Глава 5

– Начну с небольшой преамбулы, – сказал генерал Алексеев. – Просто чтобы ты не отвлекался на посторонние предметы и не строил по ходу разговора версии, основанные на догадках и предположениях. Вот ты сказал – Камышев. Можешь пока о нем забыть, и я объясню, почему. Тем более что кое-какую информацию об этом «Точмаше» я получил от ребят, которые прорабатывали версию о причастности к смерти Николая его родственников, Горчаковых.

Юрий прервал манипуляции, связанные с приготовлением кофе, и бросил на генерала удивленный взгляд через плечо.

– А… А, ну да. Убийство из корыстных побуждений, один из самых распространенных мотивов. Чаще, чем из корысти, в России убивают только по пьяному делу… Типа, родительское наследство не поделили. Оно и понятно! Человек столько лет на войне, и все эти годы родные ждали, что его вот-вот убьют. Неважно, со страхом ждали или с нетерпением, важно, что ждали долго – так долго, что, сами того не замечая, мысленно уже занесли его в списки «двухсотых». А он возьми да и вернись. Как гайдаровский Бумбараш – пришел с войны, а его домой не пускают: убили тебя, вот же бумага казенная, где все про твою геройскую смерть прописано! Избу твою поделили, корову продали – ступай, откуда пришел, нечего покойнику промеж живых слоняться! Так?

– Более или менее, – сдержанно кивнул явно недовольный его многословием генерал. – Изба, действительно, имела место быть, и ее действительно продали, а деньги… Ну, ты сам понимаешь: зачем ему на войне лишние деньги? В общем, Горчаковы и не думали отрицать, что с деньгами вышло не совсем красиво и что, когда Николай вернулся, у них насчет этих денег состоялся не шибко приятный разговор – так, легкая вспышка раздражения на фоне обоюдного недопонимания. Потом Камышев остыл, последовали взаимные извинения, и от денег он отказался наотрез: дескать, сестре и племяннице они нужнее.

– Это они так говорят, – не оборачиваясь, вставил колдующий у плиты Якушев.

– И я не вижу оснований им не верить, – сказал Ростислав Гаврилович. – Место там не особенно бойкое – прямо скажем, не Ницца, – изба была старая, обыкновенный пятистенок, и ушла за три тысячи зеленых американских рублей, чему имеется документальное подтверждение. Сопоставь половину этой суммы с такими фигурами, как директор работающего на оборонный комплекс предприятия и генерал ФСБ, и что останется от твоей «корыстной» версии?

– Пшик, – честно признал Юрий. – Погодите, вы сказали: оборонный комплекс?

– Не забегай вперед, – проворчал Алексеев. – Экий ты, право, прыткий… Так вот, несмотря на доказанную несостоятельность таких правдоподобных версий, как корыстные побуждения и месть, я продолжал подозревать Горчакова. К этому имелись основания – правда, только косвенные. Наш человек отыскал на штрафной стоянке разбитую машину Камышева и внимательно ее осмотрел. Досталось ей, спора нет, крепко, внутри были следы крови, но, по словам агента, чтобы погибнуть при такой аварии, надо было родиться очень уж невезучим. Тормозная система разобрана буквально по винтику – в процессе экспертизы, как ты понимаешь, – половина деталей исчезла без следа. В числе прочего испарились и тормозные шланги…

– Которые являются наиболее уязвимой частью поименованной системы, – подсказал Юрий. – Да, выглядит поганенько. И никакой определенности: может, их изъяли, чтобы скрыть надрез, а может, просто прикарманили.

– Вот то-то и оно. Поэтому я и решил повнимательнее присмотреться к этому Горчакову – в конце концов, он, единственный во всем городе, имел отличную возможность спокойно, не торопясь, поковыряться в тормозах камышевского джипа – машина-то стояла в его гараже!

– И? – спросил Юрий, ставя перед генералом курящуюся ароматным паром чашку.

Забыв о своем недавнем категорическом отказе от кофе, Ростислав Гаврилович взял чашку, понюхал, подул на нее, а затем шумно, с видимым удовольствием отхлебнул.

– Да ничего, – сказал он, утирая губы салфеткой. – Я же говорю, забудь. Просто, присматриваясь к Горчакову, я мимоходом присмотрелся и к возглавляемому им заводу.

– Оборонный комплекс, – с понимающим видом кивнул Якушев, ставя на стол вторую чашку и присаживаясь напротив генерала.

– Дело даже не в этом, – сказал тот. – Выиграть тендер на разработку какой-нибудь электронной козявки, которую потом впаяют в танковый прицел или в подштанники с электроподогревом для высшего командного состава, в наше время теоретически может любая шарашка. Дело, брат, в том, что «Точмаш» – предприятие с историей, и тем, чем занимаются сейчас, там занимались еще при Хрущеве.

– Да ладно! – не поверил Юрий. – В такой-то дыре?!

– Если мне не изменяет память, атомную бомбу собирали тоже не в Кремлевском Дворце съездов, и Гагарин не с Красной площади стартовал. Дыра дыре рознь, да и секретность соблюсти в таком населенном пункте, согласись, легче. Стоит себе радиозаводик, выпускает какие-то приемники и портативные радиотелефоны. Радиотелефоны, ясно, не для широких масс – в тогдашние-то времена! – а для армии, отсюда, стало быть, и секретность… В общем, все шито-крыто, как это было заведено в Союзе.

– А на самом деле?

– А на самом деле, сынок, люди там работали очень серьезные, настоящий цвет отечественной науки, и занимались они очень и очень серьезными проектами, сплошь и рядом совершенно секретными. Ну а потом началось: Горбачев, перестройка, путч, развал Союза, лихие девяностые… В те годы, считай, вся оборонка, чтобы не загнуться с голодухи, перешла на изготовление утюгов и кастрюль. Помнишь это импортное словечко – «конверсия»? Анекдотов на эту тему ходила масса, и я как ветеран компетентных органов могу с полной ответственностью тебе заявить, что добрая половина этих анекдотов изначально таковыми вовсе не являлась.

– Как, собственно, и любых других, – поддакнул поверх чашки Якушев.

– Возможно. Даже, пожалуй, наверняка. Люди иногда такое учудят, что никакому писателю-сатирику и за год не придумать. В общем, всесоюзное НПО «Гранат», структурным подразделением которого являлся «Точмаш» с филиалом в Мокшанске, развалилось, заказов не стало, и мокшанский заводик пытался выжить, как все. Какая-то умная голова разработала дизайн и конструкцию ширпотребовского радиоприемника, наладили массовый выпуск… Приемники, к слову, были очень неплохие, знающие люди, по слухам, до сих пор за ними охотятся: предприятие-то оборонное, так что ловили эти машинки все подряд, на любых волнах и в любых диапазонах, не то что нынешние бормоталки. Хочешь – «Голос Америки» слушай, а хочешь – о чем корабли в океане морзянкой перестукиваются… А в тогдашние времена тотального дефицита приемники эти расхватывали, как горячие пирожки в вокзальном буфете. Но это к делу не относится, выжили и выжили – не растащили оборудование по домам, не распродали, сохранили все до последнего мотка проволоки, честь им за это и хвала.

– Да, – сказал Якушев, – удивительно. Прямо сказка какая-то…

– Сказка, – со странной интонацией повторил генерал. – Да нет, сынок, не сказка. Просто объект был режимный, а тогдашний начальник режима – или, как нынче выражаются, шеф секьюрити, – оказался мужиком въедливым, старой закалки, с принципами. А главное, с головой: понял, что под шумок на барахолку может перекочевать не только ценное оборудование, но и кое-какие разработки, которые способны существенно повлиять на обороноспособность страны. Тогда это мало кого волновало – даже в Кремле и на Лубянке, не говоря уже о Мокшанске, – но, как говорится, не перевелись еще богатыри на земле русской: человек, о котором я тебе толкую, запер спецчасть на три замка, положил ключи в карман и объявил во всеуслышание: дудки! Только через мой труп. Идите, говорит, пока суд да дело, конверсией своей занимайтесь. И табельный «парабеллум» в руке.

– Они и пошли, – догадался Якушев.

– А то как же! Интеллигентные ведь люди, инженеры-электроники, не десантура какая-нибудь – куда им против «парабеллума»?

– Наш человек, – одобрил поведение незнакомого ему начальника режима Якушев. – Жив он, не знаете?

– Умер два месяца назад в районном доме престарелых, – сообщил генерал Алексеев. – Там, у себя… Но встретиться я с ним успел…

– Встретиться? Вы?

– Ну да. – Темные очки по-прежнему скрывали глаза генерала, но Юрию почему-то показалось, что Ростислав Гаврилович смущенно отвел взгляд. – Видишь ли, эта история меня как-то заинтересовала, что ли… К тому времени я уже понял, что подозрения в адрес Горчакова безосновательны, но… А черт, что я перед тобой оправдываюсь! Имею я право на простое человеческое любопытство или нет?

– Конечно, имеете, – кротко подтвердил Юрий. – Только мне почему-то всегда казалось, что простое человеческое любопытство в сфере секретных военных разработок называется как-то иначе, намного короче, а главное, точнее… Слово забыл, иностранное какое-то – часом, не шпионаж?

– Идиот, – тоном констатации произнес генерал.

– Нет, – с самым серьезным и вдумчивым видом возразил Якушев, – идиот – это то ли из медицины, то ли из литературы – Достоевский, помните? А тут что-то другое… Эпатаж?.. Декупаж?.. Пилотаж?.. Да нет, точно – шпионаж! На кого работаете, гражданин?

– Не заставляй меня жалеть, что обратился к тебе, а не послал туда роту спецназа, – ровным голосом попросил Ростислав Гаврилович. – Время идет, а там, между прочим, живые люди. И не только. Тот человек, Агеев была его фамилия, проработал на «Точмаше» аж до две тысячи седьмого года. К тому времени предприятие уже снова прочно встало на ноги и, хотя перешло в собственность акционеров, опять занялось разработками в сфере высоких, в том числе и оборонных, технологий. Очень многое из того, что сегодня летает, плавает, ездит, стоит на боевом дежурстве, стреляет по удаленным целям и вертится на орбите, хотя бы отчасти начинено их электроникой. Так вот, Агеев утверждал, что хранящийся в спецчасти архив остался в полной неприкосновенности. А в архиве этом, по его словам, лежали некоторые проекты и разработки, на десятилетия опередившие свое время. Тогда, в середине восьмидесятых, просто не существовало технологий, с помощью которых их можно было бы воплотить…

– А теперь эти технологии появились, – кивнув, закончил за него Юрий. – То-то же я удивляюсь: что это еще за рейдерский захват оборонного предприятия? Кто это, думаю, вздумал с Министерством обороны бодаться? Кому это до такой степени жить надоело?

– Зришь в корень, – слегка перефразировав Козьму Пруткова, похвалил генерал. – Никакой это не рейдерский захват, а самый обыкновенный бандитский налет, предпринятый с целью наложить лапу на одну из разработок – возможно, старых, а возможно, свеженьких, с пылу, с жару. Короче! Поскольку мы с тобой обсудили и отбросили все нежизнеспособные версии, совместно обмозговали имеющуюся информацию и пришли к общему мнению, я с твоего позволения перейду непосредственно к фактам. Сегодня утром, примерно за полчаса до начала рабочего дня, мокшанский филиал «Точмаша» был захвачен неизвестными людьми – полагаю, вооруженными, но точная информация на этот счет отсутствует. Директор предприятия, известный тебе господин Горчаков, как обычно, прибыл на работу заблаговременно. Он успел позвонить жене и крикнуть, что завод – цитирую – захвачен рейдерами. После чего связь прервалась, и все попытки мадам Горчаковой перезвонить мужу остались безрезультатными. Она позвонила в полицию, где ей пообещали во всем разобраться, а затем, видимо, не очень-то поверив обещанию, – мне. Я оставил ей свою визитку еще тогда, в феврале, и вот, как видишь, пригодилось…

– Не понимаю, – сказал Юрий, толчком отодвинув чашку с кофе, который вдруг сделался безвкусным, отвратительным, как болотная жижа.

– Чего ты не понимаешь?

– Не понимаю, что мы с вами здесь и сейчас делаем. Рейдерский захват – процедура в меру жесткая, но достаточно цивилизованная, без мокрухи. А налет – это налет. Тут возможно все – и трупы, и заложники… А вы рассказываете сказочки про конверсию. Мне. Здесь, у меня на кухне. Вот я и не понимаю: это задание или вам просто захотелось поболтать? Если поболтать, так давайте обсудим что-нибудь более приятное – например, успехи наших олимпийцев в Лондоне. А если вы по делу, то в чем, собственно, оно заключается? Там, действительно, нужна рота спецназа или хотя бы ОМОНа, которая прекрасно со всем справится и разберется без моего участия. Хотя, пока суд да дело – пока все эти звонки, пока вы ехали… Полагаю, если они пришли за чем-то конкретным, то эта вещь уже у них, а их самих давно и след простыл.

– Видишь ли, сынок… – Судя по тону, его превосходительство пребывал в явном, хотя и решительно непонятном Юрию затруднении. – Мой первый позыв был именно таким: позвонить в местное управление и поставить там всех на уши, чтобы через четверть часа завод был взят в плотное кольцо, через которое муха не пролетит. И я бы наверняка поступил именно так, если бы не два маленьких «но». Первое: Горчакова первым делом позвонила в полицию, и меры, о которых я только что говорил, по идее, уже приняты. А второе – эта мутная история с Камышевым. Там все, вроде бы, гладко, но сомнения, как ты сам заметил, все равно остаются. Что-то не срастается, причем не срастается именно в материалах расследования – слишком уж складно у них получается, а все сомнения и противоречия, даже самые очевидные, побоку. Да, менты – и в Африке менты, а уж в нашей глубинке и подавно. Но я лично просил человека с очень крупными звездами на погонах, работающего в центральном аппарате МВД, разобраться что к чему. И он мне это твердо обещал. А воз и ныне там – оснований для возбуждения уголовного дела, видишь ли, нет. Возможно, я просто старый параноик. Но, если в этом деле хоть каким-то боком замазаны органы, первый же мой звонок, первое движение в том направлении вызовет цепную реакцию: они начнут заметать следы, и первыми жертвами станут заложники. А это, как я подозреваю, Горчаков и его семья – если ты не забыл, родственники Камыша, его сестра, племянница и зять. Нам с тобой, русским офицерам, достаточно того, что они граждане России. Но они еще и близкие Николая, и рисковать их жизнями я не вправе. Звучит высокопарно, не спорю, но что есть, то есть. Возможно, мы уже опоздали, возможно, все уже кончилось – более или менее скверно, но кончилось. Наверняка я знаю одно: тридцать пять минут назад рейдеры еще были на территории завода. Захват произошел больше двух часов назад – более чем достаточно, чтобы взять, что надо, и тихо уйти. Но я пробовал звонить туда из уличного таксофона. Ни один из телефонных номеров «Точмаша» не отвечает, и это вселяет некоторую надежду: похоже, они все еще там – ищут и никак не могут найти то, за чем пришли.

– Я понял, – сказал Юрий, залпом допил кофе и встал.

– Задание выслушаешь? – спросил Ростислав Гаврилович, глядя на него снизу вверх сквозь темные стекла очков.

– Не-а, – отмахнулся Якушев. – Чего там слушать? Заложники – это раз, архив спецчасти – это два. Приоритеты, извините, расставлю на месте, когда и если узнаю, о чем, конкретно, идет речь. Разрешите выполнять?

– Оденься, – второй раз за утро посоветовал Ростислав Гаврилович.

Якушев быстрым шагом вышел из кухни, тихонько напевая: «Десантник – это боевой патрон, десантник крепче стали и гранита…» Ростислав Гаврилович запоздало спохватился, что забыл отчитать этого философа с музыкальным уклоном за злостное нарушение субординации и пререкания со старшим по званию, но лишь пожал плечами и закурил очередную сигарету: на свете есть вещи, ценность которых заключается именно в том, что они никогда не меняются.

* * *

Без шума и пыли – именно так, помнится, сформулировал стоящую перед подполковником Сарайкиным задачу командир рейдеров, который на поверку оказался обыкновенным главарем шайки налетчиков.

То есть, разумеется, не совсем обыкновенным. Подполковник очень хорошо помнил звонок из областного управления – тогда, в феврале, когда стараниями патрульных и оперативников майора Маланьи приключилась эта глупая история с генералом Камышевым. В том телефонном разговоре упоминались какие-то очень серьезные люди из самой Москвы, интересующиеся «Точмашем». Следовательно, ноги у сегодняшнего приключения росли из такого места, до которого Анатолий Павлович не мог допрыгнуть, даже взяв очень солидный разбег.

И тем не менее, подполковник Сарайкин не испытывал ярко выраженного стремления слепо, без рассуждений, выполнять приказы этого надменного убийцы с генеральскими замашками. Пиетет перед начальством – это, конечно, хорошо, но и свою голову на плечах надобно иметь. Начальство – то самое, которое по телефону усиленно рекомендовало делать, что скажут, и не выступать с сольными номерами, – может, и знать не знает, и ведать не ведает, что тут творится, кого оно, не подумавши, впустило на подведомственную ему территорию. А если и знает, что с того? Дело большого начальства – стратегическое планирование, а тактикой, сиречь воплощением этих планов, всегда приходится заниматься рядовым работникам на местах.

И, кроме того, кто о тебе, подполковнике из захолустного городишки, позаботится, если не ты сам? Без шума и пыли… Ха! Провернуть порученное дело без шума и пыли – пара пустяков. Надеваешь форму, звонишь в дверь и говоришь: «Здравствуйте, Валентина Ивановна. Тут такое дело… Надо бы вам с нами проехать». Она, само собой, спрашивает: куда? Да на завод же, к супругу вашему, Михал Васильичу. Вы не волнуйтесь, с ним все в порядке, просто ситуация требует его присутствия, а он срочно хочет вас видеть – говорит, что должен лично передать что-то важное, но, по-моему, просто соскучился… Нет-нет, и дочка тоже. Давайте, Мариночка, я вам помогу – вот сюда, сюда ручку давай, вот он, рукавчик… Пусть повидаются, убедятся, что оба целы и невредимы, обнимутся, что ли… Это ж такое дело, что я просто не знаю… Рейдеры. У нас! В Мокшанске-то! Ай-ай-ай, что творится, куда мир катится, подумать страшно!..

И все. Ни шума, ни пыли – все, как говорится, по доброй воле, при полном обоюдном согласии сторон: сели в машину и поехали.

Ну, а дальше-то что? Дальше – допросы, пытки, а в не столь уж отдаленной перспективе – пистолет, который этот упырь таскает на брюхе, как какой-то пальцем деланный штандартенфюрер. И хорошо, если так. А ну как выживет которая? Выживет и скажет где надо: это Сарайкин, мол, рейдеров на завод привел, это он, оборотень в погонах, нас в заложники взял – ату его, гражданин следователь, фас! Защитит его тогда высокое областное начальство? Да как же, разбежались! Сапогом на голову наступят и втопчут поглубже в дерьмо, чтобы о том телефонном звонке даже пробулькать не успел.

В общем-то, подполковник Сарайкин был не настолько туп, чтобы не понимать: без шума и пыли – это не обязательно в форме, с использованием авторитета представителя закона, о котором (в смысле, об авторитете) подавляющее большинство россиян вспоминает, только попав в беду. Не в пользу подполковника говорит только тот факт, что он предавался размышлениям на эту тему добрых десять минут.

Однако принятое в результате этих тягостных раздумий решение было правильным, и через полчаса после разговора в разгромленной, залитой кровью лаборатории «Точмаша» перед воротами дома Горчаковых в заречном коттеджном поселке, который в городе по старинке именовался Выселками, остановился потрепанный грузовой микроавтобус с густо, до полной невозможности что-либо разобрать, залепленными грязью и запорошенными пылью номерными знаками.

Планируя не шибко сложную операцию по захвату заложников, подполковник Сарайкин учел все, что только мог. Но все, что мог – это не совсем все, кое-какие вещи и явления учету просто не поддаются.