Читать книгу «Комбат. Беспокойный» онлайн полностью📖 — Андрея Воронина — MyBook.

С затянутого серыми облаками неба начал сеяться мелкий теплый дождик, ветровое стекло стало рябым от капель. Брызги залетали в салон через открытые окна, приятно холодя кожу. Одни благие намерения были забыты ради других, куда более важных, но ведущих в том же направлении – прямиком в пекло. «Здесь», – сказал Казаков. Борис Иванович остановил машину и под усилившимся дождиком вслед за своим бывшим взводным нырнул в подъезд, неся под мышкой бутылку дорогого коньяка и даже не подозревая, что над головой у него уже начали сгущаться тучи, куда более густые и темные, чем те, что висели в данный момент над Москвой.

* * *

Участковый был совсем молодой, явно сразу после школы милиции, невысокий, коренастый, круглолицый и белобрысый. На новеньких погонах поблескивали лейтенантские звездочки, а дерматиновая папка на «молнии», которую он держал под мышкой, распространяла острый, легко ощутимый в радиусе двух метров запах большой химии, из чего следовало, что ее купили буквально на днях. Лейтенант заметно смущался и оттого держался нарочито строго и официально. Его хотелось дружески похлопать по плечу, а то и погладить по стриженой макушке, предложить чувствовать себя как дома и угостить чаем с вареньем, а еще лучше – молоком.

Впрочем, Борису Ивановичу не стоило большого труда сдержать этот неразумный порыв. Находясь при исполнении, сотрудники милиции почему-то особенно болезненно воспринимают любые посягательства на свои погоны, которые, как известно, располагаются у них именно на плечах. Да и явился этот мальчишка сюда явно не затем, чтобы распивать чаи; судя по чрезвычайной суровости, которую он на себя напускал, дело у него было сугубо официальное и притом не особенно приятное – как, впрочем, и в подавляющем большинстве случаев, когда участковому инспектору милиции приходится посещать на дому одиноко проживающих мужчин, еще не достигших возраста, когда они уже не могут даже хулиганить.

Тем не менее чайку Борис Иванович ему все-таки предложил. От угощения участковый отказался, но на кухню прошел и там, усевшись на придвинутый хозяином табурет, принялся доставать из папки и раскладывать на краю стола какие-то свои бумаги. При этом он, не особенно скрываясь, шарил глазами по углам, явно рассчитывая обнаружить признаки антиобщественного образа жизни – грязь, пустые бутылки из-под спиртного, а то и что-нибудь похуже. Борис Иванович поставил на плиту чайник – несмотря на полученный только что отказ, из расчета на двоих, просто чтобы в случае, если лейтенант передумает, не кипятить воду вторично. Он не терялся в догадках и не строил предположений, хотя и не знал за собой никакой вины, которая могла бы послужить причиной этого визита. К чему гадать, когда ответы на все твои вопросы сидят прямо перед тобой и будут в ближайшее время озвучены, независимо от того, хочешь ты их слышать или нет? Раз мент пришел к тебе домой, он обязательно скажет, что ему от тебя надо, потому что эти ребята не из стеснительных…

– Паспорт у вас имеется? – спросил участковый, мелким старушечьим почерком вписывая в стандартный бланк какие-то сведения.

– Помнится, выдавали когда-то, – пытаясь прощупать собеседника, сдержанно пошутил Борис Иванович.

– Хотелось бы взглянуть, – непреклонно объявил участковый, становясь еще суровее, как будто легкомысленное отношение собеседника к главному документу гражданина Российской Федерации подтвердило самые худшие его подозрения.

– Сейчас организуем, – пообещал Рублев. – А вы пока насчет чайку подумайте. Ну, и за чайником присмотрите, если вас не очень затруднит.

Участковый взглянул так, словно ему предложили станцевать стриптиз в дамском клубе с крайне дурной репутацией, но промолчал. Борис Иванович проигнорировал этот красноречивый взгляд и отправился за паспортом. Долго искать главный документ российского гражданина не пришлось: в квартире отставного майора царил истинно армейский порядок, да и переизбытка вещей, который превращает в кошмар любую попытку быстро найти то, что вам нужно в тот или иной момент, здесь не наблюдалось.

Задвигая на место ящик, из которого только что достал паспорт, он услышал, как на кухне коротко свистнул и сейчас же замолчал чайник. Борис Иванович улыбнулся в усы: нацепив погоны лейтенанта милиции, парнишка не утратил простых, нормальных человеческих качеств. Старший по возрасту попросил его присмотреть за чайником; чайник закипел, и паренек его выключил, не побоявшись унизить тем самым свой высокий статус представителя власти. Впрочем, особенно обольщаться не следовало: мальчуган служил еще совсем недолго, процесс превращения человека в столичного милиционера был в самом начале, и оставалось только гадать, каким окажется конечный результат. Эта служба накладывает на личность неизгладимый, заметный едва ли не с первого взгляда отпечаток; видимо, без этого не обойтись, но нужно иметь очень твердый внутренний стержень, чтобы, служа в милиции, не поддаться соблазну, не дать слабину и не превратиться в чудовище, в народе для краткости именуемое ментом поганым (и зачастую, увы, именуемое по заслугам).

Повернувшись к двери, он обнаружил, что участковый стоит на пороге, с прежним настороженным любопытством поглядывая по сторонам. С его стороны это было не слишком вежливо, но зато вполне разумно: в конце концов, выпить с хозяином на брудершафт он еще не успел (да, надо полагать, и не собирался) и по долгу своей нелегкой службы просто обязан был подозревать, что тот может вернуться на кухню не с паспортом, а с топором или заряженным охотничьим ружьем.

Борис Иванович вручил ему паспорт, но лейтенант еще немного помедлил, глядя на висящие на стенах фотографии. Эти снимки могли рассказать о хозяине квартиры больше, чем любые слова, и Рублев уже не впервые подумал, что их надо бы снять и убрать подальше от посторонних глаз. Предаваться воспоминаниям можно и с фотоальбомом на коленях, а этот вот мальчишка, к примеру, уже, наверное, сделал на основании увиденного определенные выводы и поставил диагноз: афганский синдром. Неуравновешенная, расшатанная войной психика, нервные срывы, и все это – на фоне отличной боевой подготовки и мастерского умения убивать и калечить людей… Ничего не скажешь, хорош подарочек для участкового, который только что вступил в должность!

Они вернулись на кухню. Внимательно изучив паспорт, лейтенант вернул его Борису Ивановичу и внес еще какие-то данные в свой протокол. Пока он писал, старательно водя по бумаге шариковой ручкой, Рублев заварил чай и уселся напротив. За окном брезжил тусклый серенький полусвет, полдень больше напоминал вечерние сумерки; потом пошел дождь, стало еще темнее, и Борис Иванович, поднявшись с табурета, включил свет. На кухне сделалось очень уютно – в самый раз для дружеских посиделок под шум дождя, – но официальный вид гостя и разложенные с краю стола бумаги к посиделкам, увы, не располагали – скорее уж они наводили на не слишком приятные мысли о возможной отсидке.

– Так что же это получается, Борис Иванович? – закончив писать, задал риторический вопрос участковый.

При этом он устремил на Рублева строгий, требовательный взгляд и сделал паузу, явно ожидая ответа.

– А что, собственно, получается? – поинтересовался тот.

– Общественный порядок нарушаем, вот что у нас с вами получается, – сообщил лейтенант.

Рублев глубокомысленно наморщил лоб.

– Что-то не припоминаю, – сказал он, – чтобы мы вместе с вами нарушали общественный порядок.

– Да нет, – вздохнул участковый, – вы его один нарушали, без меня. И я бы на вашем месте с этим не шутил. Плохо может кончиться, уважаемый. На вас коллективная жалоба поступила, вы в курсе?

– Признаться, нет, – сказал Борис Иванович.

Он был удивлен, поскольку всегда старался жить с соседями в мире и согласии – то есть придерживался вежливого нейтралитета, по мере возможности избегая любых форм чересчур тесного общения, будь то совместное распитие или громкое, на весь двор, выяснение отношений. Соседи обычно платили ему полной взаимностью; правда, в последнее время он начал замечать косые, вороватые взгляды, а при встречах на лестнице или во дворе некоторые из соседей старались, торопливо кивнув, поскорее проскочить мимо. Он не обратил на это внимания, решив, что становится мнительным; теперь выяснялось, что дело тут вовсе не в его мнительности, а в чем-то другом.

– Шумите, – с укоризной сказал участковый, – сквернословите. На человека напали…

– На какого человека?

– А на стоянке, помните? Вы с ним еще место на парковке не поделили… Вы понимаете, что, если он напишет заявление, вам грозит ответственность – возможно, даже уголовная?

– Ага, – сказал Рублев, разливая чай. – Вот откуда ветер дует! До чего же интересные на свете бывают люди! Вам с сахаром?

– Да, если можно, – сказал лейтенант, забыв о том, что пять минут назад гордо отказался от угощения. – Так что насчет драки, Борис Иванович?

Комбат подвинул к нему сахарницу, закурил и ненадолго задумался, помешивая ложечкой в чашке. Ситуация получилась и впрямь интересная – вернее сказать, неожиданная. В самом деле, от подполковника ФСБ можно было ожидать чего угодно, но только не такой мелочной, обывательской, прямо-таки старушечьей мести. Это ж надо – коллективная жалоба! Не поленился обойти соседей – кому позолотить ручку, кого пугнуть служебным удостоверением, – собрал подписи и состряпал кляузу… Ай да подполковник!

– Честно говоря, не понял вопроса, – сказал он наконец. – Я так понимаю, что картина вам ясна. Есть коллективная жалоба, есть показания свидетелей… возможно, есть даже справка о побоях, полученных вашим так называемым потерпевшим. Побоев-то никаких не было, но справку взять – это же раз плюнуть. Особенно для человека, который сумел уболтать столько народу дать ложные показания в письменном виде. Я так понимаю, что в этих показаниях нет ни слова ни про то, кто именно затеял потасовку, ни про пистолет, ни про стрельбу…

– Какой пистолет? – насторожился участковый.

– Травматический. Из которого мне чуть башку не отстрелили. Но этого, понятно, никто не видел, а потому и обсуждать данную тему вряд ли стоит. Мои голословные утверждения против коллективной жалобы и свидетельских показаний – это же тьфу, верно? И после этого ты, лейтенант, еще спрашиваешь, что насчет драки… Да ничего! Не было драки, а было мелкое недоразумение. Которое я, между прочим, хотел уладить миром – по-человечески, по-мужски. Даже бутылку для этого случая припас. А потерпевший твой пропал, как в воду канул. А родственник его, у которого он тут гостил, молчит как партизан. Думает, наверное, чудак, что я его свояку эту бутылку собираюсь в задний проход завинтить. Я бы, конечно, и не против – чтобы, значит, было за что страдать, – да мараться неохота. Вот в общих чертах и все, что я могу сказать по поводу драки. А что до коллективной жалобы, так ты собери своих жалобщиков в кучу, и пусть они мне прямо в глаза повторят то, под чем сдуру подписались. Я понимаю, у тебя служба: раз жалоба есть, обязан реагировать. Ну, так реагируй! Зачем пришел-то – не арестовывать меня, надеюсь?

– Провести беседу, – едва заметно поморщившись, сказал лейтенант.

– Валяй, проводи, – разрешил Борис Иванович. – Да чай пей, а то совсем остынет.

Участковый машинально хлебнул чаю.

– А скажите, – произнес он осторожно, – только честно: это правда, что вы один его машину передвинули?

– Это он говорит? – уточнил Борис Иванович.

– Нет, это так, один бомж… Так, говорите, пистолет? Вот, значит, что он искал в помойке…

– Если бомжу все это не привиделось с пьяных глаз, – снова уточнил Рублев, хлебнул чаю и затянулся сигаретой.

– Вот видите, – окончательно оттаял лейтенант, – вы же сами все понимаете…

– Собачья у тебя работа, – посочувствовал ему Борис Иванович. – Все видишь, а сделать ничего не можешь, потому что бумажка сильнее. Кто первый настрочил, тот и прав. Да если б я его хоть разок по-настоящему двинул, ему бы уже и писать-то нечем было. Ладно, не обращай внимания, лейтенант, это я так, к слову… Где тут у тебя расписаться?

– Вот тут, – участковый ткнул пальцем в протокол.

– Надеюсь, это не признательные показания?

– Да вы прочтите, я же не против…

Борис Иванович быстро пробежал бумагу глазами и усмехнулся.

– Впредь не повторится… – пробормотал он. – Что ж, по сути все верно, хотя по форме… гм… как-то… Вроде я и впрямь виноват.

– Вы же сами понимаете, – повторил участковый, глядя, как он ставит под протоколом беседы размашистую подпись. – Хотите совет? Если он все-таки напишет заявление, с вас возьмут подписку о невыезде. Так вот, пока он думает, я бы на вашем месте уехал из города. Что вы, в самом деле, тут сидите? Лето на дворе, море зовет… Да сейчас везде хорошо…

– Кроме Москвы, – подсказал Рублев. – Сговорились вы, что ли? Вот не было печали…

– И не тяните, – собирая бумаги, посоветовал участковый. – Да, и с соседями как-нибудь… В общем, постарайтесь обойтись без выяснения отношений.

– Делать мне больше нечего, – проворчал Борис Рублев.

Когда участковый ушел, он безо всякого удовольствия допил чай и некоторое время курил, глядя в окошко, за которым все еще шел спорый, частый летний дождь. Потом в дверь опять позвонили. Оказалось, что это явился с извинениями один из соседей: не держи зла, Иваныч, но ты же сам все понимаешь… Отметив про себя, что сегодня окружающие слишком часто взывают к его понятливости, Борис Иванович постарался извлечь из ситуации максимальную выгоду. Визитер, выступавший, как выяснилось, от имени всех остальных соседей, подписавших пресловутую коллективную жалобу, имел недурные связи, и Рублев, без зазрения совести воспользовавшись его неловким положением (поделом вору мука, нечего было кляузы подписывать), попросил его похлопотать насчет трудоустройства и, если понадобится, лечения Сергея Казакова. В другое время сосед наверняка счел бы такую просьбу чрезмерно обременительной, но сейчас он воспринял ее с видимым облегчением. Наверное, он ожидал, что Борис Иванович потребует от него дать правдивые показания против подполковника ФСБ Михайлова, и не знал, как от этого отвертеться, потому и обрадовался, когда вместо этого справедливого требования прозвучала пустяковая, по большому счету, просьба. Они расстались довольные друг другом, и каждому при этом казалось, что он заключил чертовски выгодную сделку. Сосед был во многом прав, Борис Иванович ошибался, но с некоторых пор это перестало иметь принципиальное значение, поскольку события уже свернули в колею, которая должна была увести его очень далеко от склочного подполковника ФСБ Михайлова.