– Может быть. И всё-таки в жизни всё очень непредсказуемо.

– Вот и хорошо, – согласилась Лиза. – Иначе у нас не было бы выбора.

– А ты считаешь, что у нас часто есть выбор?

– Не просто часто, а всегда.

– А как же судьба? Ты верить в судьбу?

– Конечно. Вот этот выбор и есть наша судьба. И каждый сам себе её выбирает. Из миллиона вариантов – один. И он становится нашей судьбой.

Арина задумчиво наклонила голову и сказала:

– Интересная теория. Ты, наверное, много читаешь.

– Много и бессистемно. Благо, что есть время и возможность. И знаешь, что я заметила? Нужные книги сами приходят ко мне, это просто мистика. Стоит мне чем-то заинтересоваться или в чём-то запутаться, как эта книга невероятным образом попадает ко мне. Правда, я уже давно не могу найти роман Манфреда «Наполеон». Ни у кого нет.

Арина посмотрела на неё долгим взглядом и проговорила:

– У нас есть. Олег купил, когда учился в Москве в академии.

– Не может быть, – Лиза сложила руки и удивлённо добавила: – Ну, что я говорила?

– А детективы? – спросила Арина.

– Нет, нет. Детективы – это чтиво Ильи. И не могу переубедить его, что это пустая трата времени.

– И напрасно. Я тоже люблю детективы, но настоящие: Агату Кристи, Жоржа Сименона. Они развивают аналитическое мышление и даже учат настоящей жизни. Так что Илья по-своему прав.

– А вон и он сам, – сказала Лиза, увидев вдали знакомую фигуру мужа. Он подошёл к ним и, шутливо взяв под козырёк, спросил:

– Девочки, вам не пора расставаться?

– Пора, давно пора. А то мои мужчины не пустят меня домой, – улыбнулась Арина. – Это я виновата. Устроила вашей жене настоящий экзамен на аттестат зрелости. Но с ней очень интересно говорить.

– Неужели? – Илья, так же шутя, изобразил крайнее изумление.

– Ах ты, притворщик, – в тон ему возмутилась Лиза и взяла его под руку.

– Ну, проводим Арину до автобуса? – предложил он, и они все втроём неторопливо пошли от школы по дорожке через мостик к центру.

Теперь, более чем через тридцать лет, всё вспоминалось до удивительных подробностей, словно жизнь на другой, более совершенной и счастливой планете. К тому же она хранила дневники, которые теперь пора было перечесть и сжечь.

Тёплые осенние сумерки того вечера пахли сладким дымком от догоравших на огородах сухих бурьянов и листьев. По-осеннему гулко звенели в тёплом воздухе далёкие голоса детворы, загулявшейся до темноты возле дворов. Их звали домой к ужину, они отвечали и голоса их слышались далеко и звонко в вечерней тишине. Городок постепенно задрёмывал и затихал после дневных работ во дворах и огородах, кутался в кудрявую и темнеющую тень садов и палисадников. В некоторых домах хозяева, поужинав, укладывались на мягкие перины и выключали свет. В других ещё запоздало занимались посудой после ужина, мыли ноги детям и укладывала их, чтобы поскорее улечься самим.

Она закончила четвёртый курс киевского ин-яза, когда её родители переехали жить в Прилуки, небольшой и красивый городок с авиационной воинской частью. Лётчики-истребители, умные, дружные и весёлые молодые офицеры – мечта всех местных невест, заполонили городок. Верная своим правилам не ходить ни на танцы, ни на вечера или в студенческие компании, Лиза все летние каникулы провела дома, вместе с младшими сёстрами помогая маме в огороде или читая книги. Когда до отъезда в Киев оставалось несколько последних дней, её соседка, тоже киевская студентка, упросила её пойти на танцы просто посидеть и послушать музыку. Они сели в уголке, за группками нарядных девушек, когда на танцплощадку вошли несколько парней в аккуратных костюмах и рубашках с галстуками.

– Это не местные, – шепнула ей соседка. – Это офицеры.

– Ну, конечно, – насмешливо фыркнула Лиза. – И мы тоже будем ждать, не пригласит ли нас один из этих завидных женихов? Пошли домой.

– Мы с тобой так одеты, что нас никто не пригласит, когда вокруг столько расфуфыренных красавиц.

Но именно на этот танец Лизу пригласил один из этих аккуратно одетых парней, симпатичный и стройный, с красиво уложенными волнистыми волосами. Он медленно шёл к ней, то и дело, останавливаясь и переговариваясь со знакомыми. И даже танцуя с ней, продолжал так же отвечать на шутки друзей, небрежно держа её за талию так, словно забывая о ней. Она спокойно оставила его посреди зала и спокойно вернулась на своё место. Он растерялся и опешил, потом подошёл с извинениями и просьбами продолжить танец.

– Нет, – ответила она. – Вы не умеете себя вести.

Несмотря на её неприветливые и даже резкие ответы, он проводил их домой, а на следующий день они пошли на спортивные соревнования в военгородок. Он познакомил её с друзьями, вечером они сходили в кино, а когда пришло время её отъезда, его друзья шутили:

– Илья, осторожно, выравнивай самолёт, а то войдёшь в штопор и погибнешь, – говорил лучший лётчик эскадрильи, Володя-маленький, как называли его друзья, чтобы отличить от Володи-большого, смешливого крепыша из Сибири с пушистыми девичьими ресницами.

– Смотри, Илья, ты не успеешь катапультироваться, – предупреждал друга и Володя-большой.

– А может, я не хочу, – отшучивался Илья.

– Лизочка, что вы сделали с нашим лучшим другом? Он же совершенно выходит из-под нашего братского контроля, – сочным басом ворковал рыжеволосый саратовец Юра Гусев, голубоглазый, крепкий и стройный, как молодой бог.

– Пропал человек для воли и свободы, попомните моё слово, – шутливо сетовал высокий и ладный красавец Виктор Иволгин, комсорг и командир эскадрильи.

– Прекратите разговорчики в строю, – добродушно отшучивался и улыбался Илья.

Через несколько дней Лиза улетела на занятия в Киев, а Илья сразу же прислал тёплое и скучающее письмо. Потом прилетел на выходные и пришёл к ней в общежитие. Девочки восторженно шептали ей:

– Ты где такого нашла?

– Сам нашёлся. Нравится?

– Классный парень. А там есть ещё хоть один такой же?

– Полно.

– Пригласи нас в гости.

– Приезжайте.

Илья сдержанно знакомился с её однокурсницами.

У них началась практика в школе, и она могла на пару дней приехать домой. Потом её жизнь превратилась в непрерывный праздник, в котором всё происходило красиво и неожиданно, поражая её, предвосхищая мечты и желания, одаривая интересными событиями и счастливыми совпадениями.

Они подали заявление, и все друзья пошли с ними в загс, а потом все вместе фотографировались, весело шутили и смеялись, когда старый еврей-фотограф долго рассаживал их так, как ему хотелось.

На октябрьские праздники они сыграли свадьбу и были счастливы. Илья перешёл жить к её родителям, и папа говорил с ним о политике, а мама закармливала варениками и пельменями.

Лиза улетела в Киев уже с новой фамилией Савельевой и у неё началась настолько необыкновенная жизнь, что порой она не могла поверить в её реальность. Привыкнув к скромной и даже скудной жизни на студенческую стипендию, она просто не знала, куда тратить те огромные деньги, которыми муж снабжал её. К этому невозможно было привыкнуть, это смущало и за это было неловко перед подругами, которые, как и она до этого, по-прежнему жили более чем скромно.

Илья не мог прожить и неделю, чтобы не видеться с ней, и почти каждый выходной прилетал в Киев. Он приносил ей в общежитие самые красивые розы и такими же цветами встречал её, если она прилетала в Прилуки. У неё дома и в общежитии появились самые дорогие флакончики, коробки и наборы духов, о которых она раньше даже мечтать не могла. Теперь все девчонки её комнаты и почти всего этажа забегали «подушиться» и благоухали её дорогими духами. У неё появилась красивая одежда, мягкая изящная и удобная чешская обувь, и порой она не могла понять, приятно ли это или наоборот тяготит, вызывая зависть сокурсниц.

Если они ходили с Ильёй по Киеву, и если ей что-нибудь нравилось в витрине магазина, он тут же предлагал это купить. Она с трудом отговаривала его, но очень часто они брали то, что ей приглянулось. Теперь можно было покупать книги, на которые раньше не хватало стипендии, и она стала собирать библиотеку.

Илья постепенно знакомил её с друзьями. Это был необычный для неё мир военных, где все были молодые, дружные и весёлые, внимательно опекавшие и оберегавшие всех жён. Она по-настоящему поняла и оценила это отношение только тогда, когда в военгородке случилось первое горе: разбился самолёт и погибли два лётчика. Остались две молодые вдовы с маленькими детьми, и разбитой жизнью, любовью, надеждами и будущим. Мирно работали и отдыхали Прилуки, а в военгородке с воинскими почестями хоронили двух отчаянных молодых ребят, решивших стать военными лётчиками и теперь сдержанно, и чуть удивлённо смотревших с фотографий с чёрными траурными лентами. А от непривычно затихшего в тот день аэродрома по-прежнему уходило вдаль и колосилось поле пшеницы, лилась с неба трель жаворонка и всё так же тепло и ласково светило солнце.

Горе сплачивало всех в одну семью, о нём всегда подсознательно помнили, с его реальным и отдалённым существованием свыкались и сживались, о нём знали, но не думали, когда уходили на дежурства, отправлялись в полёты, сидели на военных объектах, уезжали в отпуск, отдыхали и смеялись. Она вскоре поняла, что это особенные люди, с особенным отношением к жизни и её ценностям, с особенным умением отделять главное от второстепенного, с готовностью подчинять себя и свои желания более важной цели, приказу и дисциплине.

Главной особенностью военгородка было то, что всё его население было молодым и сплочённым с детьми, не старше школьного возраста. И всё же все были разные. У Лавренёвых была замечательная библиотека. Переезжая в другую часть, они не брали с собой ничего из мебели, но бережно упаковывали, и хранили книги. Они сразу приняли и полюбили Лизу, обсуждая прочитанные книги и радуясь, что их вкусы совпадали. Они часами говорили о Голсуорси и его «Саге о Форсайтах», о Паустовском, Тургеневе, о мемуарах и жизни декабристов, о Симонове и поэзии Отечественной войны, о воспоминаниях дочери Льва Толстого и его трагедии, о Пушкине и поэзии Бодлера, Лермонтова, Евтушенко, Фета, Гёте, Максимилиана Волошина и Якова Полонского, о последнем романе Артура Хейли, о «Трёх товарищах» Ремарка и «Последнем дюйме» Хемингуэя, о романах «Фараон» и «Кукла» Болеслава Пруса, о Лионе Фейхтвангере, Бунине и Чехове. Лиза была в восторге от этих необыкновенных людей.

Сухаревы вели спортивный образ жизни. У них в квартире почти не было мебели, ничего, кроме стола и кровати, но всё было завалено рюкзаками, лыжами и гантелями, а в углу стояли два велосипеда, висели удочки, круги, мячи, надувные матрацы и упакованная туристическая палатка. У окна под открытой форточкой стояла детская кроватка, и в ней дрыгал ножками упитанный годовалый мальчик, посиневший от холода.

– Боже мой, вы же его заморозите и простудите, – ужаснулась Лиза.

– Ничего подобного, он у нас закалённый, мы его приучали к этому с самого рождения, – возразили Сухаревы.

– Но он же синий от холода.

– Ну и что? Он же не плачет, не болеет, и простуды его не берут. Значит, ему хорошо, – отвечали молодые родители, отец привязывал малыша к себе и они шли кататься на лыжах.

В июне Лиза сдала госэкзамены и получила диплом, а в июле родился Алёшенька. Илья каждый день приходил с ребятами к ней в роддом с цветами и конфетами. Стоя под окнами её палаты, они шумно и весело переговаривались с ней, шутили и смеялись.

– Молодец, не бракодел, родил защитника Родины и продолжателя рода, – говорили они, похлопывая Илью по плечу.

– Интересно, кто же всё-таки родил? – спрашивала Лиза.

– Слов нет, Лизочка, ты молодец, – шумно соглашались все. – Ты только поскорее выходи, мы тебе особый праздник устроим.

– Факт, – подтвердил Володя-большой. – Мы это так отметим, что истребители в небе закачаются.

– Смотрите, сами не закачайтесь, – предупреждала она.

– Ну, это само собой, причина ведь уважительная.

Стоя рядом с ней у окна и глядя на них, немолодая женщина- врач сказала:

– Какие замечательные ребята к вам приходят. Просто загляденье. Лётчики?

– Да, – ответила Лиза, не скрывая гордости за них.

– Такие же славные мальчики гибли в войну. Хорошо, что сейчас мирное время.

– Иногда гибнут и теперь, – сказала Лиза, глядя на смеющихся ребят.

– Да, да. К сожалению, – согласилась врач и вздохнула.

Принесли кормить крошечные орущие свёрточки, и Лиза, показывая в окно личико Алёшеньки, помахала рукой:

– Идите, идите, нам пора обедать.

Через несколько дней они шумно и весело приехали за ней с традиционным шампанским, коробками конфет и цветами, а потом ещё несколько дней собирались у них, «обмывая» Алёшеньку. Володя-маленький на спор с рыжеволосым Юрой Гусевым пытался пройти по узенькой доске между мамиными парниками, но всё время, под общий смех друзей, заваливался то в одну, то в другую сторону.

– Нет, это не в счёт, – говорил Володя-маленький и снова пытался пройти по узкой дощечке. – Сейчас я сосредоточусь, спокойно, ну что ты? Я же всё-таки лётчик, ты понял? Я запросто пройду тут, смотри, понял? – повторял он и всё-таки снова валился в парник, а все от души смеялись.

– Фу-ты, что за ерунда? Я же совсем не пьян, ты понял? – сам себе доказывал он, пока Виктор Иволгин, командир эскадрильи, не остановил его:

– Кончай, завтра пройдёшь. А то тебя придётся снять с полётов, понял?

– Понял. А ну-ка ты, командир, попробуй.

Виктор безукоризненно прошёлся по дощечке, и все одобрительно зашумели.

– Как это у тебя получилось? – удивился Володя-маленький.

– А надо было с детства тренироваться. Меня за эти подвиги не раз даже из школы исключали.

– Не раз? – удивилась Лиза.

– Да, милая учительница, представь себе, что не раз. Перед вами ужасный лоботряс. Когда меня последний раз исключили уже в восьмом классе, я залез на трубу школьной кочегарки.

– Боже мой! И что делали твои бедные учителя?

– Именно бедные. Все учителя и завуч с директором стояли внизу и просто умоляли меня слезть.

– И как же тебя сняли?

– Ещё чего – сняли! – возмутился Виктор. – Кто бы им это позволил? Сам слез. Но только после того, как директор при всех пообещал, что больше не будет исключать меня из школы.

– Да, тут выбора нет, – согласилась Лиза. – Как у вас в авиации: если неполадки в моторе, то спасают самолёт или человека?

– Человека, конечно. С земли приказ: катапультироваться, а ты всё тянешь, думаешь, вытяну, вот-вот заработает, не может быть…

– Ну и? – Лиза почти с ужасом смотрела на рассказчика, представляя, как на секунды идёт счёт человеческой жизни.

– И пока выравниваем, как видишь. Самолёта ведь тоже жаль. Дорогая всё-таки игрушка. Пока удаётся, значит, выравниваем. А кому не удалось…

– Ну, о чём ты завёл? Что ты пугаешь? – вмешался Юра Гусев. – Лиз, ты его не слушай. Это он себе цену набивает, хочет героем показаться. А вообще это плёвое дело – летать. Сидишь себе, дышишь в трубочку и смотришь на солнышко, а всё, что тебе надо делать в воздухе, решают за тебя умные люди на земле.

Ребята дружно засмеялись и, переглядываясь, поддержали:

– Точно. Именно так всё и происходит. Это он очень точно описал.

Они были замечательными, эти красивые и дружные мальчики с весёлыми, остроумными шутками и лёгким смехом, ежедневно рисковавшие жизнью.

Дорога от вечерней школы шла к автобусной остановке, куда они проводили Арину, потом через центр на их улицу, где рядом с гостиницей стоял дом, в котором они жили.

К их приезду в военгородке не оказалось свободной квартиры и им предложили пожить пока в городе на частной. Они сняли второй этаж нового и добротного коттеджа в центре, возле гостиницы – три солнечные и просторные комнаты с кухней, а после переезда к ним Валентины Адамовны, матери Ильи, решили вообще не переселяться в военгородок, а остаться жить здесь.

Утром Илья уезжал в часть, а Лиза с Валентиной Адамовной и Алёшенькой шли бродить по городу. Лизе очень нравилась её свекровь, спокойная и выдержанная женщина, чуть полноватая, но всё ещё красивая и статная, дочь чешки и поляка. Что-то в ней было горделиво-достойное и доброе одновременно. Они дружили как подруги и понимали друг друга так, что мама часто даже ревновала Лизу к свекрови.

Гуляя по зелёным и тихим улочкам, они изучали всё новые районы и восхищались всем, что видели. Домики были простые, но разные, и люди в них жили, наверное, по-разному. Где-то радовались счастливые и красивые влюблённые молодожёны, переживавшие лучшие дни своей жизни и молодости, о которых потом, через годы, будут вспоминать. Где-то тихо скучали стареющие и одинокие родители, чьи дети выросли и разлетелись по огромной стране. Где-то умелая и заботливая молодая женщина, привычно и ловко переделав всю работу по дому, приготовив вкусный обед и, развешав свежую стирку на верёвках во дворе, довольная, что со всем управилась и всё успела сделать, ждала возвращения мужа с работы, а детей из школы. Где-то подсматривала за ней её одинокая соседка, в глубине души несчастная и страдающая от ревности, зависти и тайной любви к её мужу. Сколько разных судеб, сколько переживаний и романов скрывалось за каждым из заборов и палисадников, в каждом доме и дворе! Сколько хранилось там неразгаданных душевных тайн, о которых никто и никогда не узнает!

Несколько раз они ходили за грибами вместе с хозяйкой их дома, сдержанной и покорно терпеливой женщиной лет сорока пяти. Они приносили полные вёдра боровиков, удивляясь и не веря такому чуду, фотографировали их и жалели, что приходилось резать их и разрушать такую красоту.

Как-то, гуляя со свекровью и Алёшенькой по окраинной улице, Лиза мечтательно сказала:

– Вот было бы чудо, если бы мне нашлась здесь работа. Хотя бы несколько часов в неделю, чтобы стаж не прерывался.

– А ты попробуй узнать в школе. Может быть, как раз что-то и найдётся, – предложила Валентина Адамовна.

– Вряд ли. В тех местах, где воинские части, всегда переизбыток специалистов. Особенно врачей и учителей.

– А ты всё-таки попробуй, – повторила свекровь, и из уважения к ней Лиза, хотя и без всякой надежды на успех, отправилась в школу.

Вернувшись через час, она почти взбежала по лестнице на второй этаж и, обнимая свекровь, радостно сообщила:

– Невероятно, в это просто трудно поверить, но у меня есть работа, представляете? Они так обрадовались, что я пришла, – это чудо. Сказали, что давно ждут именно учителя немецкого и английского языков. Какая вы умница, что посоветовали мне пойти и узнать.

– Ну, вот и хорошо, – улыбнулась Валентина Адамовна. – Вот и хорошо.

– Правда, это вечерняя школа, и мне сразу же дали классное руководство в десятом классе. Мне везёт на десятые классы, – проговорила Лиза.

– Ничего, – успокоила её Валентина Адамовна. – Это всё для тебя уже не ново. Справишься, я уверена.

От радости, Лиза обняла свекровь и закружилась с ней по комнате.