Глава пятая

Три следующие недели прошли спокойно, в обычных каждодневных делах – начали съезжаться туристы. Поток был еще не таким, как в разгар сезона, но мы уже к этому шли. Я воспользовалась относительной тишиной, чтобы нанять временных работников в помощь постоянным, двух горничных для Амели и двоих официантов в ресторан. Теперь команда была в полном составе. Не спросясь у Маши, я пригласила цыган-музыкантов, друзей Джо, на несколько вечеров – нарушать традицию было немыслимо. Я даже начала подготовку к нашему большому летнему празднику. Вопреки моим опасениям, сезон стартовал достаточно хорошо: как я и предполагала, мы столкнулись с отменой бронирования некоторыми завсегдатаями, о чем я не говорила Маше, потому что нам повезло и освободившиеся номера заказали новые гости. В течение нескольких недель отель будет заполнен на сто процентов. Сезон спасен. Еще один сезон.

Скажу честно, когда Алекс и Роми бывали у Самюэля, я с головой погружалась в работу, чтобы забыться. Но это не очень-то получалось: каждый день у меня щемило сердце, а иногда я по привычке искала Джо, собираясь что-то ему сообщить. Или даже направлялась к его мастерской в гараже, чтобы поделиться какой-нибудь шуткой или пересказать очередную безумную просьбу клиента. Время суток, которого я боялась больше всего, – утро, когда я дежурила на ресепшене. Джо всегда подходил к стойке ближе к одиннадцати, приносил мне кофе, ворчал без всякого повода, удовольствия ради, я протягивала ему лист бумаги, на котором за несколько минут до его появления записала сведения обо всех заездах и отъездах на сегодняшний день и о номерах, в которые вселятся вечером. Через несколько минут он отдавал мне листок, говорил «Отлично, девчонка» и, насвистывая, уходил.

Когда освобождалось время, я использовала его, чтобы побыть с Машей: шла в библиотеку, где она проводила большую часть дня, или к ней на кухню – просила заварить мне крепкий русский чай. Она с таким усердием его готовила, что мне не хватало духу признаться, что я его ненавижу. Если Маши не было ни там, ни там, я находила ее в саду. Пока был жив Джо, она держала под контролем территорию отеля, присматривала за фруктовыми деревьями, с секатором в руке, готовая немедленно срезать подсохшую ветку, вырвать сорняк или сделать суровый выговор садовнику, который, как она считала, портит ее олеандры. Теперь же она просто сидела на качелях, уставившись в пустоту, укутанная в разноцветную шаль, подчеркивавшую красоту ее темно-синего платья.

Часто она не замечала, что я подошла к ней, и продолжала говорить сама с собой на родном языке. Не трудно догадаться, к кому она мысленно обращалась. Она и раньше довольно часто заговаривала с ним по-русски, хотя познания Джо в ее языке были более чем приблизительными. Он не возражал, и через какое-то время она сама спохватывалась. Когда я садилась рядом с ней на качели, она слабо улыбалась и брала меня за руку:

– Ты пришла, голубка…

Она вздыхала и уходила обратно в свой внутренний мир, населенный воспоминаниями. Маша превратилась в собственную тень.

Вечером я сидела в кабинете и обновляла сайт отеля. Я давно выучила его содержание наизусть: именно я надавила на Джо и Машу в середине 2000-х, когда стало очевидно, что интернет завоевывает нашу жизнь. Они совсем не разбирались в этом, и Джо предоставил мне свободу действий со словами «Можешь забавляться своей дурацкой игрушкой». Через какое-то время Маша тоже увлеклась, а потом и Джо обратил на компьютер внимание, и интернет из «дурацкой игрушки» превратился для него в «дьявольский механизм соблазнения клиентов».

В дверь постучали, и я подняла голову от экрана. Шарли, успевший снять фартук, насмешливо смотрел на меня.

– Ужин закончился?

– Эрмина, ты в курсе, который час?

– Ммм… нет…

Он засмеялся:

– Уже полдвенадцатого… все легли. Кроме…

– Нас, – перебила я и тоже засмеялась.

– Выключай свою шарманку и пошли на кухню, выпьем вина.

Я не стала спорить и с удовольствием последовала за ним. До сих пор мы с ним толком и не поговорили. Я могла только гадать, как он справляется со свалившимся на нас горем. С Амели я пересекалась чаще, чем с Шарли, у которого после смерти Джо появилась скверная привычка отсиживаться у себя в ресторане. Я вошла на кухню, и в мозгу вспыхнуло воспоминание об ужине в вечер моего приезда двадцать лет назад.

Тогда Маша встретила меня в холле, отвела в комнату на последнем этаже, включила отопление, дала простыни и полотенца. Потом она ушла, сообщив, что я могу поужинать в ресторане, хотя он, как и сама гостиница, пока закрыт. Я бесконечно долго стояла посреди комнаты, пытаясь сообразить, не снится ли мне сон, который вот-вот неизбежно превратится в кошмар. Но я слишком устала, чтобы размышлять, и потому с наслаждением взялась стелить постель: белье приятно пахло свежестью, оно было мягким, я даже потрясенно погладила его. Потом я приняла душ. Горячая вода, душистое мыло едва не заставили меня расплакаться, но я тогда была слишком жесткой, чтобы впасть в сантименты. Я брала то, что мне давали. Пока это мне ничего не стоило. Правда, я хорошо осознавала, что рано или поздно настанет день, когда мне выставят счет и придется расплачиваться. Пользуясь возможностью, я постирала кое-что из одежды, потом надела то, что сочла наиболее подходящим. Когда я снова спустилась вниз, свет был повсюду выключен – и в холле, и снаружи. На улице ни души, в ресторане тоже темно. У меня снова возникло ощущение, что и сам отель, и люди в нем весьма подозрительны. Я забеспокоилась, тьма ночи и полная тишина пугали сильнее, чем городские джунгли. Я уже собралась развернуться и подняться к себе в комнату – отсутствие ужина было для меня делом привычным, – как вдруг вышел парень чуть постарше меня и спросил, не я ли новая сезонная горничная. Он проводил меня на кухню. Назавтра я узнала, что это Василий, сын Джо и Маши. Он оставил меня с Габи, отказавшись от его предложения поужинать. Я тут же выбросила этого парня из головы. Габи властно обнял меня за плечи и подвел к круглому барному столику:

– Сейчас ты у меня взбодришься!

Казалось, он безумно обрадовался возможности накормить меня. Его удовольствие было заразительным и подействовало даже на такую разочарованную и усталую девицу, как я. Он сам себя спросил, чем бы таким вкусным меня угостить, а я предложила ему «не заморачиваться».

– Видишь меня? – спросил он, похлопав себя по животу. – Кухня – мое царство, я люблю вкусное, некоторые говорят, что у меня блюда слишком жирные, а порции слишком большие, но я таких посылаю к черту. Я люблю есть и люблю кормить. Мое чревоугодие безгранично. Поэтому, чтоб ты не сомневалась, у Габи не едят что попало!

Последняя фраза завершилась громогласным смехом. А потом, оглядевшись, я оценила кухню. Значительно позже мне стали известны детали этого грандиозного замысла. Джо хотел, чтобы здесь у Габи было все самое красивое, самое большое и вообще самое лучшее. За исключением некоторых деталей, можно было решить, что ты очутился в кухне ресторана с мишленовскими звездами. Большие плиты, огромные наборы медных кастрюль, как если бы каждый вечер нужно было готовить больше чем на сто человек, холодильная камера, где поместился бы запас продуктов на целый год. Габи подал мне самый потрясающий омлет, какой я когда-либо ела, с толстым ломтем деревенского хлеба и бокалом красного вина. Ничего настолько вкусного, изысканного, ароматного я никогда в жизни не пробовала. Габи едва не подавился, когда я поинтересовалась, что он добавил к яйцам.

– Трюфели, дорогая моя. Наши места ими славятся.

– Рискую показаться дурой, но что это?

Он широко и снисходительно улыбнулся:

– С тобой придется повозиться… Ешь. И не забудь выпить!

Он налил бокал и себе и поднял его, обращаясь ко мне:

– Добро пожаловать в нашу «Дачу»!

Габи заставил меня доесть все, что было в тарелке, но этим не ограничился: мне еще полагался его новый шоколадный фондан для меню предстоящего сезона. Он хотел услышать мое мнение, а я с трудом устояла, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Как будто в те времена я разбиралась в тонкостях кулинарии! Потом он велел мне идти спать, потому что я выглядела утомленной. По сей день помню усталость вперемешку с блаженством, которые накрыли меня после той еды. Никогда еще меня не окружали такой заботой. А если по правде, то забота вообще не была мне знакома. Я захотела отблагодарить его – так, как умела.

– Сначала я помогу вам убрать. В конце концов, я здесь для этого. И потом, это такая мелочь, вы ведь остались после работы, чтобы меня накормить.

Он бросил на меня теплый взгляд:

– Ты славная девочка.

Услышь я от кого бы то ни было «славная девочка», я бы возмутилась. Но те же самые слова, обращенные ко мне Габи, милым, щедрым толстяком, были мне приятны. С тех пор я полюбила совать нос на кухню. Тем более что теперь в ней безраздельно царил Шарли.

Не сговариваясь, мы устроились за маленьким круглым столиком Джо, который обожал есть на кухне. Я рухнула на деревянный стул, а мой лучший друг пошел за бокалами и бутылкой кот-дю-ванту. Он открыл вино, разлил его, тут же опять ушел, а через несколько минут явился с тарелкой и прибором. На тарелке стоял горшочек с равиоли в соусе песто, к которым полагалась местная ветчина. Я иронически вздернула бровь, а он проворчал:

– Ладно-ладно, когда-нибудь я все-таки обновлю меню! Ты же не ужинала, правда?

– Нет…

Мы отлично знали друг друга. Шарль, которого я вскоре начала называть Шарли, появился в гостинице через несколько дней после меня. Джо нанял его помощником шеф-повара, не предупредив Габи. И если Габи был настоящим чревоугодником – «достаточно посмотреть на мой живот, чтобы все понять», любил он повторять, прогуливаясь по кухне с целью убедиться, что его преемник достойно справляется, – то Шарль, наоборот, был худым и бледным. По крайней мере, таким он сюда явился. С тех пор он окреп и налился соком. Следует признать, что его шеф не оставил ему выбора: Габи быстро излечил его от пристрастия к молекулярной кухне и сыроедению. На самом деле в худобе Шарля были повинны стресс и низкая самооценка. Хоть и по разным причинам, но мы оба с ним одинаково нуждались тогда в убежище.

Шарль рос в суровой консервативной семье, которая не одобряла желания старшего сына стать поваром: его готовили к военной карьере. Для такого скромного и не уверенного в себе человека, как он, армия стала сущим адом. То, что ему там довелось пережить, смахивало на настоящий трагикомический фильм. Как же он должен был страдать… Втайне от родителей он принялся искать работу в ресторанной сфере и с энтузиазмом ответил на объявление Джо, отправив ему очень искреннее письмо. Это было скорее не резюме, а эмоциональный рассказ о своей жизни. Джо увлекла идея приютить дезертира, и он дал ему шанс. Так в двадцать два года Шарль покинул армию, был лишен наследства и заявился сюда этаким «аристократом», как я его тогда в шутку называла. Мы подбадривали и выручали друг друга и помогали друг другу расти. Я никогда раньше не встречала таких парней, как Шарль, а он не подозревал, что существуют такие девушки, как я. Позже он признался, что вначале побаивался меня. Я была «чуть-чуть» озлобленной и настороженной, тогда как он олицетворял робость и неловкость. Сегодня Шарли был моим лучшим другом, братом, которого мне хотелось бы иметь.

Поэтому я беспокоилась за Шарли. Продолжая есть, я осторожно наблюдала за ним. Он грустно потягивал вино, погрузившись в свои мысли.

– Ты как? – спросила я.

– А ты?

– Прекрати! Нечего мне зубы заговаривать, как твоя жена! Хоть бы кто-то ответил мне честно.

– Н-да, вы, мадемуазель, мастерица ускользать от ответа на вопрос, что слышно! Спросишь – и как ветром сдуло!

Я засмеялась и пихнула его локтем:

– Ладно-ладно! Только сначала ты!

Его протяжный вздох пробудил бы мертвого.

– Все ужасно, – провозгласил он. – На кухне тоска, все молчат, я ничего не хочу и чувствую себя одиноко без Джо. Ты только представь себе! За все эти двадцать лет не было ни дня, чтобы я не видел его на этом самом стуле. Утром с чашкой кофе, в полдень и вечером с аперитивом. Когда Маша сажала его на диету, он всегда находил способ обмануть ее бдительность и прийти сюда, чтобы что-то пожевать или выпить.

Я снова засмеялась, но на сей раз сквозь слезы. Я представила себе, как Джо скрывается от Маши ради этих маленьких радостей, а Маша притворяется, что сердится на него.