды на вешалках.

Балкон, забитый цветами, ванная, шкафчики которой забиты всякими кремами и спреями мамы и, наконец, их комната, полная оттенков бежевого и кофейного. Она всегда была самой прибранной, потому что мама любила чистоту, но полностью могла её контролировать только в их с папой комнате. Всё в ней было гармонично, кровать всегда была заправлена, а на тумбочках с обеих сторон лежали книги, которые они сейчас читали. Одно портило гармоничную картину – наши с Евой рисунки прямо напротив кровати. На них просто какие-то каракули, кривые зверушки и традиционные человечки-палочки. Мама всегда особенно хранила эти бессмысленные рисунки. Не знаю почему, но когда мама в очередной раз стояла перед ними, разглядывая, – это всегда заставляло меня радоваться.

Интересно, а как бы к нашему миру отнеслись родители? Несмотря на то, что мы встречались год, они не были знакомы. Но я много рассказывала о нём, и он им нравился. Они вечно повторяли, что он именно тот, кто мне нужен и больше всего уговаривали меня помириться с ним. Они очень хотели с ним познакомиться и надеялись, что мы поженимся. Так что, наверное, они были бы рады.

Чего лукавить, я тоже была счастлива, что наши с Артуром отношения восстановились, но тут же корила себя, ругала последними силами за то, что испытывала какие-то положительные чувства. Потому что не имею право быть счастливой.

Но когда же вернётся Ева?