Глава 5

Сурен увидел Лену, когда прошел улицу почти до конца и хотел повернуть налево, поискать там, а затем сделать еще один круг. Лена сидела возле развалившегося забора на деревянной скамейке, врытой в землю, рядом валялся раскрытый чемодан. Сурен, еще не поверив глазам, подбежал, сел рядом, обнял за плечи и поцеловал, ее губы в пыльном налете были сухими и горячими.

– Господи, я тебя нашел, – говорил Сурен. – Все-таки я тебя нашел…

– Суренчик, Суренчик, – повторяла она, будто других слов не знала, гладила его по волосам. Слезы текли по щекам, по пыльной коже, оставляя темные полосы. – Я знала, что ты придешь. Я ждала тебя.

– Ты цела?

– Ну, не совсем, почти цела, – она продолжала плакать. – Что со мной сделается? Главное, что ты жив. Господи…

– Где болит?

Она положила ладонь справа чуть выше живота. Он расстегнул пальто, потрогал, – пятое, шестое и седьмое ребро свободно двигались, когда он нажал пальцами.

– И еще нога, – сказала Лена. – Тоже правая. Мне идти трудно. Наверное, я ее растянула.

Он ощупал ногу выше колена, опухшую и твердую, налившуюся синевой. Видимо, перелом бедренной кости над правым коленом, уже образовался большой отек. Перелом трубчатых костей – это уже серьезно, тут нужен врач.

– Посиди здесь, – сказал Сурен. – Я скоро.

Лена схватила его за рукав, не давая идти, заставила сесть рядом. Она сказала, что купила Сурену перстень, серебряный, но очень красивый, забыла отдать, когда виделись в первый раз, – это так, на память, чтобы он помнил о ней каждый день. Она достала перстень, попыталось надеть его на правый безымянный палец Сурена, – туговато. Тогда она взяла его левую руку, теперь – прекрасно, не жмет, и не слетит. Правда, рядом с другим перстнем, со среднего пальца, золотым, с крупным алмазом, ее колечко смотрелось бледно, дешево, – ну и ладно. Сурен поцеловал Лену в губы, поднялся.

– Не расставайся с моим колечком, – сказала Лена. – Никогда. Пусть всегда с тобой будет. Обещаешь? Никому не отдавай.

– Никому не отдам. Обещаю. А теперь я уйду. Будь здесь.

– Господи, я не уйду… Куда я теперь…

– Потерпи еще немного.

Сурен быстро, как только мог, пошел в сторону площади. Он увидел армейский «Урал» издалека, водитель догадался включить фары, машина двигалась по параллельной улице в его сторону. Сурен взял напрямик через развалины, выбрался на дорогу, перевел дух и побежал вперед. Те же два военных шагали за грузовиком, теперь, когда стало темнеть, они включили фонарики, светили на обочины дороги, высматривая людей. Сурен подошел к тому дядьке, с кем говорил прошлый раз, сказал, что нашел жену, вон там, – он показал рукой, – на соседней улице, у нее тяжелые травмы, кажется, ребра сломаны и бедро, надо скорей в больницу. Военный постучал кулаком по борту, грузовик остановился, военный подошел к водителю, сказал что-то, позвал Сурена.

– Иди впереди машины, показывай дорогу, – военный снял шапку и вытер ладонью мокрый лоб. – Только не заблудись.

Сурен шел быстро и уверено, они миновали два квартала, свернули налево, и оказались на том месте, где сидела Лена. Машина встала, военный спросил про носилки, полез в кузов, но носилок почему-то там не оказалось. Сурен подошел к Лене, сел рядом на скамейку, обнял, поцеловал в губы и сказал, что надо ехать, – с такими травмами оставаться здесь на ночь нельзя. Лена обняла его, руки ее были такими слабыми, что у Сурена сжалось сердце.

Военный крикнул, – времени нет. Сурен поднял Лену на руки, донес до машины, из кузова высунулся другой военный с фонариком в руке и какой-то человек в длинном зеленом халате, заляпанным кровью. Они подхватили Лену, перенесли куда-то в темный угол. Сурен увидел, что в кузове уже порядочно людей, человек пять. Машина тронулась.

– Может, разрешишь мне с ней? – спросил он военного.

– С ума сошел. Для пострадавших мест не осталось.

– Где теперь ее искать? В какой больнице?

– Не в больнице, в военном госпитале. Не знаю, в каком. Обещали, что по радио объявят телефоны. Ну, для справок. Запиши и будешь звонить. По фамилии ее найдут. У нее документы с собой?

– Может быть, я не знаю.

* * *

Грузовик скрылся в сумерках, Сурен снова оказался на площади у машины. На капоте, поставив ноги на бампер, сидел Левон. Он где-то умылся, лицо чистое. Сурен коротко рассказал, что нашел Лену и отправил на грузовике в военный госпиталь.

– А у тебя что?

– Там только руины, – сказал Левон. – Ничего не осталось. Почти вся улица – одни развалены. Ну, может, пара домов устояла. Я на участок зашел, там, в глубине, за домом, копаются какие-то люди. У них лопаты и лом. Я спросил, кто они. Ответили, чтобы я шел по адресу. И весь разговор.

– Сколько их?

– Двоих видел.

Сурен открыл багажник, вытащил саперную лопатку в брезентовом чехле. Он поднял с земли кусок гранита, сел на капот машины рядом с Левоном и стал точить лопатку о камень. Закончив, спрыгнул на землю и приладил чехол к ремню джинсов, застегнул два клапана. Теперь, чтобы лопатка оказалась в руке, надо просто дернуть древко вниз, клапаны расстегнутся. Он сел за руль, Левон занял пассажирское сидение и вздохнул.

– Не переживай, – сказал Сурен. – Я денег тебе с собой дам, позвоню одному человеку в Ереван. Он пригонит новую «Ниву».

Сурен ехал тихо, свет фар выхватывал из темноты фигуры людей, которых с приближением ночи стало заметно больше, видно, многие прятались на открытых местах, опасались новых толчков, но теперь напряжение и страх отпустили, – и люди вернулись. Женщина вела в сторону площади подростка с перевязанной головой и тащила какие-то сумки. Следом шли двое мужчин, оба волокли на плечах здоровые узлы с тряпьем, другой мужчина вез в тачке худого старика, который, похоже, уже не дышал. Навстречу шагал долговязый подросток, закутанный в шерстяной ворсистый платок, за ним несколько мужчин, худых и длинных, похожих на человеческие тени. Еще попался «Уазик» защитного цвета, видно, приехал кто-то из военных чинов.

* * *

Место, где еще утром стоял дом, нашли не сразу, один раз остановились не там, второй раз проехали мимо, очутились на голом пустыре, посреди пустыря горел костер, но людей не видно, спросить не у кого, пришлось возвращаться. Наконец увидели ворота, выкрашенные в ярко желтый цвет, створки висели на покосившихся железных столбах. Вышли из машины, осмотрелись, – ветер немного разогнал пыль, впереди на обочине «Жигули» неопределенного цвета, в салоне, кажется, никого. От дома остался каменный холм, покрытый листами кровельного железа, сараев и надворных построек нет, будто и не было. С другой стороны, с параллельной улицы, кто-то подогнал «Уазик», включил фары.

Видна человеческая фигура, ковыряющая лопатой землю, в нескольких шагах горел костерок, у огня на корточках сидел другой человек, одетый в красную фуфайку, на плечи накинута телогрейка. Сурен отметил про себя, что копают в том месте, где стоял сарай, где в подполе тайник, завалы на этом месте почти разобрали, еще немного осталось, снимут слой, доберутся до сейфа, выворотят его из стены и унесут, чтобы вскрыть в спокойной обстановке. Сурен перебрался через развалины забора, жестами показал Левону, чтобы оставался сзади и держал наготове ствол, но Левон и так все понял, здоровой рукой достал пистолет, выключил предохранитель и пропал из вида.

* * *

Сейчас, с наступлением темноты, стал чувствоваться холод, какой-то жуткий, сразу пробиравший до костей, Сурен подумал: если кто живой остался под завалами, – вряд ли дотянет до утра. Он обогнул развалины дома справа, оставаясь вне поля зрения, фары «Уазика» были направлены в другую сторону, а костерок давал слабый свет. Сурен крался вперед, надеясь сократить дистанцию, оставаясь незамеченным, а затем броситься вперед и решить все парой хороших ударов. В кармане – кусок капроновой веревки, которым можно связать этих самодеятельных копателей, пусть отдохнут, и самому закончить начатую работу, – открыть сейф и забрать свое.

Уже был слышен голос человека, сидевшего у костра, он говорил отрывисто, короткими фразами, будто собака лаяла, – и можно было разобрать отдельные слова. Сурен, затаив дыхание, медленно приближался к освещенному пространству, когда сзади что-то загремело, загрохотало, будто кто-то прыгнул на листы кровельного железа, и высокий голос:

– Стой, гад, а то стреляю. Не двигаться, ну…

Лязгнул затвор автомата или карабина, за спиной загорелся фонарик. Сурен успел подумать, что эти копатели не дилетанты, а тертые парни, с опытом, поставили в темноте человека, может, не одного, и спокойно занялись делом. Он бросил взгляд за плечо, увидел абрис человека с фонариком, рядом с ним другой человек, с карабином. Из темноты выступил Левон, он замер на месте и выстрелил навскидку. Фонарик погас, стало темно. Сухие пистолетные хлопки: раз, два… Выстрел карабина. И один пистолетный хлопок…

* * *

Человек у костра вскочил на ноги и снова присел, телогрейка слетала с плеч, откуда-то из-за спины, из бесформенной груды тряпья, выдернул за ремень двустволку. Второй мужчина, отбросил лопату, поднял лом. Сурен сделал три длинных прыжка вперед, сократил дистанцию, в движении дернул рукоятку саперной лопатки.

Человек в красной фуфайке вскинул ружье.

Сурен остановился, занес руку за спину, резко выбросил ее вперед, разжал пальцы, древко выскользнуло из ладони, лопатка перевернулась в воздухе, ударила противника в основание шеи с такой чудовищной силой, что перерубила дыхательное горло и пищевод, чудом не снесла с плеч голову. Человек, даже не вскрикнув, повалился на спину, пальнув в ночное небо дуплетом, выстрелы грянули залпом артиллеристских орудий, так, что уши заложило, из стволов вышел длинный сноп искр.

Мужчина с ломом был совсем близко, на расстоянии полутора метров, он отклонил корпус вправо, чтобы ударить сбоку и поломать противнику руку и ребра. Сурен уже не мог отступить, он присел, выбросил вперед правую ногу, провел встречный удар в живот. Лом вылетел из рук, человек повалился на спину. Сурен, поджав ноги, прыгнул не него, коленями на грудь, наотмашь съездил по лицу, но сообразил, что противник уже в глубоком нокауте. Сурен перевернул его вниз лицом, связал руки за спиной. Тут только обернулся и позвал Левона, – никто не ответил.

Возле покореженной трубы валялся включенный фонарик, Левон лежал между грудами кирпичей, будто хотел там спрятаться, он получил два сквозных ранения в грудь и, наверное, умер быстро. Сурен присел на корточки, проверил карманы Левона, документы на месте, во внутреннем кармане куртки, это хорошо, значит, его опознают и не похоронят в общей могиле вместе с другими неопознанными трупами. Сурен поднял пистолет, проверил обойму, оставалось еще четыре патрона. Один из нападавших лежал немного поодаль, он отбросил в сторону карабин, упал навзничь. Сурен посветил в лицо фонариком, это был худой человек лет тридцати пяти с длинным серым лицом, присыпанным пылью. Он открыл рот и глядел в небо остекленевшими глазами.

Второй мужчина, помоложе, был ранен в живот, он пытался отползти подальше, в темноту, спрятаться в развалинах, но силы быстро кончились, – из этой затеи ничего не получилось. Услышав шаги, он перевернулся с бока на спину, наверное, хотел что-то сказать, выпросить жизнь, разжалобить. Он приподнял голову так, что Сурен мог видеть его лицо, искаженное страхом, перепачканное кровью и пылью. Сурен добил его двумя выстрелами.

* * *

Он вернулся к разрушенному сараю, присел у костра и выкурил сигарету. Ночь наполнялась звуками и движением, где-то далеко горели костры, по дальней дороге проползли два армейских грузовика, за ними автобус, слышно было, как кто-то через мегафон отдавал короткие команды, в другой стороне замигал прожектор, он шарил по темноте, высвечивая силуэты развалин. Скоро рассветет, здесь появятся люди, возможно, много людей, но небольшой запас времени еще остается. Сурен встал, развязал руки человеку, лежавшему лицом вниз, пнул его, передернул затвор пистолета и сказал:

– Ну, живо…

Мужчина поднялся, его шатало от слабости или от страха, он взял лопату и стал копать. Иногда он останавливался, бросал быстрый взгляд за спину на Сурена и снова копал, когда лопата ударилась о доски, он сгреб землю в сторону, наклонился и поднял люк погреба, тяжелый, как могильная плита.

– Как вы узнали? – спросил Сурен.

– Не я узнал, – мужчина отряхнул пыль со штанов. – Меня позвали, я пришел.

– Как узнали?

– Разговор не сегодня пошел. Ну, кто-то пустил парашу, что он ювелир, рыжье заначил. На старость. Его давно хотели, ну, пощупать, но случая не было. И тут тряхнуло, как по заказу…

– Ну, дальше?

– Меня нашли и сказали, что старик в натуре показал место. Надо только сейф отжать.

– Что с ним сделали?

– Ну, загрубили немного, а старик кончился. У него мотор не тянул…

– Где он? Покажи.

Отошли в сторону, старик лежал за разваленной поленницей дров, лицом вниз.

– Переверни его на спину. Отойди на шаг. На колени, руки за голову.

Мужчина выполнил приказание. Сурен посмотрел на старика и не сразу его узнал, лицо от побоев сделалось одутловатым, каким-то широким, красно-синим, кисть правой руки была отрублена топором или заступом.

– Значит, мотор не тянул? – спросил Сурен.

– Это без меня было. Не я это…

Мужчина знал, что произойдет дальше и ни о чем не попросил, только всхлипнул. Сурен шагнул вперед к незнакомцу и выстрелил ему в затылок, затем спустился в подвал, бетонные стены потрескались и кое-где осыпались, полки обвалились, но к сейфу можно было подобраться без труда. Сурен посветил фонариком, набрал код, открыл дверцу, – все на месте. На верхней полке в пластиковых коробочках изделия из золота и платины с драгоценными камнями, на второй полке в коробочке из-под леденцов золотые царские червонцы, английские золотые монеты девятнадцатого века, два небольших золотых слитка. Внизу в жестяной железной коробке из-под печенья – облигации золотого займа достоинством в двадцать пять рублей, в другой коробке валюта, стянутая резинками, – две пачки долларов двадцатками.

Сурен подумал, – сложить это добро некуда. Он озирался по сторонам, – ничего подходящего, в дальнем темном углу под тряпками саквояж из натуральной кожи, старомодный пухлый чемоданчик, с такими земские врачи ездили к больным, замок работает, к нему привязан ключик. Сурен вытряхнул из саквояжа истлевшие бумаги, не разбирая, сгреб содержимое сейфа в саквояж, сверху прикрыл газетой и полотенцем. Он выбрался наверх и осмотрелся, – теперь надо уходить, костерок почти догорел, «Уазик» с включенными фарами стоял на том же месте, на востоке у горизонта небо сделалось светлее.

Он поставил саквояж на заднее сидение, положил в багажник саперную лопатку, подумал и вернулся за большой лопатой и ломом. На пути горы, хоть и невысокие, значит, могут быть и завалы. Он сел в «Ниву», повернул ключ в замке зажигания, на дальней окраине притормозил, высунулся и оглянулся назад. Над городом, которого больше не было, висело облако серо-желтой пыли, достающее до небес, утренний свет странно преломлялся в нем, дробился на мелкие блики, со стороны казалось, будто в этом пыльном облаке, как рыбы в аквариуме, плавали человеческие души.