– У немцев есть такое слово: «киндерштубе». Это значит «детская комната». Они уверены, что упущенное в развитии и воспитании в раннем детстве не восполняется уже никогда. Ни в каком возрасте.

– По-моему, немцы ошибаются, – возразила Арина.

– А, по-моему, нет. Какой бы умный и самоуверенный не был этот заносчивый хвастунишка, он уже никогда не догонит таких, например, как мы с тобой. Хотя, мы почти ровесники, ведь так?

– Наверное, но почему ты считаешь, что не догонит?

– Ну, хотя бы потому, что пока он бездельничал и не хотел учиться в школе, мы с тобой вовремя и отлично усвоили все знания. Ни после вечерней школы, ни тем более после заочного института он никогда не сравняется с такими, как мы.

Арина медленно покачала головой и возразила:

– Неверное утверждение. Он может всё усвоить и даже лучше, чем мы с тобой. Потому что мы всё учили на неосознанном уровне, а у него сейчас есть мотивация. Ты ведь помнишь силу мотивации в педагогике? Он знает, зачем учит, а мы это делали ради оценок и стипендии.

– Допустим. А если у него и сейчас вся мотивация сводится к получению не знаний, а только бумажки и диплома для продвижения вверх и карьеры? Разве ты не поняла, какой он? И пока он маршировал строевым шагом в армии, мы с тобой учились в столичных вузах, общались с умными преподавателями, бегали в библиотеки и театры.

– А он приобрёл настоящий, жизненный опыт, в то время как мы с тобой остались начитанными романтиками и смотрим на жизнь сквозь розовые очки, что не очень полезно.

– Ну и что? Зато так приятно, – улыбнулась Лиза. – Разве есть в жизни что-нибудь лучше, чем остаться романтиком до самой старости? Нет, я не хочу смотреть на жизнь сквозь серые очки прагматизма. И постараюсь всегда остаться романтиком.

– Я тоже. И как тебе вообще новый коллектив? – спросила Арина.

– Кажется, нормально. Мне всегда труднее сживаться с учителями, чем находить общий язык с учениками.

– Удивительно, что мы с тобой так похожи, – мне тоже.

Прозвенел звонок и они разошлись по своим классам.

– Слушай, так можно прокиснуть, – сказала в пятницу Арина. – Давайте куда-нибудь оторвёмся, как говорят наши ученики. И наших мужей немножко проветрим. А то они сами что-нибудь предпримут и совсем не то, что нам понравится. Ведь впереди два выходных.

Подумав о неумении Ильи пить, Лиза спросила:

– И что ты предлагаешь?

– Ну, что здесь можно предложить, кроме танцев в доме офицеров? Все наши туда бегают. Может, сходим?

– Никогда не любила ходить на танцы. И наши мужья не согласятся.

– Чего же мы стоим, если не сможем уговорить их? Итак, завтра в шесть мы у вас. Посидим и пойдём потанцуем. Что с собой принести?

– Ничего не нужно, у нас всё есть. Мы с мамой всё приготовим, приходите.

Арина удивлённо посмотрела на Лизу:

– Ты называешь свою свекровь мамой?

– Конечно. А ты свою?

– Я – нет. Не могу.

– Это надо делать сразу. Мне тоже сначала было нелегко и непривычно, но я ведь стала женой её сына. Нельзя обижать её, называя как чужую по имени и отчеству. Она очень хорошая и добрая женщина.

– И у тебя с ней никаких недоразумений?

– Совершенно никаких. Мы с ней как подруги. Моя мама даже ревнует.

– И свекровь всегда жила с вами?

– Не всегда. Она работала главным бухгалтером в воинской части в Туркмении, хотя уже вышла на пенсию. А я уговорила её переехать жить к нам.

В субботу вечером по шумному разговору на лестнице на второй этаж, Савельевы поняли, что Лавровы идут не одни, а через минуту пришедший вместе с ними красивый и высокий капитан уже обнимал Лизу.

– Серёжка, это просто судьба, от тебя никуда не деться, – говорила она и объясняла всем: – Нас второй раз переводят вместе в одну часть. Вы можете в такое поверить?

– Действительно невероятно. С военными это очень редко случается, – удивился Олег. – Вы уже, можно сказать, родня.

– Точно, – подтвердил Сергей. – А всё потому, что я люблю эту женщину.

Поглядывая на Илью, он добавил:

– Вот жду, когда она его бросит.

– Ну, как вам нравится такой враг семьи? – добродушно отшутился Илья. – Проходи, вечный соперник и родня, проходи и прекрати обниматься с моей женой, а то вызову на дуэль.

– Всё, всё, понял. А где мой любимчик и будущий лётчик Алёшенька? Я принёс тебе шоколадку.

– Никаких шоколадок детям, – заявила Лиза. – Сколько раз говорить? Он после шоколада как вы после пива. И плохо спит.

– Так не давать? – спросил Сергей.

– Как же теперь не давать? Но больше не приноси.

– Бу сделано, никогда больше, ты понял, Алексей?

– Бу сделано, – ответил Алёшенька то, что ему сразу понравилось и запомнилось.

Его глаза возбуждённо и радостно сияли от множества гостей. Лиза с Ариной пошли на кухню помогать Валентине Адамовне, готовить всё на стол.

– А где вы встретили Серёжку? – спросила Лиза.

– Олег сказал ему на работе, что мы идём к вам и на танцы, и он напросился с нами. Ты бы знала, как у нас в городке все женщины словно с ума посходили за этим Серёжкой.

– Вот так всегда в каждой части, куда нас переводят. Они сами к нему домой бегают.

– Так женщины сами портят и балуют мужчин, – проговорила Валентина Адамовна.

– Женщины балуют и портят только тех мужчин, которые сами этого хотят, – решительно возразила Лиза. – Но Серёжка, между прочим, славный и добрый. Коренной москвич, у него там осталась бабушка, которая его вырастила.

– А почему нет традиционных стихов Олега? – спросила Лиза, когда они вернулись в комнату и расселись за столом.

– Сейчас будут, – с готовность отозвался тот и сразу посыпал:

 
Не допускай обмана в сердце,
Туман соблазна одолей
И страсти сладостный напиток
Низринуть в бездну не жалей.
 

Он передохнул, словно давая возможность прочувствовать магию этих слов и вникнуть в их затаённый смысл. Потом снова продолжил:

 
Не верь в их ложные обеты
И наслаждений их мираж —
Всё преходяще. Канет в Лету.
За всё сторицею воздашь.
 

Он снова остановился, но все молча слушали и ждали продолжения.

 
А если призрачное счастье
Коснётся вновь крылом любви,
Цветы в мелодии вплетая, —
Ты прикоснися, но беги…
Багряный сладостный напиток
Не допивай до дна. Разлей.
Папирусный прадревний свиток
Сожги и по ветру развей.
Забудь слова, касанья, ласки, —
Пусть уплывут в закат, в рассвет,
Пусть миражом кружатся краски
И тихо льётся нежный свет.
Пусть жизнь вся соткана из мук
Без радости познанья Бога,
Как в вечности плывущий звук
И в бесконечности – свобода…
 

– Что за декадентская поэзия? Я ничегошеньки не понял, – сказал Сергей, когда Олег сделал паузу, чтобы передохнуть.

– Ты просто не дорос, – заметила Лиза.

– Я уверен, что Илья тоже не врубается, но молчит, – возразил Сергей.

– Вот и молодец. Олег, дальше, пожалуйста, – попросила Лиза.

Олег кивнул и прочёл:

 
Непостижимость не лови,
Пусть сокровенность возродится
И с таинством большой любви
В Небесном Царстве обручится.
 

Некоторое время все молчали и даже Сергея пронзили последние слова. Арина задумчиво повторила:

 
И с таинством большой любви
В Небесном Царстве обручится.
 

– Что за дивная магия слов? Кто так чудно сплёл их? Потрясающе. Почему ты никогда не читал этого стихотворения? Чьё это?

– Какая разница, чьё? Я не помню, – ответил Олег.

– А можно и я ещё одно? – спросила Лиза. – Оно в чём-то созвучно, но другое:

 
Две царевны, бледны, русы,
У воды лежат.
Их кокошники и бусы
Точно отблески жар-птицы.
Опустив свои ресницы,
Две царевны будто спят.
 

Олег чуть приподнял руку, останавливая Лизу, и продолжил:

 
Осень, сняв венок и платье,
Косы подобрав гребенкой,
Плещется чуть слышно у скалы.
 

– Олег, ты просто умница, – с восторгом проговорила Лиза. – Откуда ты знаешь даже это стихотворение? Я не помню, где нашла его и даже не знаю, кто автор.

– Вера Инбер, маленькая женщина, о которой её муж сказал, что её губы пахнут малиной, пороком и Парижем, – с пафосом произнёс Олег и все даже захлопали.

– Потрясающе, – произнесла своё любимое определение Арина и повторила: – «Её губы пахнут малиной, пороком и Парижем…» – невероятно.

Через час они весело спускались вниз по лестнице, отправляясь на танцы.

Почему люди бывают так безоглядно беспечны? Почему не ценят каждую минуту, каждый день счастья, уверенные в том, что так будет всегда? Почему не думают, что за безоблачным везением и добрыми дарами судьбы непременно наступит совсем другое время, порой совершенно противоположное? И тогда или судьба всё заберёт и разрушит, или они сделают это сами, подчиняясь незыблемому закону свободы выбора и, кто часто, а кто почти постоянно ошибаясь в нём.

Перечитывая теперь приговорённые к сожжению дневники того времени, она снова переживала все милые и забытые мелочи тех счастливых дней и жила в них так, словно между понятиями «тогда» и «теперь» не было прожито нескольких десятков лет.

Когда они весёлой и шумной гурьбой вышли на улицу, вечер окружил их ласковой теплотой. Стояли задумчивые осенние дни, пронизанные свежестью приближающихся, но всё ещё далёких холодов, едва заметно подступавших к ночи. Тихие улицы мягко освещались редкими фонарями. Изредка медленно плыл и падал с дерева уснувший листок, мечтательно и долго, словно растерянно удивляясь, кружил в воздухе, опускаясь на землю, и пропадал, исчезая в темноте.

Они неторопливо шли по улице, и Лиза сказала:

– Какая чудная осень!

– И как здесь хорошо, – поддержала её Арина.

Олег внимательно посмотрел на них и спросил:

– Девочки, а не спеть ли вам песенку мышонка из мультфильма:

 
Какой чудесный день!
Какой чудесный пень!
Какой чудесный я
И песенка моя.
 

Все весело засмеялись, и Арина с деланной укоризной проговорила:

– Ты разбаловался от счастливой жизни. Тебе надо было жениться на сварливой и жадной бабёнке и ты завидовал бы тем, у кого весёлые жёны.

Олег серьёзно посмотрел на неё и ответил:

– А может быть, я и сейчас сам себе иногда завидую. Откуда ты знаешь?

– Слушайте, прекращайте в присутствии холостяка объясняться в любви, а то я умру от зависти, – вмешался Серёжка и все снова рассмеялись.

 
Зачарован невидимкой,
дремлет лес под сказку сна,
 

– прочёл Олег и Лиза повернулась к нему:

– Откуда у тебя столько дивных стихов? И каждый раз всё новые.

– Академия. Всё это Москва и академия, – ответила за мужа Арина. – Он там днями пропадал в библиотеке. Переписывал, запоминал, рассказывал мне потом и декламировал.

– А вот Илья не захотел ехать учиться в академию, – сказала Лиза, и было непонятно, одобряет она это решение или осуждает и сожалеет.

– До академии надо дорасти и дозреть, – Илья назидательно поднял указательный палец. – А я не дозрел и не дорос – вот в чём вопрос.

– Да ты заговорил стихами, – заметил Сергей.

– Рыжик, разве тебе мало тех денег, что я приношу? – спросил Илья, поворачиваясь к Лизе.

– Нет, мне их предостаточно. Я просто не знаю, куда их девать и на что тратить, – в тон ему ответила она.

– Значит, тебе хотелось бы быть женой генерала?

– Нет, я не тщеславна, – она, улыбаясь, посмотрела на мужа.

– Тогда зачем нам академия? – спросил Илья, и она снова в тон ему ответила:

– Нам не нужна академия.

Из громкоговорителя на площади вдруг полился плавный и волшебный вальс Штрауса, заполняя и завораживая всё вокруг празднично счастливым кружением. Илья вдруг церемонно обнял жену за талию, она положила руку ему на плечо, и он закружил её в вальсе по дороге.

– А мы? – воскликнула Арина. – Подождите, сделаем «восьмёрочку», это же замечательно, здесь столько свободного места!

И они с Олегом закружились тоже, то сходясь, то расходясь с Савельевыми, рассчитывая движения и длину шага.

– Осторожно, не задень крылом, а то снесёшь фюзеляж, – очень серьёзно проговорил Олег, предупреждая Илью, и все сразу рассмеялись, сбились с такта и остановились.

– Нет, вы только посмотрите на него, – удивилась Арина. – Сколько сил я потратила, чтобы уговорить его идти на танцы, а теперь, он кружится даже посреди улицы.

Олег обнял обеих женщин и тихо проговорил:

– Девочки, пошли немедленно, пока мы не передумали.

– Нет, это невыносимо, – простонал Сергей. – Глядя на ваши семейные идиллии, я преждевременно и неудачно женюсь, а вы будете в этом виноваты, только вы.

А вальс всё звучал и лился над небольшой площадью, над тёмными крышами домов, над деревьями и мягко освещённой улицей, как сладкие волны счастья. И они действительно были тогда очень счастливыми, даже не сознавая это.

Танцевальный зал дома офицеров был уже в меру заполнен и ярко освещён. Наступила небольшая передышка между танцами, и в зале царил мягкий приглушенный говор.

Группа ребят стояла на своём излюбленном месте справа от входа, выделяясь безоглядной уверенностью молодости и сплочённости связывающей их дружбы. Трое из них недавно вернулись из армии и учились в вечерней школе, один приехал на выходные из Минска, где заканчивал университет, ещё двое жили и работали здесь. Они родились и выросли в этом городе, знали друг друга с детства, были связаны той крепкой и верной мужской дружбой, которая редко слабеет с годами. Самый высокий среди них был Стас Палевский. Янек Заграва и Антон Копешко, оба ниже Стаса, но крепкие и самоуверенные, стояли рядом, в отглаженных рубашках и брюках. Янек тоже чуть улыбался, разглядывая стоявших поодаль девочек. Его рыжеватая и чуть вьющаяся шевелюра отливала золотом. В тёмной глубине карих глаз таилась задумчивая замкнутость, когда он осматривал зал, стоя в своей любимой позе, чуть расставив крепкие ноги, как часовой на посту. Заметив это, самый старший из них, Коля Мацик проговорил:

– Янек, вольно, ты не на посту, можешь расслабиться.

Все улыбнулись, а Дима Ясневский заметил:

– Отличник боевой и политической подготовки. Чувствуете?

– Ладно вам, кончайте травить, – отшутился Янек, мягко улыбаясь, и спросил: – А чья сегодня «чёрная»?

Все переглянулись и посмотрели на миловидную черноволосую женщину лет тридцати, танцующую с высоким и долговязым офицером, неловко и неуклюже двигавшимся по залу.

– Моя, – неохотно ответил Коля Мацик и, чуть покашливая, добавил: – Только я сегодня пас. Иду спать, устал.

– Слабеешь, старичок, – засмеялся Антон и, наклонившись к нему, тихо спросил: – Тогда, может, я вместо тебя?

– Иди, – разрешил Коля.

– А может, сегодня я нырну? – спросил Янек, глядя на Антона.

– Или я? – повернулся Дима.

– Завтра, – решительно ответил Антон. – А сегодня вы зевнули, место забито. Иду я и только я.

– Смотрите, кто пришёл, – проговорил Коля, и все повернулись к входу в зал.

– Красавица Эллка. Она теперь работает в райисполкоме. Власть, что ни говори, – насмешливо заметил Янек.

– Твоя? – обращаясь к Антону, спросил Стас.

Антон пренебрежительно прищёлкнул пальцами и отрицательно покачал головой:

– Была.

– А что так? – Дима продолжал смотреть на стройную и со вкусом одетую девушку, о которой они говорили.

– Надоела, – отвернулся Антон.

– Вот чёрт лукавый, – ухмыльнулся Янек. – Как это ты их так сразу уламываешь, а потом бросаешь?

– Научить? – небрежно и хвастливо спросил Антон и, пробегая глазами по залу, добавил: – Только учти: обучение платное. А если для всех сразу, то три коньяка и распиваем вместе.

– Идёт, – согласился Янек и заметил: – А вот и наши педагоги.

Все разом обернулись и посмотрели на входивших в зал Арину и Лизу, за которыми шли их мужья.

– «Русачка» просто класс, – проговорил Дима, чуть прищуривая глаза.

– Ну, не скажи, – возразил Коля. – «Немочка» наша тоже ничтяк. Стас уже вхлопался с первого взгляда, все заметили.

– Да брось ты, – хмыкнул Янек. – Она же ещё даже не выросла, у неё же всё… как у девчонки. А я люблю формы…

– Вот рыжий бесёнок, вы подумайте, – засмеялся Антон. – Уламывать не умеет, а в формах уже разбирается.

– Ну, чего ты? Умненьких я тоже люблю, – отмахнулся Янек.

– Люби, люби, – задумчиво проговорил Антон.

– А у неё язычок неплохо подвешен, а? – проговорил Коля. – Как она тебя оттянула? – он повернулся к Антону.

– А это мы ещё посмотрим, кто кого оттянет, – уверенно проговорил Антон и внимательно посмотрел на ту, о которой они говорили.

– Брось бузить, она же замужняя женщина. К тому же учителей надо уважать, – заметил Стас, чуть поворачивая красивую голову и его голубые глаза стали почти синими.

– Между прочим, Клара была женой полковника, нашего командира. И Антон чуть ли не жизнью рисковал, – сказал Янек.

– Что за Клара? – спросил Коля заинтересованно.

– У нас в части, где мы с Антоном служили.

– Старая? – снова повернулся Коля.

– Скажешь тоже, – насмешливо отвернулся Янек. – Станет Антон со старухами возиться. Да таких красавиц, как она, в нашем городе и похожих нет. Просто кинозвезда. А заносчивая и гордая – не подступись. Настоящая полячка.

Все заинтересованно и с лукавыми улыбками посмотрели на Антона.

– И за сколько ты её… уработал? – спросил Дима.

Антон тоже улыбнулся и не сразу ответил:

– Чуть ли не с первого раза, меньше недели.

– Не заливай, – недоверчиво отвернулся Коля.

– Клянусь, – серьёзно проговорил Антон.

– А потом? – спросил Стас.

– А что потом? – улыбнулся Антон. – Ничего особенного. Всё одна показуха и притворство. Все они одинаковые. Привязалась, как кошка, а побараешься с ней, так хочется руки вымыть.

– Вот чёрт. И долго ты с ней? – с жадным любопытством спросил Дима.

– Нет, конечно, – небрежно отвернулся Антон, разглядывая зал.

– А что так? – снова спросил Дима.

– Надоела, – Антон чуть поморщился. – Хлопотно и неинтересно, надоело рисковать. Не люблю замужних. Со свободными птичками намного легче и проще, если с умом.

– Как это с умом? – снова спросил Дима.

– А вон Стас тебе расскажет, – засмеялся Антон. – Он уже барается с пацанкой из дневной школы, но жениться не собирается. Правильно?

– Отстань, – небрежно отмахнулся Стас.

– Пора бы поразмяться немного, девочки заждались, – меняя тему, проговорил Антон и направился к группе стоявших неподалеку девушек.

Когда они снова собрались вместе после танца, Янек, обращаясь к Антону, заметил:

– Эллка с тебя глаз не сводит.

– Да ну её, – небрежно отмахнулся Антон. – Мне хотелось, чтобы она втюрилась, а она упорная оказалась до чёртиков. Но всё равно, все они рано или поздно сдаются, даже самые упорные.

– И что теперь? – не унимался Янек.

– А ничего. Раб сделал своё дело, раб может умереть, – ответил Антон и улыбнулся. – Нравятся её формы? Хочешь попробовать? Уступаю её тебе.

– Ну да, – с сомнением протянул Янек. – Там сейчас никому ничего не светит, пока она за тобой сохнет.

– А ты попробуй, назло мне она может приголубить кого угодно. Эти кошки от злости могут такого натворить, что ахнешь.

Янек улыбнулся, щуря карие глаза, и спросил:

– А как она вообще?…

Уходя танцевать, Антон повернулся, и с небрежной лёгкостью бросил:

– Зверь! Просто сумасшедшая. Дерзай, малыш, у тебя всё получится.

Янек недоверчиво улыбнулся, глядя, как Антон пошёл приглашать «чёрную».

В зале звучал вальс, и кружились пары, когда они вошли и осмотрелись. Было тепло от плавной и волнующей музыки, от праздничного аромата женских духов, нарядных платьев и юбок, разлетавшихся от лёгкого кружения.

Сергей взял за руку Лизу, Илья пригласил Арину, а Олег удобно уселся на стул, всем своим видом показывая, что ему это нравится намного больше, чем танцы.