– Но он горит! – парень встал, одернул рубашку. – Синьор Ларуссо, вы же помните, я рапорт составил. Начинается за четыре дня до полнолуния. Сначала просто вроде красной дымки, а перед полнолунием луч появляется. Как у прожектора, только побольше…

Сержант застонал и показал подчиненному кулак. Тот понял и исчез.

– Горит… Любопытно! Про красный луч писали в старых хрониках, – задумчиво проговорил доктор. – Если так, значит, землетрясение действительно разрушило стену. Синьор сержант, а почему это приказано скрывать?

Никола Ларуссо пожал крепкими плечами.

– А мне откуда знать? Велено пресекать и не распространять. Кажется мне, доктор, что синьоры из Рима первые хотят пещеру осмотреть. А то получится, что все сливки, уж извините, синьоры, иностранцам достанутся.

– Но подниматься нам прямо не запретили, – рассудил Отто Ган.

– А мы и не будем подниматься, – подхватил неунывающий Хинтерштойсер. – Мы тренировку проведем.

Курц согласно кивнул.

– Завтра с утра. Там ничего сложного. Всего один подъем, обычное положилово, грести не придется. Мы с Андреасом сбегаем, поглядим, какие там хапалы и какие мизера. Наметим точки страховки, крюки вобьем. И насчет веревки прикинем, вдруг там жумарить надо? А потом вернемся, отдохнем и вместе замочалим.

– Да, ерунда, это не по отрицательной сыпухе дюльферять, – махнул рукой Андреас^[30].

Все с уважением поглядели на специалистов. Доктор взял рюмку, остальные охотно последовали его примеру.

– А можно мы тост скажем? – спросил Хинтерштойсер.

Никто не возразил. Скалолаз, внезапно став серьезным, поднял к небу кулак.

– За трех прекрасных дам. За Гору! За Удачу…

– …И за ту, что каждого из нас ждет дома! – подхватил Курц.

3

Уолтер сделал шаг, другой, притопнул левой, затем правой.

– Подпрыгните, – посоветовал доктор Ган.

Подпрыгнул, потом еще раз.

– Годится. А то я боялся, что великоваты.

Горные ботинки – самое сложное в экипировке. Старая, времен службы в Техасе, гимнастерка и брюки, тоже армейские, пилотка со снятой эмблемой. Со стороны – дезертир дезертиром.

– Запечатлеть? – доктор кивнул на фотоаппарат.

– Конечно! – спохватился молодой человек. – А то еще не поверят.

Пленку он зарядил в Нью-Йорке, но снимать пока что было нечего. На борту «Олимпии» он бы, конечно, развернулся, но аппарат пришлось сдать в багаж вместе с прочим «железом».

– Улыбочку! – Отто прицелился… Щелчок!

Снято.

Андреас и Тони ушли на гору сразу после завтрака. Доктор и американец, оставшись в резерве, принялись не спеша готовиться. Время от времени кто-то из них брал бинокль, но толком ничего разглядеть не удавалось. Две маленькие фигурки на тропе – исчезли, снова появились. Вот они у подножия скалы. Пропали… Один начал подниматься, остановился. Вниз… Снова вверх.

– Сумасшедшие ребята, – рассудил доктор Ган. – Хотят в этом году идти на Эйгер^[31], на Северную стену. Там чуть ли не каждый год люди гибнут. Пытался отговорить, да где там!

– Это вроде вашего Грааля, Отто, – наставительно заметил Уолтер, в душе слегка завидуя и братьям из ларца, и ученому немцу. – Знают люди, зачем на свете живут!

Отто Ган задумался.

– Точно! Вы среди нас – единственный рационал.

На «рационала» Уолтер почему-то обиделся. Взял бинокль, попытался понять, что происходит на стене. Не увидел ничего, погрустнел.

– А зачем же вы, Отто, ищете Грааль, если их уже пять штук нашли, Граалей этих? Сами рассказывали.

Доктор Ган развел руками.

– Наверно, хочу почувствовать то же, что и ваш персонаж в каске. Поиск Грааля необыкновенно увлекателен сам по себе. На этой дороге Чаша – главная награда, но не единственная. Преодолеваешь трудности, преодолеваешь собственную слабость. Грааль – как Северный полюс. Но его можно открыть один раз, а Чаш могло быть несколько. И чтобы понять, которая из них – настоящая, требуется сперва их все отыскать. Моя Чаша еще не найдена. Не убедил?

Уолтер почесал подбородок, поглядел на серую вершину Волка.

– А вот представьте себе, Отто, если сейчас я из чемодана Грааль вынул бы и перед вами поставил, вы бы очень обрадовались?

– Вы правы, – кивнул доктор. – Это была бы величайшая трагедия моей жизни. Кстати, или это звуковая галлюцинация, или…

Молодой человек прислушался. Со слухом у немца было все в порядке.

– «Кондор» с коляской. Сейчас нас с вами строить начнут.

* * *

– Готовы? – грозно вопросил Никола Ларуссо, слезая с мотоцикла. – Не слышу доклада!

И не услышал. Доктор лишь кивнул в сторону вершины. Страж порядка, понимающе хмыкнув, присел прямо на траву.

– Buona giornata, signori! Сразу видно, что в лагере отсутствует твердое руководство. Синьор Перри, вы бы у меня не вылезали из нарядов.

На этот раз на бравом усаче была не полицейская форма, а военная, старая и без знаков различий. Уловив любопытные взгляды, он победно улыбнулся и, грузно приподнявшись, шагнул обратно к мотоциклу. Из коляски был извлечен итальянский флажок.

– Pronti, ieri, oggi, domani al combattimento per l’onore d’Italia! Так велит нам Дуче! Этот маленький символ великой страны будет водружен у самой Волчьей Пасти. И не забудьте нас с ним сфотографировать! Вы удивлены? Да, я решил лично штурмовать Bocca del Lupo!

– Надеетесь, что не нагорит? – усмехнулся немец. – За то, что нас пустили?

Густые брови сомкнулись у переносицы. Из горла послышался низкий рык.

– Что за намеки, синьор иностранец? Вершину буду брать я и только я, полномочный представитель законной власти! При некоторой вашей помощи…

Оглянулся, словно опасаясь невидимого соглядатая.

– Телеграмма утром пришла. Мол, пусть себе поднимаются, но только днем и под присмотром. На ночь в пещере чтобы никто не оставался. Намек уловили?

– Да чего там после заката делать, в пещере этой? – поразился Уолтер. – Ночевали когда-то в одной, чуть от холода не околели.

Немец усмехнулся.

– Сочувствую. И со мной такое однажды случилось. Но в Риме явно заинтересовались красным свечением. Я сам даже не знаю, что думать. До вчерашнего дня был в полной уверенности, что это лишь легенда.

– Байки одни, – буркнул сержант. – А Иоганну… Тьфу! Джованни я уши надеру. Pivello!

– Тем не менее. В Риме тоже читали старые хроники. А там говорилось, что красный свет в Волчьей Пасти дает силу…

– …Особенно насчет баб, – уточнил страж порядка. – Потому и лазили, шеи ломали. Impotenti! Срамота это все!

Доктор Ган усмехнулся.

– Не только. По красному лучу, его, насколько я помню, «Filo di Luna» называли, можно было улететь в какую-то волшебную страну, даже стать небесным духом, парить среди звезд. А другие считали, что пещера полна красных самоцветов. Лени Рифеншталь этот цвет пришелся не по душе, опять же политика, ненужные ассоциации. Заменила на голубой. Говорили даже, что тот, кто улетит и сможет вернуться, обретет бессмертие. Каждый ищет свое, синьор Ларуссо.

Никола Ларуссо насупился, явно желая возразить, но не успел.

– Эгей! Мы уже здесь!..

На тропе, у самого выхода в долину, стоял весело улыбающийся Хинтерштойсер. Кепи набекрень, веревка на плече. Через миг рядом соткался Тони Курц, тоже в кепи, но без веревки.

Скалолазы шагнули ближе, переглянулись.

 
Пляшут танец озорной
Ганс и Грета в выходной.
Под веселый перепляс
В них врезается фугас.
 
 
Раз – ха-ха! Два – ха-ха!
Пуля ищет дурака!
 

Откашлявшись, Андреас принял серьезный вид, вскинул ладонь к козырьку.

– Докладываем! Стенку взяли, подъем наладили. Чуток передохнем, и можно мочалить!

– Почему доклад не по форме? – рыкнул Ларуссо. – И что за дурацкое пение?

– Почему дурацкое? – вступился за приятеля Курц. – Это у нас на плацу – дурацкое. А после стеночки – совсем другое дело!

Вновь переглянулись.

 
После танцев сам собой
Возникает мордобой.
Нет под глазом фонаря –
Значит, вечер прожит зря.
 
 
Раз – ха-ха! Два – ха-ха!
Пуля бьет наверняка!^[32]
 

* * *

Уолтер сжал зубы, глубоко вздохнул, собираясь с силами. Упор на руки, рывок… В глаза плеснул желтый огонь, но он все-таки сумел приподняться над скальным перегибом. Кто-то схватил за рубашку, потянул…

– Сам!

Упал на живот, оттолкнулся руками от теплого камня, бросил тело вперед. Неужели все?

– Семнадцать минут, – сообщил чей-то голос, кажется, Хинтерштойсера. – Не так и плохо.

Уолтер нашел силы усмехнуться. Не так? А как – плохо? Не подъем, а сплошной стыд. Совсем навыки растерял.

Встал, долго доставал платок из кармана, протер грязное от пота лицо. Воду решил не пить. Чуть позже рот прополощет – и хватит. Помотал головой, надеясь прогнать желтую пелену.

– Вальтер, не обижайся, но ты работаешь очень нерационально. – откликнулась пелена голосом Курца. – Сил, что ты потратил, на три таких подъема хватит.

Уолтер рассмеялся, вдохнул глубоко.

– Отто? Вы слышите? Вычеркивайте меня из рационалов.

– Охотно, – откликнулся Ган. – И даже с удовольствием. А что там наш сержант? Эй, синьор, вы где?

Желтая пелена, наконец, лопнула, и Уолтер увидел долину: невысокую горную гряду в густой зелени, тонкую нить дороги, каменный перегиб, который только что преодолел.

– А? – грянуло где-то совсем рядом. – Тут я! Сейчас!..

Над камнем вознеслась взлохмаченная усатая голова с выпученными от напряжения глазами. Широко раскрытый рот выдохнул.

– Фуражку посеял. Уфф!..

Массивное тело перевалилось через каменный край, ручищи уперлись в белую пыль. Миг – и сержант Никола Ларуссо восстал над покоренной скалой. Рубашка в темных пятнах пота, красные щеки, кровь на оцарапанном запястье.

– Chi osa vince! Вперед, Италия!

Хинтерштойсер сделал серьезное лицо, подбросил руку к кепи.

– Вы были великолепны, герр сержант!

– Уши надеру, – добродушно пообещал усач. – Не посмотрю, что straniero. На обратном пути фуражку мою найдешь, иначе на скале ночевать оставлю. Ну, синьоры…

Отряхнулся, отогнал ручищей пыль.

– Как я понимаю, прибыли?

– Почти, – доктор Ган кивнул вперед, в сторону неровного уступа. – Последний рывок.

Уступ возвышался отвесной стеной, черный, в широких извилистых трещинах. Уолтер стал прикидывать, сколько в нем вместится этажей. Три? Больше? Такой с ходу не «замочалить», но кто-то предусмотрительный озаботился выбить в черном камне ступени – слева, где уступ полого спускался к площадке.

Сержант достал из заранее поднятого рюкзака итальянский флажок, сдвинул кустистые брови.

– Я иду первый.

Никто не стал спорить. Доктор Ган извлек из того же рюкзака фотоаппарат, Уолтер последовал его примеру.

Фляжка. Прополоскать рот…

Готов!

– Вперед, синьоры! «Giovinezza, Giovinezza, primavera di bellezza!..»

* * *

…Под ногами битый камень, впереди он же, но целой грудой, за ним – темный зев в скальной толще, и в самом деле чем-то похожий на раскрытую звериную пасть.

Bocca del Lupo.

– Всем стоять на месте! – отчеканил доктор Ган. – Сперва зафиксируем.

Сержант, уже двинувшийся было вперед с флажком наперевес, послушно замер. Отто Ган расчехлил аппарат, мельком взглянул на солнце, пытаясь угадать выдержку. Уолтер уже прицеливался, ловя объективом вход в Волчью Пасть.

Ступени вывели на ровную площадку. Почти квадрат, дюжина шагов в длину, в ширину чуть побольше. Впереди пещера, у входа – каменный завал.

– Да, хорошо тряхнуло, – констатировал Отто Ган, делая очередной снимок. – До самого основания разнесло.

Уолтер опустил фотоаппарат, взглянул недоуменно.

– Это что, стенка? А где кирпичи?

Усач гулко расхохотался.

– Ну, синьор Перри, вы и сказанули! Кто же их сюда, на гору, потащит? Принесли цемента, набрали камней, слепили, что могли. Но, между прочим, почти полтора века простояло.

– Такая кладка называется «псевдоисодомная», – пояснил доктор, закрывая колпачком объектив. – Ее применяют во всем Средиземноморье, на Балканах и даже в России, в Крыму. Дешево и быстро. А при сильном землетрясении и кирпич не выстоит.

Усач неодобрительно хмыкнул.

– Что за слова вы находите, синьор! Псевдоисодомная, псевдосодомитская…

Нахмурился, поднял повыше флажок.

– Пошел! Фотоаппараты далеко не прячьте, сейчас меня фиксировать будете.

Тем и занялись. Сначала во всех подробностях запечатлели сержанта, попирающего горными ботинками завал. Затем в руке Хинтерштойсера словно по волшебству объявился еще один флажок, но уже красный, с черной свастикой в круге. Трое немцев выстроились плечо к плечу на фоне все тех же камней.

Снято!

Уолтер достал из взятого с собой блокнота открытку с американским флагом, оценил рисунок. Сойдет? Сойдет! И передал свой аппарат доктору Гану.

После этого оставалось только сняться всей честной компанией.

3

– А я железяку нашел, – Уолтер легко ткнул носком ботинка что-то ржавое, непонятной формы, лежащее у стены. – По-моему, это кайло. Было.

Тони Курц раскрыл ладонь, подсветил фонариком.

– Глянь!

Три больших неровных кристалла. Огонь скользнул по граням, проник в глубину, отразился сияющим перламутром.

– И я нашел, – вынырнувший из темноты Хинтерштойсер продемонстрировал целую друзу. Такие же кристаллы, но в переплете из золотистых нитей.

– Все ясно! – рассудил Курц. – Точно, как в фильме. Здесь такого было полно, потом местные набежали – все разнесли. А кайло забыли, ротозеи.

– Ничего удивительного, ребята. Это доломит, – откликнулся невидимый во тьме Отто Ган. – Осадочная карбонатная горная порода. Желтая – магнезит^[33]. А вот что я нашел, пока непонятно…

В черный зев Bocca del Lupo входили не без опаски. Усач даже посетовал, что не захватил табельный пистолет. Спохватившись, добавил, что бояться нечего, раз он лично возглавляет поход, но – для порядка.

За неровной грудой камней, оставшейся от рухнувшей стены, их встретила сырость. Слева чернел широкий проход, справа же обнаружился гладкий белый выступ, чем-то похожий на киноэкран. Проход вел вглубь, постепенно расширяясь. Помогли предусмотрительно взятые фонарики, но на засыпанном камнями неровном полу никаких сокровищ не оказалось. Кто-то нашел древнюю бутыль толстого черного стекла с отбитым горлом, кто-то – глиняные черепки. Кирка, выбитые в давние годы друзы с кристаллами… Проход кончался стеной, покрытой «поклевками» от ударов чем-то острым. Слева и справа – тоже стены, и тоже в «поклевках». Луч фонаря высветил черные цифры: «AD 1757».

И это было все.

Никола Ларуссо разочаровался первым. Махнул ручищей и ушел обратно, к солнечному свету – как он пояснил, писать протокол. Уолтер и братья из ларца решили продолжить осмотр, но уже без всякого энтузиазма. Стало ясно, что искать в Волчьей Пасти нечего. А доктор Ган, заглянув на минуту в проход, быстро вернулся к белому «экрану», где и занялся делом. Присел на камень, достал рулетку, карандаш, положил на колени блокнот.

– Если интересно, идите сюда! – наконец позвал он. – Самое главное – тут.

* * *

Хинтерштойсер подошел к «киноэкрану», провел ладонью, кивнул со значением.

– Гладкий какой! Видать, полировали.

– Это вряд ли, – усомнился Курц. – Я такое в горах видел. Природа отшлифует лучше всякого ювелира.

Отто Ган оторвался от блокнота, пружинисто встал.

– Не принципиально. По-моему, следов искусственной обработки нет. Но даже если бы и имелась, разницы не вижу. Стены пещеры доломитовые, порода самая обычная, похоже, с примесями кальцита. А вот что это? По виду тоже доломит, но… Не он.

Уолтер, в геологии не сведущий, предпочел промолчать. В Теннесси ничего похожего точно не было.

– Так что мне начальству написать, синьоры? – прогудело от входа. – Вы, синьор доктор, – человек ученый, заслуженный, вот и проясните вопрос. Что тут в пещере светиться может? Эта каменюка?

Никола Ларуссо неторопливо перебрался через завал, присел на камень, положил блокнот на колено.

Немец развел руками.

– Но, господа, я же не геолог! Если бы вы спросили меня о весенних обрядах средневекового населения Германии, я бы вам целую лекцию прочитал. Я историк, этнограф. Пусть ваше начальство приглашает специалистов, им и карты в руки… Ладно! Доломит, в принципе, светится…

– О! – сержант поднял вверх большой палец. – Molto buona! Так и пишем.

– …Но только в ультрафиолетовых и катодных лучах. И уж точно не красным светом. Но этот выступ – не доломитовый. А какие минералы могут излучать свет, да еще такой силы, даже не представляю.

– Грааль, между прочим, светился, – вспомнил Уолтер. – Я это в кино видел.

Отто Ган покачал головой.

– Вальтер, помилосердствуйте! Не бейте по больному месту. Ну, не знаю! Ахмед аль-Бируни, арабский ученый, писал, что при определенных условиях светиться может красный яхонт, но что он имел в виду, непонятно. Рубин? В некоторых легендах светятся гранат и киноварь. У Геродота, кажется, упомянута колонна из светящегося смарагда – так в древности называли изумруд. Что-то такое якобы видели на Цейлоне…

– …На Цейлоне, – подхватил сержант, водя карандашом по бумаге. – Изумруд… Smeraldo… Вы не спешите, синьор, я на итальянский перевожу. Вот уже и факты! Чем больше напишешь, тем меньше взгреют.

– Но оно же не само светится, – внезапно заметил Хинтерштойсер. – А от лунного света. Потому и в полнолуние, что лучи до камня достают.

Доктор Ган без особого интереса взглянул в сторону входа.

– Все может быть. Флюоресценция, термолюминесценция, да мало ли? Пусть геологи работают. Для меня тут ничего особо любопытного нет. Кроме того, конечно, что в основе предания о Bocca del Lupo лежат вполне реальные факты. Возможно! Самого свечения мы пока не видели. Не то чтобы особо разочарован, но пещеры, которые меня ждут, обещают кое-что поинтереснее.

Уолтер, напротив, был весьма доволен. Не зря ехал! Это вам не по нью-йоркским кварталам круги писать! Кроме того, ему почему-то показалось, что немец скромничает. Делает вид, что ему этот камень не слишком нужен, а сам чуть не полблокнота исписал. И слова какие знает! «Термолюминесценция»! С первого раза и не выговоришь.

Маленький осколочек, найденный возле «киноэкрана», молодой человек на всякий случай припрятал. Пригодится.

– Думаю, для первой разведки более чем достаточно, – подытожил Отто Ган, пряча блокнот. – Пора собираться. Все, что могли, сделали.

Никто не возразил, только Тони Курц, покосившись на гладкий камень «киноэкрана», проговорил негромко:

– А мне почему-то кажется, что главного-то мы и не увидели.

5