Источниками при рассмотрении данной проблемы для нас служили письменные, личные по происхождению, общественно-политические, такие как “Манифест” К.Маркса и Ф.Энгельса, диалоги Платона, “Утопия” Т.Мора, и комплексные – Библия. По форме подачи все источники являются описательно-повествовательными. Виды: художественная литература – “Утопия”, философская литература – диалоги Платона, религиозная литература – Библия, политическая – “Манифест”.

Все эти источники являются программами, задающими направления социального развития и оказавшие большое влияние на формирование общественного менталитета не только своего времени. Библия является квинтэссенцией христианства и иудаизма, “Утопия” дала имя феномену человеческого сознания и истории, “Манифест” является и являлся Библией для социалистов и коммунистов, которые до недавнего времени были у власти во многих странах.

Все они, конечно же, не полны, субъективны и не достоверны, т.к. отражают только мнение части, хотя представляют его за мнение всех.

Глава 1

Доказательство определения утопии,

ее принципы, классификация, анализ историографии

В двух рядах определений и классификаций отсутствие нашего анализа объясняется желанием теперь не только выделить определение А.Ф.Лосева, которое действительно, с нашей точки зрения, выражает точнее суть утопии, но и привести его систему доказательств, принципы которой являются прекрасным методом для анализа, как классификаций, так и определений.

Формула мифа А.Ф.Лосева, через который определяется утопия, состоит из обыкновенных слов, “но они взяты не в их обычном спутанном значении, а в строго проанализированном смысле. Поэтому пользоваться полученной у меня формулой может только тот, кто хорошо усвоил себе диалектику таких категорий, как “личность”, “история”, “слово” и “чудо”. В путаницу и неразбериху повседневного словоупотребления я внес точный и определенный смысл, и нельзя ограничиться только конечной формулой как такой. Надо иметь в виду и весь предыдущий диалектический анализ” ⁴⁰.

Поэтому определение утопии Ф.Мануэля как разновидности спекулятивного мифа, только на первый взгляд тождественно лосевскому, сходство только в формулировании дефиниции при разности заложенного смыслового содержания.

Кроме того, диалектика А.Ф.Лосева разрушает многие прочно укрепившиеся мифы, ставшие догматами и предметом изучения.

1) Миф не есть выдумка или фикция, не есть фантастический вымысел, “но миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но наиболее яркая и самая подлинная действительность. Это – совершенно необходимая категория мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола ⁴¹.

2) Миф не есть бытие идеальное, т.е. смысловое бытие. Смысл вещи не есть сама вещь; он – абстрактное понятие вещи, отвлеченная идея вещи, мысленная значимость вещи ⁴². Миф есть сама жизнь. Для мифического субъекта это есть подлинная жизнь со всеми ее надеждами и страхами, ожиданиями и отчаянием, со всей ее реальной повседневностью и чисто личной заинтересованностью ⁴³.

3) Миф не есть научное и, в частности, примитивно-научное построение и не предшествует науке. Науке необходимо “в хаосе и неразберихе эмпирически спутанных, текущих вещей… уловить идеально-числовую, математическую закономерность, которая… есть… идеальный, логический строй и порядок” ⁴⁴. “Мифическое сознание скорее, пожалуй, задумается (не над постоянством явлений природы) а над какими-нибудь редкими, небывалыми, эффективными и единичными явлениями и скорее даст не их причинные объяснения, но какое-нибудь выразительное и картинное изображение” ⁴⁵. “Миф насыщен эмоциями и реальными жизненными переживаниями; он, напр., олицетворяет, обоготворяет, чтит или ненавидит, злобствует” ⁴⁶. “Миф всегда синтетически жизнен и состоит из живых личностей, судьба которых освещена эмоционально и интимно ощутительно; наука всегда превращает жизнь в формулу, давая вместо живых личностей их отвлеченные схемы и формулы; и реализм, объективизм науки заключается… в правильности соответствия отвлеченного закона и формулы с эмпирической текучестью явлений, вне всякой картинности, живописности или эмоциональности” ⁴⁷.

Отождествление мифологии и первобытной науки потому существует, что логичные доказательства науки отталкиваются от берущих на веру аксиом. И поэтому, хотя наука как таковая, т.е. чистая наука как система логических и числовых закономерностей ⁴⁸, отличаясь от мифа, в основании своем имеет миф и поэтому она мифологична.

4) Миф не есть метафизическое построение, где метафизика – “натуралистическое учение о сверхчувственном мире и об его отношении к чувственному” ⁴⁹. “Миф гораздо более чувственное бытие чем сверхчувственное. Мифологические герои родятся, живут, умирают; между ними происходят сцены любви, ревности, зависти, самопожертвования” ⁵⁰. К тому же метафизика пытается быть наукой о “сверхчувственном” и об его отношении к “чувственному”, в то время как мифология не есть наука, а жизненное отношение к окружающему ⁵¹.

Основанием для отождествления мифологии и метафизики служит присущая первой отрешенность и иерархичность, схожая с исключительной логической отвлеченностью метафизики, разорванностью сущности и явления ⁵².

5) “Миф не есть ни схема, ни аллегория”, являющиеся формами выражения, которое “есть синтез и тождество внутреннего и внешнего, самотождественное различие внутреннего и внешнего” ⁵³.

а) В схеме “внутреннее”-общее перевешивает “внешнее”-частное. “Имеется общее, но выражается оно так, что ничего частного не привлекается для понимания этого общего. …Таков, напр., всякий механизм. В механизме дана общая идея; и все частное, из чего он состоит… ничего нового не прибавляют к этой идее”, которая не изменяет частное, “а лишь дает свой метод их объединения”. Поэтому механизм схематичен.

Миф же “всегда говорит не о механизмах, но об организмах и даже больше того, о личностях, о живых существах”.

б) В аллегории “внешнее” перевешивает “внутренее”. Образ “всегда больше, чем идея. Образ тут разрисован и расписан, идея же отвлечена и неявлена. Чтобы понять образ, мало всматриваться в него как в таковой. Нужно еще мыслить особый отвлеченный привесок, чтобы понять смысл и назначение этого образа. В мифе же – непосредственная видимость и есть то, что она обозначает” ⁵⁴.

Миф является символом – третьей формой выражения, где находим “полное равновесие между “внутренним” и “внешним”, идеей и образом, “идеальным” и “реальным”. Здесь “идея” выражена в “образе” и привносит в него новое, и сам “образ” привносит новое в “идею” ⁵⁵.

Нужно, однако, сказать, что “данная выразительная форма есть символ всегда только в отношении чего-нибудь другого. …одна и та же выразительная форма, смотря по способу соотношения с другими смысловыми выразительными или вещественными формами, может быть символом, и схемой, и аллегорией одновременно. Поэтому анализ данного мифа должен вскрыть, что в нем есть символ, что схема и что аллегория с каких точек зрения” ⁵⁶.

6) “Миф не есть поэтическое произведение или поэтическая метафора первобытного образного мышления, хотя миф имеет некоторые черты сходства с поэтическим образом. Оба есть слово и слова, которые есть выражение, понимание. Мифология и поэзия есть одушевленное, одухотворенное выражение. Образ и там и там не нуждается ни в какой логической схеме. Он – наглядно и непосредственно видим. Выражение тут дано в живых ликах и лицах. И поэтому поэтическое и мифическое бытие есть бытие непосредственное, невыводное. относительное сходство присутствует в общем признаке отрешенности и здесь начинается расхождение. Поэтическая действительность есть реальная, вещественная и телесная… Поэтическая отрешенность есть… отрешенность от факта. Мифическая же отрешенность есть отрешенность от смысла, от идеи повседневной и обыденной жизни” ⁵⁷ – это отрешенность от смысла вещей. Вещи в мире, оставаясь теми же, приобретают совершенно особый смысл, подчиняются совершенно особой идее, которая делает их отрешенными. Такая отрешенность объединяет вещи в каком-то новом плане, лишая их присущей им естественной раздельности.

Отсюда следует, что мифическая отрешенность предполагает некоторую чрезвычайно простую и элементарную интуицию, моментально превращающую обычную идею вещи в новую и небывалую. И тогда миф становится только общим, простейшим, дорефлективным, интуитивным взаимоотношением человека с вещами. И ведь, ставшая символом и интеллигенцией, есть уже миф ⁵⁸.

В промежуточном итоге рассмотрения мифа как такового, а не нашего субъективного представления о нем, выявляется, что он есть символически данная интеллигенция жизни или же образ бытия личности, лик личности. Потому что “личность, как самосознание… есть… выразительная категория… – символ. …Личность есть всегда телесно данная интеллигенция, телесно осуществленный символ. …Тело …всегда проявление души… Тело – неотъемлемая стихия личности” ⁵⁹.

Из этого вытекает, что “всякая живая личность есть, так или иначе, миф… в широком смысле”. И “всякая вещь мифична… в силу мифической оформленности и осмысленности” ⁶⁰.

8) “Миф не есть специально религиозное сознание”. Их сходство в том, что “обе эти сферы суть сферы бытия личностного. …обе живут самоутверждением личности” ⁶¹. Различие заключается в том, что религия есть субстанциональное самоутверждение личности в бытии вечном ⁶², а “миф есть не субстанциональное, но энергийное самоутверждение личности” ⁶³. Религия – это утверждение себя в своих исконных бытийных корнях и именно спасение личности ⁶⁴. Миф – это утверждение личности в ее выявительных и выразительных функциях. Это – образ, картина, смысловое явление личности. Миф есть разрисовка личности, картинное излучение личности, образ личности, лик личности ⁶⁵.

И здесь проявляется то, что миф возможен без религии, ибо существуют мифы, не содержащие в себе ничего религиозного, а вот религия есть вид мифа, мифическая жизнь ради самоутверждения в вечности ⁶⁶, мифическое творчество и жизнь. Мифология шире религии, которая есть жизнь как миф. Религия без мифа была бы личностным самоутверждением – без всякого выражения, выявления и функционирования личности ⁶⁷.

Миф может превратиться в догмат, но сам догматом он не является. Догмат есть рефлектированный и абсолютизированный миф, утвержденность вечных истин, производимая в сфере религиозного видения и жизни. Догмат есть рефлектирующая абсолютизация или система теоретического разума, выдвинутая тем или иным религиозным опытом и откровением веры. Догмат начинается с тех пор, как миф выявляет свою разумную необходимость, свою диалектическую обязательность, свою чисто логическую неизбежность и силу. Полная систематика мифа находится в сфере догматического богословия и религиозной философии.

Итак, чтобы миф превратился в догмат надо отделить, отграничить этот миф от всякого другого мифа, говорящего на ту же тему, и утвердить его как единственно истинный и необходимый ⁶⁸. Миф всегда личностен и историчен, догмат же живет абсолютизацией и логикой. Миф есть непосредственно воспринимаемое личностно-историческое бытие; догмат же всегда есть научно-диалектическая система или принцип.

Итак, миф есть личностное бытие, данное исторически ⁶⁹.

Но миф не есть историческое событие как таковое. История есть ряд понятых или понимаемых фактов, причинно связанных между собою ⁷⁰. “Факты истории должны быть, так или иначе, фактами сознания. В истории мы оперируем не с фактами как таковыми, но с той или иной структурой, даваемой при помощи того или иного понимания”. Факты “должны быть обняты какой-то общей концепцией, в них же содержащейся, но не появляющейся из простой их суммы” ⁷¹. И в завершение, “история есть некое становление сознания, или предмет какого-нибудь возможного или действительного сознания. История есть сама для себя и объект, и субъект, предмет… своего собственного сознания. История есть самосознание… Она есть творчество сознательно-выразительных фактов, где отдельные вещи входят в общий процесс именно выражением своего самосознания и сознательного существования. …Это есть слово. В слово сознание достигает степени самосознания. …Слово, значит, есть орган самоорганизации личности, форма исторического бытия личности. Вот почему только здесь исторический процесс достигает своей структурной зрелости. Без слова история была бы глуха и нема…

Итак, миф не емть историческое событие как таковое, но он всегда есть слово. …Кратко: миф есть в словах данная личностная история” ⁷².

И наконец, миф есть чудо. В чуде встречаются два личностных плана:

1) личность сама по себе, вне своего изменения, вне всякой своей истории, личность как идея, как принцип, как смысл всего становления, как неизменное правило, по которому равняется реальное протекание,

2) самая история этой личности, реальное ее протекание и становление, алогическое становление, сплошно и непрерывно текучее множество-единство, абсолютная текучая неразличимость и чисто временная длительность и напряженность.

Именно эти два плана, будучи совершенно различными, необходимым образом отождествляются в первообразе, чистой парадигме, идеальной выполненности, отвлеченной идеи. Это есть предел всякой возможной полноты и цельности воплощения идеи в истории.

Соприкосновение личности как идеи с первообразом, их синтез дает выраженную идею или значение. Синтез становления личности с парадигмой-первообразом дает осмысленное становление или реально-вещественный образ ставшего предмета.

При сравнении реально-вещественного образа вещи с ее идеальной выполненностью и идеальным пределом полноты всякого возможного его осуществления полного совпадения ожидать нет оснований. Но когда оказывается, что личность в своем историческом развитии вдруг хотя бы на минуту выражает и выполняет свой первообраз целиком, достигает совпадения обоих планов, становится тем, что сразу оказывается и веществом, и идеальным первообразом. Это и есть настоящее место для чуда.

Итак, чудо есть полное совпадение реально-жизненного лика личности с идеально выполненной отвлеченной идеей. Короче это будет звучать так: чудо есть полное совпадение реально-жизненного лика личности с первообразом ⁷³. И тогда миф есть в словах данная чудесная личностная история.

Объединение двух членов этой формулы личности и слова в мифе дает собственное слово личности и собственное слово о личности или имя. Осознание имени в чуде дает магическое имя. А присоединение последнего члена истории дает окончательную форму: миф есть развернутое магическое имя ⁷⁴.

По завершению рассмотрения диалектического анализа мифа А.Ф.Лосева становится понятно, что миф не только средство выражения личности, но и среда жизни личности, проявление архетипов бессознательного. Миф присущ не только древним, но и современному человеку, который для выражения своей личности через миф, облекает последний в наукообразную форму и использует наукообразный понятийный аппарат, следствием чего не только утопия является мифом, частью его, но и наука приобретает мифологизированные формы и религия является частью мифа.

Таким образом, утопия является рационализированным мифом. Но можно ли сказать, что все мифы будут утопиями? Нет, напр., подвиги Геракла. Следовательно, утопия будет только видом мифа. В дальнейшем исследовании постараемся выделить утопию среди других частей мифа.