– Ну, не знаю… Ткань как-то странно на солнце блестит. Будто лоснится от жира.
– Итальянский костюм. Куплен в бутике за бешенные деньги.
– Бешенные деньги ты тратишь только на свои железки на двух колесах, – проворчал Полозов. – Все, теперь иди. И не вздумай огорчить меня.
Метрдотель распахнул дверь. Радченко и прокурор по надзору Павел Чернов переступили порог светлого ресторанного кабинета. У высокого окна в готическом стиле стоял уже накрытый и сервированный на двоих стол. Едва успели присесть, как из воздуха материализовался официант, высокий, с одухотворенным лицом и длинным завитыми волосами.
В своем черном фраке, сорочке с кружевами на груди и ботинках с лаковым верхом он был похож на рассеянного виолончелиста, потерявшего где-то свой драгоценный инструмент. Застыв в полупоклоне, он положил перед господами меню в обложке из змеиной кожи и карту вин. На шее официанта был надет красный галстук бабочка, такой яркий, что казалось, что мужчине только что перерезали горло. И кровь сейчас зальет стол.
– Мы ничего менять не будем, – Радченко покачал головой, меню не взял. – Несите, что заказано. С закусками мы сами управимся.
Официант исчез, но вместо него появились два других персонажа во фраках, с красными бабочками и подносами. Перед гостями поставили высокие стаканы с водой, в которой плавили кубики льда и зеленые дольки лайма. Официант составил с подноса двойные порции жюльенов с шампиньонами, лесными грибами, курицей и ветчиной, запеченные в серебряных кокотницах. На столике в углу открыли бутылку бордо.
Официанты пропали. Радченко расстелил салфетку на коленях и положил в тарелку крабовый салат.
– Все-таки подача у меня ну никак не идет, – Чернов поднял бокал вина. – Или слишком высокая. Или сетку задевает. И удар слабоват. Ничего не могу с этим поделать.
Чернов еще не остыл после трудного теннисного матча, где инициатива переходила от него к сопернику. Азарт не выветрился, адреналин играл в крови. Да, победу в этом пятисетовом поединке удалось выцарапать невероятным напряжением сил. Радченко только чудом не взял верх, уступив в последнем сете на своей же подаче.
После бани и небольшой прогулки Чернов раскраснелся еще больше. Серо-голубые глаза блестели на загорелом лице. В спортивном летнем костюме цвета топленого молока и голубой льняной сорочке он выглядел таким свежим и бодрым, что мог бы, пожалуй, угодить на обложку журнала «Красота и здоровье». Прокурор казался куда моложе своих неполных сорока четырех, а лишний вес был почти не заметен. Он намазал ломоть еще теплого хлеба маслом, а сверху положил толстый слой красной икры.
– Сила удара – дело наживное, – ответил Радченко. – Ты на подборе успеваешь. Стартовая скорость хорошая. Вот это главное. Это базис, основа основ. Стартовую скорость не разовьешь. Потому что это от рождения.
Радченко продолжал говорить и думал: не выглядят ли его комплименты примитивной лестью подхалима. Кажется, нет. Чернов уже привык воспринимать похвалу как должное.
Разговор на около спортивные темы мог продолжаться бесконечно долго. Чернов только года три назад взял в руки ракетку, его влюбленность в теннис еще не знала границ. Радченко думал о том, что дискуссию пора сворачивать. Все самые важные решения деловые люди принимают за обеденным столом в дружеской компании. Между первой и четвертой рюмками водки или бокалами вина.
– Тамару хочу к теннису приобщить, – Чернов перешел к ассорти из французских сыров. – Хм, неплохо… Очень даже. Но она никак. По субботам всегда какие-то выставки, просмотры коллекций новой одежды. Закупки, ярмарки, разъезды… Честно говоря, я уже озверел от этого. Когда жена бизнесмен, это тяжко. Мало того, что у меня собачья работа. Света белого не вижу. Так и Тамары дома никогда нет. Видимся по утрам. Но не каждый день.
Четыре года назад прошла большая чистка в областной прокуратуре, требовались новые кадры, не замешанные в громких коррупционных скандалах. На небесах что-то изменилось, кто-то замолвил слово, кто-то из старых друзей вспомнил о честном малом, кандидате юридических наук. И Чернов, прозябавший в провинции на должности районного прокурора и не ждавший от жизни подарков, получил пропуск в специальный лифт, который вознес его на один из верхних этажей судебной власти.
– Но деньги… У твоей жены, насколько я знаю, успешный процветающий бизнес, – Радченко подумал, что бизнес жены прокурора может быть только успешным и процветающим. – Скажу банальность: деньги с неба не валятся.
– Мне не нужны ее деньги. Свои некогда тратить.
Радченко подумал, что жизнь может повернуться по-всякому. Сейчас бизнес жены Чернову, наслаждавшемуся своей принципиальностью и неподкупностью, почти святостью, в тягость. Но, если разобраться, за женой бизнесменом прокурор как за каменной стеной. Через год-другой, когда приоритеты изменятся, и деньги станут дороже принципов, супруга с ее бизнесом не раз сослужит добрую службу. Спросят проверяющие: откуда у прокурора дорогой особняк за границей и последняя модель «Мерседеса». Так его жена – бизнесмен… И точка.
– Слушай, я просил тебя об одном одолжении, – Радченко налил в стаканы вина. – Затребовать и просмотреть материалы…
– Я все посмотрел, – кивнул Чернов. – Если ты хочешь в частной беседе заступиться за этого подонка Дробыша, попросить меня внести протест, то ответ будут один: нет. Я не вижу никаких причин для приостановки дела. Дробыш сядет. Надолго. И плевать, что у него деньги и связи на самом верху. Все вчерашние друзья от него отвернутся. Плюнуть на него не захотят, когда обстоятельства преступления будут преданы огласке. Пусть скажет спасибо, что следователь не запер его в кандее.
– Брось, Павел. С таким как Дробыш не происходит ничего плохого. У них всегда хорошее пищеварение, у них нет судимостей. И вообще не бывает серьезных проблем. И несерьезных тоже не бывает. Я не верю, что суд над Дробышем возможен в принципе. Но могу пообещать: если произойдет чудо, и этот процесс состоится, я камня на камне не оставлю от обвинения. А полицейские станут общим посмешищем.
– Тебе не идет такая самоуверенность. Пойми, Дима, в любой стране мира, более или менее цивилизованной, где законы соблюдают, девочку первым делом изолировали бы от отчима. Ее передали бы в государственные органы опеки и попечительства. Там бы об этой Инне заботились. Ее лечили, кормили, с ней работал врач психолог и другие специалисты. Люди старались, чтобы эта несчастная забыла весь кошмар пережитого. И, конечно же, Дробышу запретили приближаться к ней ближе, чем на пять километров. Иначе – тюрьма.
– Но у нас законы гуманнее, – усмехнулся Радченко.
– Для таких сукиных детей как Дробыш – да, законы гуманнее, – Чернов вытер губы салфеткой. – Дробыш гуляет на воле, никто его не контролирует. После полиции девочка снова попала в его дом, потому что больше ей жить негде. И, возможно, она не раз подвергалась насилию уже после того, как было возбуждено уголовное дело. Она выслушивала угрозы, оскорбления, вытирала плевки с лица… А органы опеки не имеют права даже войти в дом Дробыша, пока суд официально не признает эту мразь преступником. Вот так у нас. Адвокаты вроде тебя пользуются дырами в законе, чтобы спасать насильников от справедливого наказания.
– Господи, я всего-навсего зарабатываю на кусок хлеба с маслом. И делаю это законным способом. Я работаю с теми людьми, которые здесь живут. И пользуюсь теми законами, которые существуют. Плохие они или хорошие – не важно. Напишут другие, и тогда…
– Это демагогия. Ответь: какие действия полиции вызывают изжогу у адвоката?
– В этом деле все незаконно с самого начала. Я начну не с полиции. Начну с судьи Татьяны Селивановой, она вынесла решение о привлечении моего доверителя в качестве обвиняемого. В постановлении не указаны время, место и обстоятельства совершения преступлений. Судья просто подмахнула бумажку, составленную в полиции. И даже не стала вдумываться в суть вопроса. Наверняка она даже не читала того, что подписывает. Может быть, она очки дома забыла. Или голову.
– В чем суть претензий?
– По закону, если человека обвиняют в совершении не одного, а нескольких преступлений, должно быть четко указано, что именно, какие действия ему вменяются в вину. И так по каждой из статей Уголовно кодекса. Но никакой конкретики в постановлении судьи нет. Органы следствия не указали, в чем именно выразились насильственные действия Дробыша. Он угрожал своей падчерице или физически воздействовал на нее? Поэтому я обжалую это постановление. А дело должно быть возвращено на доследование. И закрыто. Поскольку общие неконкретные обвинения лишают моего клиента конституционного права на защиту.
– Речь идет о нескольких эпизодах изнасилования малолетней. О совершении с ней развратных действий. О вовлечении ее в пьянство.
– Из бумаг я этого не вижу.
– Такова специфика дела. Теперь уж нельзя установить точное время и детальные обстоятельства совершенных Дробышем противозаконных деяний.
– Это возражение суд не примет во внимание, – ответил Радченко. – Оно не основано на законе. А потерпевшая отказалась от дачи показаний. Дробыш все отрицает.
– Девчонка запугана. Дробыш обещал ее убить. И он выполнит обещание, если Инна раскроет рот.
– Угроза убийством – неконкретное обвинение, – сказал Радченко. – Кроме того, из материалов дела не усматривается, что угроза убийством связана с изнасилованием. Во всяком случае, в материалах дела это не отражено. Если угроза и была, требуется самостоятельная юридическая проверка и оценка этого деяния.
– Ты не веришь, что Дробыш обещал падчерице убить ее?
– Почему я должен верить? Убеди меня. Докажи это. В довершении всего следствие не изучило факты изнасилования Инны пятого и пятнадцатого марта, седьмого и восьмого апреля, а также второго, третьего и шестого мая. Нет ничего кроме слов.
– Пока в стране есть адвокаты, подонки вроде Дробыша будут гулять на свободе. Совращать и насиловать детей.
– Они будут гулять на свободе, пока полицейские не научатся собирать доказательства, работать со свидетелями и грамотно составлять бумаги.
– Учитель Наумов и полицейские проявили принципиальность. Они пошли против весьма влиятельного человека, пожалели девчонку-сироту. Но тут появляешься ты. Эх, Дима… Этот Дробыш просто куча дерьма.
– Что ж, если кучу дерьма посыпать денежками, снаружи она будет выглядеть неплохо. Даже симпатично.
Радченко наполнил бокалы и предложил выпить за женщин, которых рядом нет. Давить на Чернова дальше не имело смысла. Разговор может повернуть на скользкую тему моральной чистоплотности и человеческой принципиальности, и тогда спор до ночи не остановится. Одно лишнее слово или неосторожная фраза запросто испортит встречу старых приятелей. А Чернов уже и так на взводе, близок к точке кипения. Он уже сделал все выводы, которые должен был сделать. Понятно, что эту партию Чернов проиграл, он сам это понимает, но не хочет сознаваться в проигрыше и тем более обсуждать его.
О проекте
О подписке