– Хрен там работает, а не объединенная следственная группа! – хмуро заявил генерал. – Мне сообщили обо всем двадцать минут назад. И надавили – будь здоров! Вот сижу, слушаю брифинг и получаю по радио информацию. На месте преступления будем работать только ты и я. А остальной состав следственной группы с нашей стороны будет разрабатывать внешние связи Смоленцева: политические, денежные и интимные интересы, – генерал тяжело вздохнул. – Все, выдвигайся, больше у меня информации нет. Присмотрись там, – как-то неуверенно добавил он и закончил:

– Да что тебя учить…

Послышались короткие гудки, и Бондарович положил трубку.

Садясь в машину, выезжая на проспект и включая радио, Александр повел внутренний разговор со своим начальником; Александр время от времени моделировал такие разговоры; это очень помогало ему анализировать непростые ситуации – типа той, что сложилась сейчас; но не со всеми он мог вести мысленный диалог – для этого требовалось, как минимум, уважать собеседника:

– А что ж вы, Виктор Семенович, сами не поехали в Кремль? Чай, генеральские лампасы произвели бы там больше впечатления, чем майорская звезда.

– Понимаешь, Саша Бондарович, в том месте ты хоть кремлевские рубиновые звезды на задницу нашей – никого этим не проймешь. Там другие регалии в ходу. Неискушенным взглядом и не заметишь… В этой ситуации полетят и погоны, и головы, – сейчас все подставляют друг друга, начиная с самого верха. Председатель ФСБ, например, ни секунды не сомневаясь, подставил меня…

– А вы – меня, – Бондарович вздохнул. – На месте преступления уже два часа действует служба безопасности. Теперь там можно увидеть только то, что они захотят показать. А потому вам лучше заняться общим планированием расследования, чем идти на прямое столкновение с Наумом Кожиновым. Он ведь в отличие от руководства МВД и ФСБ даже на брифинг прислал своего заместителя. Что он натворил в Кремле и как повернет дело, теперь сам черт не разберет.

– То-то и оно. Игра идет не нашего масштаба. Так что будь там осторожнее.

– И тогда меня уж точно подставят и разотрут в порошок. Если заметят, конечно…

– Может быть, и так. Я всегда доверял тебе дела, где нужны голова, осторожность и напористость. Лавируй, Саша Бондарович. А если что… кто тогда прикроет твою задницу, как ты думаешь?

– Думаю, что никто.

– Как получится, сынок, как получится. Своя задница, как говорится, роднее. Иначе и быть не может!.. Но ты уж сразу не сдавайся, можно кое-что и выиграть в этой заварушке, если правильно себя повести. Неплохо бы только быстро разобраться, как дела обстоят в действительности и как нам не стать главными виноватыми, если дело нельзя раскрыть. Ты понимаешь, о чем я тебе здесь толкую? Не сунь голову в петлю. И не упусти шанс. Ты как бы на перепутье…

– «Кто виноват?» и «Что делать?» – два главных русских вопроса?

– Не впадай в панику, делай что возможно.

– А я что делаю?..

Примерно так разговаривал сам с собой майор Бондарович, пролетая вечерней Москвой мимо ярких огней, которыми «новые русские» разукрасили столицу. При подъезде к Кремлевской набережной Бондарович попал в пробку и пожалел, что не поехал в объезд. Сэкономил бы время.

Пришлось выбросить на крышу мигалку с сиреной; пару месяцев назад их снабдили такими симпатичными импортными штучками. Выскакивая на встречную полосу, так что удивлялись даже привычные ко всему московские водители, парализуя зевак холодными мертвенно-синими вспышками, он-таки прорвался к месту назначения.

И черт с ним, хоть на бешеной гонке душу отвел.

Внушительно надвигалась кремлевская стена… Горели в черном небе рубиновые звезды…

* * *

Александр Бондарович,

9 часов 30 минут вечера,

23 марта 1996 года,

Кремль, место преступления

В воротах охранники сразу среагировали на его удостоверение; один из молодых людей, стоявших в одинаковых коричневых плащах под унылой мартовской моросью, сел в машину и показал место на служебной стоянке, где можно было припарковать машину.

– Как полагаешь, «дворники» надо снимать? – спросил его Александр.

– Твои вряд ли кому подойдут, – невозмутимо ответил молодой человек, окинув взглядом ряды иномарок. – Но можно и снять, шоферская привычка, знаешь ли, живуча, – неожиданно добавил он.

Тут Бондарович вспомнил одного своего старого знакомого, который как-то ездил своим ходом в Германию. Приехал этот парень в Дрезден, его встретил приятель – немец. Подъехали они к дому немца, припарковались, и наш незадачливый шофер, выйдя из машины, стал по привычке снимать «дворники»… Немец удивился:

«Ты чего делаешь?»

«Дворники» снимаю – чтоб не украли»…

Немец засмеялся:

«Не бойся, никто не украдет. Ты даже дверцы распахни, магнитофон на сиденье оставь – не возьмут…»

Бондарович покачал головой:

«А у нас даже в Кремле, выходит, снять могут…»

На пропускном пункте Александра отвели в комнату дежурного и тут же отыскали уже заготовленный для него временный пропуск.

– У вас нет с собой фотографии? – спросил его вышколенный офицер службы безопасности.

– Нет, – Александр с интересом озирался; в Кремле ему еще не доводилось бывать: как-то не приглашали его еще сюда и наград в Георгиевском зале торжественно не вручали – хотя могли бы; были дела…

– Ну что ж, обойдется и так, – офицер поставил печать на чистый прямоугольник, в который должна была быть вклеена фотография. – Дайте мне ваше удостоверение.

Он вписал в строку «Действительно при предъявлении» номер служебного удостоверения Бондаровича, расписался, а затем пропустил бланк пропуска через ламинатор, покрывший документ плотной прозрачной пленкой.

– Прикрепите к нагрудному карману, если хотите, – он подал Александру специальный зажим. – Предъявляйте вместе с удостоверением по первому требованию работников службы безопасности.

Александр покрутил пропуск в руках. Прочитал запись. Действителен на три дня.

– Что означает шифр Н-017-В? – спросил он.

Офицер вежливо пояснил:

– Уровень допуска.

– Что означает мой?

– Вы можете свободно перемещаться везде, за исключением президентского корпуса и секретных помещений службы безопасности.

– А если какие-то проблемы?

Офицер покачал головой:

– С вами будет офицер СБП, так что, я думаю, никаких проблем не возникнет.

Бондарович все еще разглядывал пропуск:

– Как мне попасть к месту преступления?

– Пойдемте, – они вышли из дежурки, офицер негромко позвал. – Репека, проводи майора.

К Бондаровичу подошел невысокий парень в стандартном костюме, с непримечательной внешностью и с аккуратной прической.

– Лейтенант Репека, – представился он. – Я провожу вас на место.

Александр молча кивнул.

Они двинулись коридорами по бордовым ковровым дорожкам. Все тут напоминало обычное учреждение с его вечной и хаотичной суетой. Женщины, снующие по кабинетам с папками в руках, молодчики тут и там, представительные мужчины с хорошими манерами, уголки отдыха, обставленные хорошей мягкой мебелью (места для так называемых кулуарных бесед), горшки с цветами, какие-то стенды, и через равные промежутки – инкрустированные дорогим деревом двери с солидными золотыми табличками.

Кое-какие двери были знакомы Александру по регулярным телерепортажам из Кремля.

Добравшись до 17-го корпуса, они миновали очередной пропускной пункт.

Последовала проверка документов. Документы Бондаровича дежурный изучал очень тщательно, внимательно вглядывался в лицо.

Потом Александр и Репека опять двинулись вперед бесконечными коридорами…

– Кто обнаружил труп, лейтенант? – неожиданно спросил Бондарович.

И был удивлен, услышав в ответ:

– Я. Поэтому меня и послали вас встретить, – пояснил Репека. – Проходите, это случилось здесь.

– Мы наконец пришли? – удивился Банда.

– Да, майор…

Репека провел Бондаровича мимо охранника, стоящего в коридоре возле двери с изображением мужчины в шляпе. Они оказались в курилке, где, кроме них, находились несколько мужчин и молодая женщина.

Бондарович вполголоса попросил лейтенанта Репеку:

– Если они не представятся мне сами, говори вполголоса, с кем я имею дело, ладно? – никого из присутствующих он в лицо не узнал. – Не спрашивать же мне каждого, кто он. Это усложнит общение.

– К Кожинову, – тихо направил его лейтенант к невысокому мужчине с обрюзгшим багровым лицом.

У Бондаровича в памяти всплыли какие-то неопределенные сведения о повышенном давлении и больных почках, но он тут же выкинул все постороннее из головы, – что ему за дело до здоровья начальника службы безопасности Президента; его мысли должны быть направлены на одно – именно сейчас это очень важно.

– Майор Бондарович из ФСБ, – представился он этому человеку, намеренно опуская обращение «товарищ генерал», не хотелось козырять чужому начальству. – Прибыл для участия в работе в совместной следственной бригаде.

– Хорошо…

Как и предполагал Бондарович, никто и не подумал ему представиться.

– Долго добирается ФСБ – будто на перекладных, – недовольно буркнул высокий мужчина лет пятидесяти пяти с благородной седой шевелюрой. – Где ваша хваленая оперативность? Из какой вы службы?

– СБНВФБ, – без запинки ответил Бондарович, который положил немало трудов, чтобы натренировать язык выговаривать эту дурацкую аббревиатуру.

– Что-что? – вскинул брови седой.

– «Бэ-бэ», – пояснил ему Кожинов. – Выражаясь русским языком, – борьба с бандитизмом, куда в прошлом году собрали сливки РУОПа.

Собеседник был неприятно удивлен.

– При чем тут бандитизм? Почему прислали вас? – снова спросил у Бондаровича седой, демонстрируя нежелание что-либо понимать.

Александр наконец вспомнил, кто это – Секретарь Совета безопасности Поливода.

«Как же он так быстро добрался сюда из Завидова, ведь он присутствовал на брифинге?»

Бондарович поскромничал:

– Не могу знать. Видимо, сыграли роль мой опыт практической работы и участие в деле Листьева.

– А-а, – протянул Поливода, – с большим успехом, как видно. Введите майора в курс дела, Наум Степанович, – обернулся он к начальнику службы безопасности.

– Именно это я и хотел бы сделать, Григорий Данилович, – сухо ответил тот.

Бондарович достал блокнот и ручку:

– Я бы хотел в первую очередь осмотреть место происшествия.

Он мельком взглянул на Поливоду.

Этот человек почему-то сразу не понравился ему. Не всегда удается понять причину антипатии. Быть может, Секретарь Совета безопасности повел себя чересчур резко, пренебрежительно – и в этом причина?

Генерал Кожинов хмурился:

– Пожалуйста. Примерно в семнадцать тридцать пять Смоленцев покинул комнату совещаний, однако к выходу вместе со всеми не пошел. Возможно, в курительной комнате он хотел с кем-то переговорить. Может, была назначена встреча…

Кожинов провел Бондаровича через небольшую дверь слева в туалет, разгороженный на деревянные кабинки. Вслед за ними двинулись Поливода, женщина в строгом темном костюме и лейтенант Репека.

– А труп… – заикнулся Александр.

– В семнадцать пятьдесят пять труп обнаружил лейтенант Репека, – генерал указал на лейтенанта, стоявшего рядом, – в третьей кабинке. Вот в этой самой.

– Здесь? – заглянул в кабинку Александр.

– Здесь, – слегка посторонился генерал.

– И что он с ним сделал? – едва ли не с мрачным отчаянием произнес Бондарович, глядя в пустую кабинку со следами загустевшей крови на голубеньком унитазе и на полу. – Взвалил на плечо и понес?..

– Вы забываете, где находитесь, майор. Или забываетесь, с кем разговариваете, – голос начальника президентской охраны похолодел еще на несколько градусов. – Здесь корпус Президента страны.

– Понимаю. Ну, и что?

– Вы думаете, здесь будут часами ждать, пока раскачается и приедет следователь из ФСБ, и будут держать для него в кабинке труп?

Александр слегка поморщился; на него уже давно не действовали такие штуки – холодный тон, выговоры, косые пренебрежительные взгляды.

– Обследование места преступления может производиться только специальными службами и с соблюдением всех необходимых формальностей и правил, с обязательной работой фотографа, криминалистов и судмедэксперта, – проговорил Бондарович, не понимая, зачем группа высокопоставленных чиновников стоит в сортире и разглядывает унитаз.

– Не только.

– В каком смысле?

– В исключительных случаях служба безопасности Президента наделена правом проведения всего комплекса следственно-розыскных мероприятий, – назидательно пояснил генерал Кожинов.

Банда осмотрел стенки кабинки:

– Вы считаете этот случай исключительным?

– Здесь не было трупов со времен Берии и Сталина, – генерал Кожинов строго воззрился на Александра. – По-вашему, это рядовое происшествие?

Все до единого присутствующие понимали, что майор имел в виду совершенно иное – формальное – значение слов «исключительный» и «заурядный». Ничто не мешало охране, находясь в центре Москвы, вызвать тревожную группу ФСБ или МВД, чтобы они могли участвовать в осмотре места происшествия. Понятие «исключительный случай» обычно подразумевает невозможность следовать стандартным путем или особую срочность в проведении мероприятий. Понятно, что закрытие курительной комнаты на втором этаже блока номер 17 не могло дезорганизовать работу администрации Президента, и можно было возиться с телом хоть до утра.

Однако Бондарович промолчал, понимая, что сейчас услышит от генерала любой из «бронебойных» вариантов на выбор: а) вопросы режима и деятельности кремлевского здания решает служба безопасности, или б) эту тему я буду обсуждать с председателем ФСБ, или в) я выполнял личные указания Президента относительно срочности осмотра и экспертизы, пойди проверь… Когда поезд ушел, можно поругаться с начальником станции, но уехать уже нельзя.

– С точки зрения закона, нарушений нет. У нас достаточно собственных грамотных специалистов, и мы не с улицы подбираем людей, – снисходительно добавил Кожинов. – С протоколом осмотра места преступления, вещественными доказательствами, фотографиями вы сможете ознакомиться в рабочей комнате службы. Там же вам изготовят все необходимые копии. Кстати, поскольку вы включены в состав следственной группы, потребуются и ваши подписи на официальных бумагах.

Бондарович задумчиво кивнул.

– Отчего наступила смерть? – спросил Поливо да, вмешиваясь в разговор.

– Результаты вскрытия будут к утру. Вы же знаете, – начал Кожинов.

Поливода, который заметно нервничал, несколько повысил тон:

– Мы не на брифинге, генерал, меня интересует мнение врача, который осматривал тело на месте. Любой опытный хирург способен предварительно определить, утоплен человек или повешен… Или что-нибудь еще…

Кожинов наконец увел их из сортира, и вся группа остановилась у кресел в курительной комнате.

На раздражение Поливоды Кожинов не обратил ровно никакого внимания:

– Есть следы ударов каким-то тупым предметом – на голове; рассечена кожа, отсюда и кровь. Есть следы травм на шее и на лице, сильно повреждены шейные позвонки… Так что причину выбирайте сами, я не в силах до экспертизы определить, что именно привело к смерти.

– А врачи определят? Как вы полагаете?

– Затруднительные случаи бывают и у патологоанатомов.

– Где находится тело? – Бондарович решил осмотреть его во что бы то ни стало, желательно – со своим патологоанатомом.

– В четвертом госпитале.

– Мне нужен будет пропуск туда или удостоверение от СБП о том, что вхожу в следственную группу и т. д.

– Вы его получите, – обещал генерал Кожинов.

Бондарович тут обратил внимание, что все распоряжения Кожинова фиксирует в блокноте все та же молодая женщина, что сопровождала их даже в туалет. «Секретарь-референт, и любовница, и на все случаи жизни», – решил Александр, но тут же остановил себя, поняв, что незаслуженно переносит на красивую женщину свое раздражение.

– У меня, к сожалению, очень ограничено время, – заявил Кожинов, теряя интерес к майору ФСБ. – Чем я еще могу быть вам полезен?

Обратился он только к Бондаровичу, игнорируя присутствие Секретаря Совета безопасности.

«Не очень-то уживаются эти два медведя в одной берлоге», – отметил Бондарович с затаенной ухмылкой.