– Есть такой образ: карлики, сидящие на плечах гигантов. Эти карлики – мы. Нам очень многое может быть видно. Мы имеем возможность посмотреть назад с высоты прожитого. Там, в прошлом, были люди, которые удивляют нас умением сочетать то, что не все из нас сегодня умеют сочетать. Например, рассуждать и верить.
Один из лучших умов мира, Блез Паскаль[2], к счастью, написал очень мало книг. Почему к счастью – потому, что с ними легко ознакомиться. Его «Мысли» прочитываются за два вечера. И как раз у него можно подсмотреть сочетание двух, казалось бы, противоположных умений: рассуждать и верить.
Так, Паскаль выводит сногсшибательную формулу, так называемое «пари Паскаля», которое сводится к тому, что верить выгодно – рассуждая строго логически.
Паскаль говорит: что теряет верующий, если он ошибся? Ничего. Он живет моральной жизнью, находит наслаждение в своей совести от исполнения хороших, правильных вещей, проживает свою жизнь, как любой другой человек, болея, страдая, но находя утешение в том, во что он верит. Потом его постигает конец, он уходит из этого мира. Допустим, он ошибся – и он попадает в некое ничто, исчезает. В чем он стратегически ошибся? Ни в чем. Он прожил свою жизнь, как все, от рождения до смерти.
В случае, если он не ошибся, что он выигрывает? Паскаль говорит: все. Он находит утешение и вечную жизнь, встречу с ранее почившими родственниками, он находит в Царствии Небесном всех тех, кого любил и знал: апостолов, пророков, Богородицу. Он находит там того Бога, в Которого он детской верой верил. Он находит все!
Теперь посмотрим на человека, отказавшегося верить. Что выигрывает неверующий, если он прав, и что он теряет, если неправ? Если неверующий прав, и там ничего нет – он ничего не выигрывает. Он проживает свою жизнь и уходит в ничто. А если он, неверующий, ошибся, то что же он потерял? Все. Он абсолютно все потерял.
Это банальное рассуждение по законам формальной логики. И его приводит не учитель математики среднеобразовательной школы, а один из блестящих умов в мировой истории.
– Но можно ли по-настоящему верить «по расчету» – только потому, что это выгодно?
– Конечно, верить только потому, что ты, проиграв «пари Паскаля», рассудил и понял выгоду веры, никто не может. И сам Паскаль не так верил. Вера – это дар Божий. Огонь веры возгревается в душе благодатью Божией. Правильная вера непременно должна рождать из себя любовь, потому что без любви все обесценивается. За веру нужно бороться, вера имеет многие стадии: пассивная вера, вера деятельная, вера, движущая горами, – разная.
И Паскаль, конечно, все это понимал. Поэтому в своих записках[3] он говорил, что к человеку приходит не Бог философов, а Бог Авраама, Исаака и Иакова.
Но это сказал философ – серьезный философ, одна из эпохальных личностей в истории человечества, и к нему невредно прислушаться.
Так что размышление вере отнюдь не противоречит. Открыть эту простейшую истину помогает знакомство с краткими биографиями верующих людей, которые в области ума – науки, прикладных, технических занятий – оставили заметнейший след. Ведь они могли рассуждать над какими-то головокружительными вещами, над такими математическими и философскими задачами, перед которыми простой человек просто отступает. И это умение не мешало им веровать. И веровать так, как верит простой человек.
– Возвращаясь от неверия к вере. Мы пришли к тому, что рассуждение вере не мешает. Что дальше? Каким мог бы быть первый шаг к обретению веры?
– Этот шаг, на самом деле, очень непростой. Первый шаг – ответить на вопрос: есть Бог или нет? Для начала просто это. Не разбираясь тут ни с кем – ни с иудеями и их «всемирным заговором», ни с мусульманами и международным терроризмом, ни с католиками и их крестовыми походами. Почему? Потому, что эти разбирательства ни к чему не приведут. В нашем засоренном сознании бродит множество мифов, которые уводят нас в сторону от простых вещей.
Если бы Паскаль с нами разговаривал, он бы с нас потребовал честного ответа на вопрос: «Ты понял, что логика не препятствует тому, чтобы склониться на сторону веры, и что, придя в храм или согласившись со мной, ты не потеряешь способность мыслить логически? Итак, скажи мне: спросил бы дальше великий философ, – есть ли Бог?»
Ответ на этот вопрос не так прост. Разум начинает виться, как змей. Вообще разум – это змей, который не ходит прямо, он вьется, змеится по земле, ползает на чреве вправо-влево.
Так, Феофан Затворник[4] говорил, что разум без Бога – это сатана, а разум с Богом – это Архангел Михаил. Разум, который с Богом, говорит: «Вонмем, станем добре, станем со страхом!»[5] Господь – Свят, и нет подобного Ему – это знает разум (тот, что с Богом), знает и смиренно склоняется перед Богом, и служит тем, чем может, во славу имени Его.
А разум без Бога – хитер, изворотлив, извилист. Конечно, у него всегда будут сомнения, и он постарается сделать так, чтоб умножить эти сомнения, оставляя за собой последнее слово. Дьявол, как осужденный преступник, всегда свое последнее слово скажет. «И все-таки я не верю и кланяться никому не буду! – что-то такое он скажет. – И ты не кланяйся!»
И слишком опираться на свой разум в вопросах веры – небезопасно. Почему? Когда так происходит, Бог из Бога Живого может превратиться для человека в «идею о Боге». Это то, что происходило в западном рациональном сознании начиная с позднего Средневековья: сначала Бог превращается в идею Бога, потом, как следствие, подвижничество замирает, целомудрие заменяется сначала легким, потом более сильным развратом, пост уступает чревоугодию, любые виды аскезы отметаются как ненужные, литургическая жизнь угасает, молитва слабеет, милостыня прекращается… Все это происходит тогда, когда вера начинает «жить» только в голове.
Что остается? Остаются только разговоры об идее Бога – уже не о Нём Самом, а о том, есть ли Он? И наконец, появляется философ, который вдруг честно и громко кричит на площади: «Мы все убили Его! Бога больше нет, Он умер!» Речь идет о Ницше. Это был очень честный крик честного человека. Ницше (который страшно закончил, в жутких муках, потеряв рассудок) воплотил в себе потерю рассудка целыми народами, целой цивилизацией. Кстати, раз уж мы о нем вспомнили, то должны сказать, что он благоговел перед Паскалем и удивлялся тому, что христианство его покорило. Сам Ницше так и не смог разрешить этого противоречия.
И у человека, всецело полагающегося только на свой разум, есть опасность пойти именно этим дьявольским путем и так никогда и не выйти к истине. Поэтому и первый шаг к вере – великое дело.
– Но как же действительно быть со всеми этими крестовыми походами и кострами инквизиции, которые зачастую первыми всплывают при разговоре о вере? Оставить их до поры до времени в стороне? Или все-таки потратить время, но разобраться с трудными вопросами истории?
– Да, по сути, приходя к вере сегодня, мы вынуждены каким-то образом пропустить через себя всю 2000-летнюю историю христианства.
Немногие делают это в начале своего пути к вере, но так или иначе христианину это делать придется. Что было в эпоху Ивана Грозного? Зачем поплыли португальские каравеллы в Японию? Почему горели костры инквизиции, горели ли они, сколько их горело? Грешнее и слабее ли сегодняшнее духовенство того, что было раньше, или люди всегда и везде одинаковы? Так или иначе, вопросы истории будут возникать и потребуют ответов.
И в своем конечном пределе задача тут такова: почувствовать христианскую историю прошедших веков как историю, которая касается меня лично, и выработать свое личное отношение к этой истории. Только не стоит забывать вот о чем: чтобы, опускаясь на дно, потом вынырнуть обратно на поверхность, нужен акваланг – надо чем-то дышать. В истории часто дышать нечем.
– Что Вы имеете в виду?
– Человеческая история – это ведь кошмарная связка различных, подчас страшных событий. Стоит углубиться в историю ГУЛАГа, или Французской буржуазной революции, или Первой мировой войны, как ты погружаешься в какое-то месиво крови, интриг, дипломатических бумаг и документов, человеческих трагедий, маленьких сломанных жизней. Жестокость описываемых событий запредельна. И так – с каждой эпохой. Невольно спросишь себя: «Как мы не умерли до сих пор, благодаря чему мы живем?! Где же смысл во всем этом?»
И это очень тяжело для человеческой души. Под такой тяжелой исторической водой долго находиться нельзя: история способна раздавить человека, который не знает о том, что есть Свет.
А Свет есть – например, в истории мучеников, истории святых и праведников, которые также есть в каждой эпохе. Хотелось бы, чтобы эти факты тоже были известны людям.
Она есть, эта светлая сторона человеческой истории. Иоанн Златоуст[6] говорил, например, что истинность исповедания Христа Богом для умеющего думать напрямую доказывается самим существованием христианской Церкви. Церковь была рождена жалким количеством бедных людей, жителей небольшой провинции Римской империи, у которых не было ни философских знаний, ни меча на поясе, ни политических связей, ни академического образования. Не было у них и опыта миссионерской работы. Кроме того, апостолы христианства принадлежали к иудеям – странному гонимому народу, который все узнают и которого все сторонятся[7]. И за краткое время своей земной жизни эта горстка учеников сумела покорить вере весь римский мир: Рах Romana, римский мир, стал Pax Christiana, миром христианским. Причем все апостолы умерли за свою веру, и умерли насильственной смертью (кроме Иоанна Богослова), не отрекшись от нее.
И Златоуст говорит: «Теперь посмотри, что произошло. Посмотри на финикийцев, на этих древних морских разбойников, – они поют псалмы! Посмотри на ливийцев, на этих жителей пустыни, – они знают, кто такой Лука, кто такой Марк, они читают пророков. Посмотри на гордых и спесивых римлян – они посыпают голову пеплом и соблюдают Великий пост. Посмотри на Дунай, на этих виноградарей, которые кривым ножом срезают виноградные кисти, – они читают молитву Иисусу Христу, когда работают в поле. Это сделало жалкое число проповедников. Все мы, собранные вместе, теперь не можем повторить даже малой доли того, что сделали они. Откуда это в них?»
«Теперь ты понимаешь, – мог бы продолжить Златоуст, – что Церковь не могла возникнуть случайно, теперь ты понимаешь, что силы им дал Христос, что такую силу может дать только Господь?»
Но это апелляция к человеку, который согласен сесть и думать.
Не нужно закрывать глаза на темные стороны церковной истории. Надо иметь готовность об этом говорить. Но говорить, не теряя из вида светлую мысль о Едином Боге, Который существует вечно, и о Сыне Его Единородном, Иисусе Христе, Который пришел в мир, и Чье имя сладко для слуха верующих. Все, что связано с Христом, очень удивительно.
Когда в мире замолкает разговор о светлой радости и о смысле жизни, о том, что нужно призывать милость к падшим и верить в Бога и Богу, то человечество, пытаясь своими силами достигнуть счастья, учиняет какой-то очередной кошмар, чтобы потом долго и с большим трудом выбираться из него. Но вера никуда не исчезает. Она может сокращаться, как шагреневая кожа, или расширяться, как мехи баяна, переходить с территории на территорию, из рухнувшей Византии в Московскую Русь, но она никуда не исчезает. Вера сохраняется.
А человечество опять продолжает жить и давать повод новым историкам изучать очередные кошмары. Вот так движется история. И от ее ужасов нужно постоянно возвращаться к светлому миру веры, спасаться в нем.
– А стоит ли человеку бросаться в эти кошмары истории, изучать их, пытаться разобраться, делать далеко идущие выводы, не имея веры?
– Нет. Человеку, для которого вера не сладка, для которого храм – закрыт, а богослужение и Священное Писание молчит, не стоит обращать свой взор в то, что называется историей.
Не имея веры, он рискует сгореть от стыда или сойти с ума, впасть в отчаяние, разувериться во всем и стать циником. Господь может человека и из этого состояния призвать – так может произойти. Как, например, это произошло у Клайва Льюиса[8], который сел в автобус атеистом, а вышел – верующим человеком (он рассказывает об этом в своей книге «Настигнут радостью»). Такое часто бывает: озарение в толпе, когда ничего вроде бы не происходит, а у человека с души вдруг словно пелена снимается. Я сам слышал ряд историй, когда люди говорят: «Едучи в метро в очередной раз, я понял, что так жить нельзя: либо я умру, либо должно что-то произойти!» И атеист, спустившийся в метро, скажем, на станции «Смоленская», на станции «Бабушкинская» выходил верующим человеком.
Но, повторюсь, искать ответы на сложные вопросы истории, не имея опоры в вере, – это тяжелый путь.
О проекте
О подписке